1 часть (1/1)

Может быть, никто из живущих в N городке не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто не бродит пешком без цели, просто так?— куда глаза глядят?— по лугам и рощам, по холмам и равнинам. Каждое лето нахожу новые прекрасные места, а в старых что-то новое.Часто прихожу на место в тихом лесу, недалеко от старого озера, и почти всегда встречаю там весну; туда же прихожу и в мрачные дни осени горевать вместе с природою. Привлекает меня к живым лиственным стенам?— воспоминание о плачевной судьбе Бориса, бедного Бориса. Ах! Я люблю те предметы, которые трогают мое сердце и заставляют меня проливать слезы нежной скорби!В паре миль от окраины города, в глубине тёмного леса, подле березовой рощицы, стоит пустая хижина, без дверей, без окон, без пола; крыша давно сгнила и обвалилась. В этой хижине лет тридцать назад жил прекрасный, любезный Борис со старушкою, матерью своею.Отец Бориса был довольно зажиточный крестьянин, ибо любил он работу, пахал хорошо землю и вел почти всегда трезвую жизнь. Но скоро по смерти его жена и сын обедняли; хлеб плохо стал расти. Они были вынуждены отдать свою землю внаем, причём за весьма небольшие деньги. К тому же бедной вдове, почти беспрестанно проливающей слезы о смерти мужа?— и крестьянки любить умеют! —?каждый день становилась слабее, а вскоре совсем не могла работать. Один Борис,?— который осталась без отца в пятнадцати лет,?— один Борис, не щадя своей нежной молодости, не щадя своей красоты, трудился день и ночь?— ткал холсты, вязал чулки, весною рвал цветы, а летом брал ягоды?— и продавал их на главной площади в N городе. Чувствительная, добрая старушка, видя то, как сын трудится, часто прижимала его к слабо бьющемуся сердцу, называла его кормильцем своим, отрадою старости своей и молила бога, чтобы он наградил его за все то, что он делает для матери. ?Бог дал мне руки, чтобы работать,?— говорил Борис,?— ты кормила меня своею грудью и ходила за мною, когда я был ребенком; теперь пришла моя очередь ходить на тобою. Перестань только крушиться, перестань плакать: слезы наши не оживят отца?. Но часто нежный Борис не мог удержать собственных слез своих?— ах! Он помнил, что у него был отец и что его не стало, но для успокоения матери старался таить печаль в сердца и казаться спокойным и веселым. —??На том свете, любезный Борис,?— отвечала горестная старушка,?— на том свете перестану я плакать. Там, говорят, будут все веселы; я, верно, весела буду, когда увижу отца твоего. Только теперь не хочу я умирать?— что с тобою без меня будет? На кого тебя оставлю? Нет, дай бог прежде пристроить тебя к месту! Может быть, скоро сыщется добрый человек. Тогда, благословя вас, милых детей моих, перекрещусь и спокойно лягу в помирать?.Прошло два года после смерти отца Бориса. Луга покрылись цветами, и Борис пришел в город N с ландышами. Молодой, хорошо одетый человек, приятного вида, встретился ему на улице. Он показал ему цветы?— и закраснелся.—?Ты продаешь их, парнишка? —?спросил он с улыбкою.—?Продаю,?— отвечал Борис.—?Цена?—?Три фунта.—?Это слишком дешево. Вот тебе двадцать пять.Борис удивилась, осмелился взглянуть на молодого человека,?— еще более закраснелся и, потупив глаза в землю, сказал ему, что он не возьмет столько денег.—?Почему же?—?Мне не нужно лишнего.—?Я думаю, что прекрасные ландыши, сорванные руками прекрасного парня, столько стоят. Но раз ты не берешь их, вот тебе три фунта. Я хотел бы всегда покупать у тебя цветы: хотел бы, чтобы ты рвал их только для меня.