I'm just trying to get it right (1/1)

Клён зеленел, но ронял на землю покрасневшие вертолетики и засохшие листики и качал тяжёлыми ветвями, стучась в оконное стекло. Небо закрывали серые тучи с рваными краями, похожие на свалявшуюся и грязную вату, но дождя не было. Не было и солнца, непривычная прохлада дула и била по кленовым ветвям. Давно отцвели розовые и сиреневые люпины, вместо нежных цветков торчали колосом пушистые стручки.Конец июля пятнадцатого года обещал аномальную жару, но до этого есть дело только фермерам и прочим предпринимателям. Ну, и людям, у которых нет кондиционера.Жёлтый пластик с рифлением оставлял на коже темно-красные полоски от сильного сжимания. Большой палец давит на чёрный рычажок, несколько щелчков, и ладонь расслабляется. Рукав на левом предплечье был закатан до локтя, поперёк синеватой выпуклой линии вены виднелись три полосы?— одна уже бледная, две других более коротких, на них ещё бурели коросты. Острый металл касается кожи, я одергиваю руку. Сжимаю левую ладонь в кулак, вена становится ещё виднее. Провожу линию выше к запястью, остаётся белая полоска.Закусив нижнюю губу, я снова вдавливаю лезвие в кожу, зная, что, как обычно, не справлюсь.Просто оставлю царапину, не будет ни капли крови. Я испугаюсь, отброшу нож в сторону. Обхвачу предплечье рукой, закрывая царапину, зажмурюсь. Слёзы снова потекут по уже проторенным путям вниз по щекам, прячась и высыхая в бороде, которую я в последнее время не успеваю подравнивать. Всю ночь рука будет ныть и болеть, а наутро я обнаружу новую узкую полоску поперек голубой линии. И сколько бы я не носил футболок и рубашек с коротким рукавом, никто их не замечает, не видит, но царапины есть, они не уходят, и я продолжу делать их снова и снова, проходя через этот бесконечный круг страха перед болью. До тех пор, пока кто-то не увидит и не заставит обратиться за помощью.А, может, ты это уже увидел, чёрт разберёт, на что направлен твой взгляд за этими тёмными стёклами. Только ты молчишь, и я в растерянности. Я не понимаю, чего ты хочешь, что тебе нужно, я теряюсь и начинаю во всём сомневаться. Я боюсь того, что с тобой может случиться, этот страх течёт в моих жилах вместе с моей беспомощностью. Кровь не льётся, и выхода для этого страха нет, он вращается по кругу, парализуя моё тело. Я всё больше не способен понять тебя, всё больше боюсь тебя потерять.А ты продолжаешь молчать, поджимая губы. И я так же молча кричу тебе, что ничего не в порядке, как мы с тобой негласно условились не замечать. Терпеть и молчать, ждать и надеяться, я устал, устал страдать от своих мыслей, от своих ожиданий и разочарований.Феникс говорит, что мы все изменились и, наверно, к лучшему, особенно ты, но я не вижу разницы. Всё плохо, и я делаю лишь хуже, пытаясь исправить то, что делал или не делал годами. Я не вижу твоих глаз, не вижу ответа, не вижу результата, и продолжаю думать, что всё идёт ко дну.Нужна ли тебе моя поддержка? Нужны ли тебе мои слова? Нужно ли тебе вообще знать, что я беспокоюсь о тебе? Я не знаю, а ты молчишь.Зелёный кленовый лист упал на подоконник и тут же слетел вниз, гонимый ветром дальше от родного дерева. Отойдя от окна, я положил нож обратно в органайзер на рабочем столе, попутно задевая его немеющей рукой. Бах! Карандаши и ручки посыпались со стола на пол, теряясь в проводах от аппаратуры.Ну, теперь придётся поднимать и складывать всё на место. А, впрочем, неважно, пусть лежат.В студии бардак, и я специально никого сюда не впускаю. Только здесь я чувствую стихию, которая наводит на необходимые мысли. Во время записи предыдущего альбома здесь всё было прибрано, только на стенах по-детски болтались старые плакаты с рок-группами прошлого столетия. Ну, и я сидел на подоконнике, маша руками под Refused.Сейчас подоконник абсолютно пуст, это единственное чистое место в студии. Даже гитары стоят не в стойке, а валяются на полу и диване. Провода спутаны, между ними затеряны листы бумаги в клетку?— мои черновики. Этот случайный хаос ввергает меня в транс, я просто стою посреди студии, опустив голову и прикрыв глаза, и дышу… Стараюсь дышать глубоко, в такт с пульсацией горящей от порезов руки. Я слышу, как течёт кровь внутри меня, отдаваясь эхом в черепной коробке. Тишина.Просто единение с самим собой. Пытаюсь нащупать ту порванную ниточку, с которой всё началось. Вслепую пытаюсь связать два конца парализованными пальцами, нить выскальзывает из рук, и я начинаю сначала… Хм, интересная мысль, надо записать.Вырываю листок из блокнота, чьё перманентное состояние?— это лежание на столе. Хватаю с того же стола уцелевший карандаш, царапаю через голубые клетки слова, всплывающие в голове.Крик… Кричу… Кричу сам на себя, да? Я ведь так и делаю, всё время, при каждой допущенной ошибке. И при этом ничего не меняется, я не становлюсь лучше или хуже. Уличаю себя в проступке, который сам же и совершил.Парализован… Ничего не меняется, что бы я не хотел сделать. Всё пущено на самотёк, и я не в силах что-либо изменить.Секундная стрелка наручных часов издаёт противное тиканье, не попадая в ритм с пульсацией, которую я слышу. С вибрацией, прожигающей меня насквозь, с ритмом, под который я закрываю глаза и слышу, как ты поёшь эти строчки. Хотя нет, нескладно получается. Придётся заменять, надо меньше звуков, режущих уши. Чтобы слова не падали камнем на землю, не обретя крыльев. Чтобы они ручьём журчали в потоке голоса, переливаясь и искрясь, как драгоценные камни.Каждое слово твоё, как изящная острая стрела, пронзающая сердца. И только ты можешь так искусно оттачивать грубые обрубки моих текстов. Но я не хочу, чтобы ты пел о моей боли, чтобы ты примерял на свой скелет мою израненную и продранную кожу.С силой сжимаю несчастный листок в руке, карандаш лишь марает бумагу. Меня озаряет, бросаюсь к столу, чудом не запнувшись за лежащий провод и быстрым почерком чиркаю строчки четыре. Грифель замер на кончике буквы t, я не смею двинуть рукой, пытаясь запечатлеть мысль прежде, чем она уйдёт.Пульс всё сильнее бьётся на запястье, перерастая