Борис отдал цветы, взяла три фунта, поклонился и хотел было идти, но незнакомец остановил его на руку.—?Куда же ты пойдешь, парень?—?Домой.—?А где дом твой?Борис сказал, где он живет. Сказал и пошел. Молодой человек не хотел удерживать его, может быть, для тот, что прохожие начали останавливаться и, смотря на них, коварно ухмыляться.Борис, придя домой, рассказал матери, что с ним произошло.—?Ты хорошо сделал, что не взял двадцать пять фунтов. Может быть, это был какой-нибудь дурной человек…—?Ах нет, матушка! Я так не думаю. У него такое доброе лицо, такой голос…—?Однако ж, Борис, лучше кормиться трудами своими и ничего не брать даром. Ты еще не знаешь, друг мой, как злые люди могут обидеть бедного мальчишку! Я всегда беспокоюсь, когда ты ходишь в город; я всегда ставлю свечу и молю господа бога, чтобы он сохранил тебя от всякой беды и напасти.У Бориса навернулись на глазах слезы; он поцеловал мать.На другой день нарвал Борис самых лучших ландышей и опять пошел с ними в город. Глаза его тихонько кого-то искали. Многие хотели у него купить цветы, но он отвечал, что они не продаются, и смотрел то в ту, то в другую сторону. Наступил вечер, нужно было возвратиться домой, и цветы были брошены в ближнюю речку. ?Ничьи вы!??— сказал Борис, чувствуя какую-то грусть в сердце своем.На другой день вечером сидел он под окном, прял и тихим голосом пел грустные песни, но вдруг вскочил и закричал: ?Ах!..?. Молодой незнакомец стоял под окном.—?Что с тобой случилось? —?спросила испугавшаяся мать, которая подле него сидела.—?Ничего, матушка,?— отвечал Борис робким голосом,?— я только его увидел.—?Кого?—?Того молодого человека, который купил у меня цветы.Старуха выглянула в окно. Молодой человек поклонился ей так учтиво, с таким приятным видом, что она не могла подумать о нем ничего, кроме хорошего.—?Здравствуй, добрая старушка! —?сказал он. —?Я очень устал; нет ли у тебя свежего молока?Услужливый Борис, не дождавшись ответа от матери своей?— может быть, для того, что он его знал наперед,?— побежал в погреб?— принёс чистую кружку, покрытую чистым деревом,?— схватил стакан, вымыл, вытер его белым полотенцем, налил и подал в окно, но сам смотрел в землю. Незнакомец выпил. Любой догадается, что он после этого поблагодарил Бориса и поблагодарил не столько словами, сколько взглядами. Между тем добродушная старушка успела рассказать ему о своем горе и счастье?— смерти мужа и милых свойствах сына, о его трудолюбии и нежности, и прочее и прочее. Незнакомец слушал ее со всем вниманием, но глаза его были?— нужно ли сказывать где? И Борис, робкий Борис посматривал изредка на молодого человека; но не так скоро молнии блистают и в облаке исчезают, как быстро чёрные глаза его обращались к земле, встречаясь с чуждым взором.—?Мне хотелось бы,?— сказал он матери,?— чтобы сын твой никому, кроме меня, не продавал своей работы. Таким образом, ему незачем будет часто ходить в город, и ты не принуждена будешь с ним расставаться. Я сам по временам могу заходить к вам. И тут в глазах Бориса блеснула радость, которую он тщетно скрыть хотел; щеки его пылали, как закат в ясный летний вечер; он смотрел на левый рукав свой и щипал его правой рукой. Старушка с охотою приняла это предложение, не подозревая в нем никакого худого намерения, и уверяла незнакомца, что полотно, вытканное Борисом, и чулки, вязаные Борисом, бывают очень хороши и носятся больше всяких других. Становилось темно, и молодой человек хотел уже идти.—?Да как же нам называть тебя, добрый, ласковый человек? —?спросила старуха.—?Меня зовут Теодор,?— отвечал он.—?Теодор,?— сказала тихонько Борис,?— Теодором!Он раз пять повторила его имя, как будто бы стараясь затвердить это имя. Теодор простился с ними до свидания и пошел. Борис провожал его глазами, а мать сидела в задумчивости и, взяв за руку сына своего, сказала ей: ?Ах, Борис! Как он хорош и добр! Если бы жених твой был таков!? Все сердце Бориса затрепетало. ?Матушка! Матушка! Как этому случиться? Он господин, а между крестьянами…??— Борис не договорил речи своей.Теперь читатель должен знать, что этот молодой человек, этот Теодор или Тео, как он требует себя величать, был довольно богатый господин, с изрядным разумом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным. Он вел рассеянную жизнь, думал только о своем удовольствии, искал его в светских забавах, но часто не находил: скучал и жаловался на судьбу свою. Красота Бориса при первой встрече оставила впечатление в его сердце. Он читывал романы, идиллии, имел довольно живое воображение и часто уходил мысленно в те времена, в которые, если верить стихотворцам, все люди беспечно гуляли по лугам, купались в чистых источниках, целовались, отдыхали под розами и миртами и в счастливой праздности все дни свои проводили. Ему казалось, что он нашел в Борисе то, чего сердце его давно искало. ?Натура призывает меня в свои объятия, к простым радостям?,?— думал он и решился?— по крайней мере на время?— оставить большой свет.Обратимся к Борису. Наступила ночь?— мать благословила сына свою и пожелала ему кроткого сна, но на этот раз желание ее не исполнилось: Борису спалось очень худо. Новый гость души его, образ Теодора, столь ярко ему представлялся, что он почти всякую минуту просыпался; просыпался и вздыхал. Еще до восхождения солнечного диска Борис встал, сошел на берег городской реки, сел на траве и печально смотрел на белые туманы, которые волновались в воздухе и, подымаясь вверх, оставляли блестящие капли на зеленом покрове. Везде царствовала тишина. Но скоро восходящее светило дня пробудило все вокруг: рощи, кустарники оживились, птички вспорхнули и запели, цветы подняли свои головки, чтобы напитаться тёплыми лучами света. Но Борис все еще сидел печальный. Ах, Борис, Борис! Что с тобою сделалось? До этого времени, просыпаясь вместе с птичками, ты вместе с ними веселился утром, и чистая, радостная душа светилась в глазах твоих, подобно как солнце светится в каплях росы небесной; но теперь ты задумчив, и общая радость природы чужда твоему сердцу.Между тем молодой пастух по берегу реки гнал стадо, играя на свирели. Борис устремил на него взор свой и думал: ?Если бы тот, кто занимает теперь мои мысли, рожден был простым крестьянином или пастухом. И если бы он теперь мимо меня гнал стадо свое… ах! я поклонился бы ему с улыбкой и сказал бы приветливо: ?Здравствуй, милый пастушок! Куда гонишь ты стадо? И здесь растет зеленая трава для овец, и здесь алеют цветы, из которых можно сплести венок для шляпки твоей?. Он взглянул бы на меня с видом ласковым?— взял бы, может быть, руку мою… Мечты!? Пастух, играя на свирели, прошел мимо и с пестрым стадом скрылся за ближним холмом.Вдруг Борис услышал шум весел?— взглянул на реку и увидел лодку, а в лодке?— Теодор.Все жилки в нём забились, и, конечно, не от страха. Он встал, хотел идти, но не мог. Тео выскочил на берег, подошел к Борису и?— мечта его отчасти исполнилась: ибо он взглянул на него с видом ласковым, взял его за руку… А Борис… Борис стоял с потупленным взором, с огненными щеками, с трепещущим сердцем?и не мог отнять у него руки, не мог отвернуться, когда Теодор приближался к нему с розовыми губами своими… Ах! Он поцеловал его, поцеловал с таким жаром, что вся вселенная показалась ему в огне горящею! ?Милый Борис! —?сказал Теодор. —?Милый Борис! Я люблю тебя?. И эти слова отозвались в глубине души его, как небесная, восхитительная музыка; он едва смел верить ушам своим и… Но я бросаю ручку. Скажу только, что в эти минуты восторга исчезла Борисова робость?— Тео узнал, что он любим, любим страстным новым, чистым открытым сердцем.Они сидели на траве, и так, что между ними оставалось немного места,?— смотрели друг другу в глаза, говорили друг другу: ?Люби меня!?, и два часа показались им мигом. Наконец Борис вспомнил, что мать его может о нём беспокоиться. Предстояло расставание.—?Ах, Тео! —?сказал он. —?Всегда ли ты будешь любить меня?—?Всегда, милый Борис, всегда! —?отвечал он.—?И ты можешь мне дать клятву?—?Могу, любезный Борис, могу!—?Нет! Мне не нужно клятв. Я верю тебе, Тео, верю. Неужели ты обманешь бедного Бориса? Ведь этому нельзя быть?—?Нельзя, нельзя, милый Борис!—?Как я счастлив, и как обрадуется матушка, когда узнает, что ты меня любишь!—?Ах нет, Борис! Ей не нужно ничего говорить.—?Почему же?—?Старые люди бывают подозрительны. Она вообразит себе что-нибудь плохое.—?Хорошо: нужно тебя послушаться, хотя мне не хотелось бы ничего таить от нее.Они простились, поцеловались в последний раз и обещались каждый день к вечеру видеться или на берегу реки, или в березовой роще, или где-нибудь близ Борисовой хижины, только непременно видеться. Борис пошел, но глаза его сто раз обращались к Тео, который все еще стоял на берегу и смотрел вслед за ним.Борис возвратился в хижину свою совсем не в таком расположении, в каком из нее вышел. На лице и во всех ее движениях обнаруживалась сердечная радость. ?Он меня любит!??— думал он и восхищалась сею мыслью.—?Ах, матушка! —?сказал Борис матери, которая лишь только проснулась. —?Ах, матушка! Какое прекрасное утро! Как все весело в поле! Никогда жаворонки так хорошо не пели, никогда солнце так светло не сияло, никогда цветы так приятно не пахли!Старушка, подпираясь клюкою, вышла на луг, чтобы насладиться утром, которое Борис такими прелестными красками описывал. Оно, в самом деле, показалось ей отменно приятным; любезный сын весельем своим развеселил для нее всю природу. ?Ах, Борис! —?говорила она. —?Как все хорошо у господа бога! Шестой десяток доживаю на свете, а все еще не могу наглядеться на дела господни, не могу наглядеться на чистое небо, похожее на высокий шатер, и на землю, которая всякий год новою травою и новыми цветами покрывается. Надобно, чтобы царь небесный очень любил человека, когда он так хорошо убрал для него здешний свет. Ах, Борис! Кто бы захотел умереть, если бы не было горя?.. Видно, так нужно. Может быть, мы забыли бы душу свою, если бы из глаз наших никогда слезы не капали?. А Борис думал: ?Ах! Я скорее забуду душу свою, нежели милого моего друга!?После этого Тео и Борис, боясь не сдержать слова своего, всякий вечер видели или на берегу реки, или в березовой роще, но всего чаще под тенью столетних дубов (милях трёх от хижины)?— дубов, осеняющих глубокое чистое озеро. Там часто тихая луна, сквозь зеленые ветви, серебрила лучами своими угольные волосы Бориса, которыми играли рука милого друга; часто лучи освещали в глазах нежного Бориса блестящую слезу любви, осушаемую всегда поцелуем Теодора. Они обнимались?— чисты и непорочны были их объятия.—?Когда ты,?— говорил Борис Тео,?— когда ты скажешь мне: ?Люблю тебя, друг мой!?, когда прижмешь меня к своему сердцу и взглянешь на меня умильными своими глазами, ах! тогда бывает мне так хорошо, так хорошо, что я себя забываю, забываю все, кроме?тебя. Чудно! Чудно, мой друг, что я, не знав тебя, мог жить спокойно и весело! Теперь мне это непонятно, теперь думаю, что без тебя жизнь?— не жизнь, а грусть и скука. Без глаз твоих темен светлый месяц; без твоего голоса скучен соловей поющий; без твоего дыхания ветерок мне неприятен.Теодор восхищался своим пастушенком?— так называл он Бориса?— и, видя, как он любит его, нравился сам себе больше. Все блестящие забавы большого света представлялись ему ничтожными в сравнении с теми удовольствиями, которыми страстная дружба невинной души питала сердце его. С отвращением помышлял он о презрительном сладострастии, которым прежде упивались его чувства. ?Я буду жить с Борисом, как брат с братом,?— думал он,?— не употреблю во зло любви его и буду всегда счастлив!?. Безрассудный молодой человек! Знаешь ли ты свое сердце? Всегда ли можешь отвечать за свои движения? Всегда ли рассудок есть царь чувств твоих?Борис требовал, чтобы Тел чаще посещал мать его. ?Я люблю ее,?— говорил он,?— и хочу ей добра, а мне кажется, что видеть тебя есть великое благополучие для неё?. Старушка в самом деле всегда радовалась, когда его видела. Она любила говорить с ним о покойном муже и рассказывать ему о днях своей молодости, о том, как она в первый раз встретилась с милым своим Ромочкой, как он полюбил ее и в какой любви, в каком согласии жил с нею. ?Ах! Мы никогда не могли друг на друга наглядеться?— до самого того часа, как лютая смерть подкосила ноги его. Он умер на моих руках!??— Теодор слушал ее с непритворным удовольствием. Он покупал у нее Борисову работу и хотел всегда платить в десять раз дороже назначаемой ею цены, но старушка никогда не брала лишнего.Таким образом прошло несколько недель. Однажды вечером Тео долго ждал своего Бориса. Наконец пришел он, но так невесел, что молодой человек испугался; глаза его от слез покраснели.—?Борис, Борис! Что с тобой стряслось?—?Ах, Теодор! Я плакал!—?Почему? Что такое?—?Я должен сказать тебе все. За меня сватается невеста, дочь богатого крестьянина из соседней деревни; матушка хочет, чтобы я за неё вышел.—?И ты соглашаешься?—?Жестокий! Можешь ли ты об этом спрашивать? Да, мне жаль матушки; она плачет и говорит, что я не хочу ее спокойствия, что она будет мучиться при смерти, если не выдаст меня при замуж. Ах! Матушка не знает, что у меня есть такой милый друг!Тео целовал Бориса, говорил, что его счастье дороже ему всего на свете, что по смерти матери он возьмет его к себе и будет жить с ним неразлучно, в деревне и в дремучих лесах, как в раю.—?Однако ж тебе нельзя быть моим мужем! —?сказал Борис с тихим вздохом.—?Почему же?—?Я крестьянин.—?Ты обижаешь меня. Для твоего друга важнее всего душа, чувствительная, невинная душа, и Борис будет всегда ближайшем к моему сердцу.Он бросился в его объятия?— и в этот час надлежало погибнуть невинности!Теодор чувствовал необыкновенное волнение в крови своей?— никогда Борис не казался ему столь прелестным?— никогда ласки не трогали его так сильно?— никогда поцелуи не были столь пламенны?— он ничего не знал, ничего не подозревал, ничего не боялся; мрак вечера питал желания; ни одной звездочки не сияло на небе; никакой луч не мог осветить заблуждения. Тео чувствует в себе трепет?— Борис также, не зная отчего?— не зная, что с ним делается… Ах, Борис, Борис! Где ангел-хранитель твой? Где?— твоя невинность?Заблуждение прошло в одну минуту. Борис не понимал чувств своих, удивлялся и спрашивал. Теодор молчал?— искал слов и не находил их. ?Ах, я боюсь,?— говорил Борис,?— боюсь того, что случилось с нами! Мне казалось, что я умираю, что душа моя… Нет, не могу сказать этого. Ты молчишь, Тео? Вздыхаешь?.. Боже мой! Что такое??. Между тем блеснула молния и грянул гром. Борис весь задрожал. ?Тео, Тео! —?сказал он. —?Мне страшно! Я боюсь, чтобы гром не убил меня, как преступника!? Грозно шумела буря, дождь лился из черных облаков, казалось, что природа сетовала о потерянной Борисом невинности. Теодор старался успокоить Бориса и проводил его до хижины. Слезы катились из глаз Бориса, когда он прощалась с ним. ?Ах, Теодор! Уверь меня, что мы будем по-прежнему счастливы!?. ?Будем, Борис, будем!??— отвечал он. ?Дай бог! Мне нельзя не верить словам твоим: ведь я люблю тебя! Только в сердце моем… Но полно! Прости! Завтра, завтра увидимся?.Свидания их продолжались; но как все переменилось! Тео не мог уже доволен быть одними невинными ласками своего Бориса?— одними его любви исполненными взорами?— одним прикосновением руки, одним поцелуем, одними чистыми объятиями. Он желал больше, больше и, наконец, ничего желать не мог. А кто знает сердце свое, кто размышлял о свойстве нежнейших его удовольствий, тот, конечно, согласится со мною, что исполнение всех желаний есть самое опасное искушение любви. Борис не был уже для Теодора тем ангелом непорочности, который прежде появлялся в его воображение и восхищал душу. Платоническая любовь уступила место таким чувствам, которыми он не мог гордиться и которые были для него уже не новы. Что до Бориса, то он, совершенно ему отдавшись, им только жил и дышал, во всем повиновался его воле и в удовольствии его полагал свое счастье. Он видел в нем перемену и часто говорил ему: ?Прежде бывал ты веселым, прежде бывали мы счастливее, и прежде я не так боялся потерять любовь твою.? Иногда, прощаясь с ним, Теодор говорил ему: ?Завтра, Борис, не могу с тобою увидеться: у меня есть важное дело?. И всякий раз при этих словах Борис вздыхал.Наконец, пять дней подряд он не видал Тео и был в величайшем беспокойстве; на шестой пришел он с печальным лицом и сказал ему: ?Любезный Борис! Мне должно на несколько времени с тобою проститься. Ты знаешь, что у нас война, я в службе, полк мой идет в поход?. Борис побледнел и едва не упал в обморок.Теодор ласкал его, говорил, что он всегда будет любить милого Бориса и надеется по возвращению уже никогда с ним не расставаться. Долго молчал Борис, потом залился горькими слезами, схватил руку его и, взглянув на него со всею нежностью любви, спросил: ?Тебе нельзя остаться??—?Могу,?— отвечал он,?— но только с величайшим бесславием, с величайшим пятном для моей чести. Все будут презирать меня; все будут гнушаться мною, как трусом, как недостойным сыном отечества.—?Ах, раз так,?— сказал Борис,?— то поезжай! Но тебя могут убить.—?Смерть за отечество не страшна, любезный Борис.—?Я умру так скоро, как тебя не станет на свете.—?Но зачем это думать? Я надеюсь остаться жив, надеюсь возвратиться к тебе, моему другу.—?Дай бог! Дай бог! Каждый день, каждый час буду о том молиться. Ах, для чего не умею ни читать, ни писать! Ты бы уведомлял меня обо всем, что с тобою случится, а я писал бы к тебе?— о слезах своих!—?Нет, береги себя, Борис, береги для друга своего. Я не хочу, чтобы ты без меня плакал.—?Ты?— жестокий человек! Ты думаешь лишить меня и этой отрады. Нет! Расставшись с тобою, разве тогда я перестану плакать, когда высохнет сердце мое.—?Думай о приятной минуте, когда опять мы увидимся.—?Обязательно буду, буду думать о ней! Ах, вот бы она пришла скорее! Любезный, милый Тео! Помни, помни свою бедного Бориса, который любит тебя больше себя!Но я не могу описать всего, что они при том случае говорили. На другой день надлежало быть последнему свиданию.Теодор хотел проститься и с матерью Бориса, которая не могла от слез удержаться, слыша, что ласковый, пригожий господин ее должен ехать на войну. Он принудил ее взять у него несколько денег, сказав: ?Я не хочу, чтобы Борис в мое отсутствие продавал работу свою, которая, по уговору, принадлежит мне?. Старушка осыпала его благословениями. ?Дай господи,?— говорила она,?— чтобы ты к нам благополучно возвратился и чтобы я тебя еще раз увидела в этой жизни! Может мой Борис к тому времени найдет себе невестку по мыслям. Как бы я благодарила бога, если б ты приехал к его свадьбе! Когда же у Бориса будут дети, знай, господин, что ты должен крестить их! Ах! Мне бы очень хотелось дожить до этого!?. Борис стоял подле матери и не смел взглянуть на нее. Читатель легко может вообразить себе, что он чувствовал в эту тяжёлую минуту.Но что же чувствовал он тогда, когда Теодор, обняв его последний раз, и в последний раз прижав к своему сердцу, сказал: ?Прости, Борис!? Какая трогательная картина! Утренняя заря, как алое море, разливалась по восточному небу. Тео стоял под ветвями высокого дуба, держа в объятиях своего бледного, томного, горестного друга, который, прощаясь с ним, прощалась с душою своею. Вся природа пребывала в молчании.Борис рыдал?— Тео плакал, оставил его. Борис упал, встал на колени, поднял руки к небу и смотрел на Теодора, который удалялся далее, далее?и наконец скрылся. Воссияло солнце, и Борис, оставленный, бедный, лишился чувств и памяти.Он пришел в себя?— и свет показался ему уныл и печален. Все приятности природы скрылись для него вместе с любезным его сердцу. ?Ах! —?думал он. —?Для чего я остался в этой пустыне? Что удерживает меня лететь вслед за милым Тео? Война не страшна для меня; страшно там, где нет моего друга. С ним жить, с ним умереть хочу или смертью своею спасти его драгоценную жизнь. Постой, постой, любезный! Я лечу к тебе!? Уже хотел он бежать за Теодором, но мысль: ?У меня есть мать!??— остановила его. Борис вздохнул и, преклонив голову, тихими шагами пошел к своей хижине.?С этого часа дни его были днями тоскливыми и горестливыми, которые надлежало скрывать от нежной матери. Только облегчалось сердце, когда Борис, уединяясь в густоте леса, мог свободно проливать слезы и стонать о разлуке с милым. Но иногда?— хотя весьма редко?— златой луч надежды, луч утешения освещал мрак его скорби. ?Когда он возвратится ко мне, как я буду счастлив! Как все переменится!? От сей мысли прояснялся взор его, щеки освежались, и Борис улыбался, как майское утро после бурной ночи. Так прошло около двух месяцев.В один день Борис должен был идти в город N, затем чтобы купить розовой воды, которою мать его лечила глаза свои. На одной из больших улиц встретилась ему великолепная карета, и в этой карете увидел он?Теодора. ?Ах!??— закричал Борис и бросился к нему, но карета проехала мимо и поворотила на двор. Теодор вышел и хотел уже идти на крыльцо огромного дома, как вдруг почувствовал себя?в объятиях Бориса. Он побледнел потом, не отвечая ни слова на его восклицания, взял его за руку, привел в свой кабинет, запер дверь и сказал ему: ?Борис! Обстоятельства переменились; я должен жениться; ты должен оставить меня в покое и для собственного своего спокойствия забыть меня. Я любил тебя и теперь люблю, то есть желаю тебе всякого добра. Вот тысяча фунтов?— возьми их,?— он положил ему деньги в карман,?— позволь мне поцеловать тебя в последний раз, и иди домой?. Прежде чем Борис мог опомниться, Тео вывел его из кабинета и сказал слуге: ?Проводи этого мальчишку со двора?.Сердце мое обливается кровью в эту минуту. Я забываю человека в Теодоре, готов проклинать его, но язык мой не движется, смотрю на небо, и слеза катится по лицу моему. Ах! Для чего пишу не роман, а печальную быль?Итак, Теодор обманул Бориса, сказав ему, что он едет в армию? Нет, он в самом деле был в армии, но, вместо того чтобы сражаться с неприятелем, играл в карты и проиграл почти все своё имение. Скоро заключили мир, и Тео возвратился в N городишко весь в долгах. Ему оставался один способ исправить свои обстоятельства?— жениться на пожилой богатой вдове, которая давно была влюблена в него. Он решился на это и переехал жить к ней в дом, посвятив искренний вздох Борису своему. Но все это может ли оправдать его?Борис очутился на улице и в таком положении, которого никакое перо описать не может. ?Он… он выгнал меня? Он любит другого человека? Я погиб!??— вот его мысли, его чувства! Жестокий обморок перервал их на время. Одна добрая женщина, которая шла по улице, остановилась над Борисом, лежавшем на земле, и старалась привести его в чувства. Несчастный открыл глаза, стала с помощью той доброй женщины, поблагодарил ее и пошел, сам не зная куда. ?Мне нельзя жить,?— думал Борис,?— нельзя!.. О, если бы упало на меня небо! Если бы земля поглотила бедного!.. Нет! небо не падает; земля не колеблется! Горе мне!? Он вышел из города и вдруг увидел себя на берегу глубокого пруда, под тенью древних дубов, которые за несколько недель перед тем были безмолвными свидетелями его восторгов. ТО воспоминание потрясло его душу; страшнейшее сердечное мучение изобразилось на лице его. Но через несколько минут погрузился он в некоторую задумчивость, осмотрелся вокруг себя, увидел дочь своего соседа (пятнадцатилетнюю девчушку), идущую по дороге. Кликнул ее, вынул из кармана тысячу фунтов и, подавая ей, сказал:—?Любезная Анюта, любезная подружка! Отнеси эти деньги к матушке. Они не краденые, скажи ей, что Борис виноват, что я таил от нее любовь свою к одному жестокому человеку, к Т… На что знать ей его имя? Скажи, что он изменил мне. Попроси, чтобы она меня простила, бог будет ее помощником, поцелуй у нее руку так, как я теперь твою целую. Скажи, что бедный Борис велел поцеловать ее. Скажи, что я…Тут он бросился в воду. Анюта закричала, заплакала, но не могла спасти его, побежала в деревню. Собрались люди и вытащили Бориса, но он был уже мертв.Таким образом закончила жизнь свою прекрасная душа и тело. Когда мы там, в новой жизни, увидимся, я узнаю тебя, нежный Борис!Его погребли близ пруда, под мрачным дубом, и поставили деревянный крест на его могиле. Тут часто сижу в задумчивости, оперевшись на чистилище праха Бориса; в глазах моих струится пруд, а надо головою шумят листья. Мать Бориса услышала о страшной смерти сына своего, и кровь ее от ужаса охладела, а глаза навек закрылись.?Хижина опустела. В ней воет ветер, и суеверные граждане, слыша по ночам тот шум, говорят: ?Там стонет мертвец: там стонет бедный Борис!?Теодор был до конца жизни своей несчастлив. Узнав о судьбе Бориса, он не мог утешиться и почитал себя убийцею. Я познакомился с ним за год до его смерти. Он сам рассказал мне эту историю и привел меня к могилке Бориса. Теперь, может быть, они уже счастливы.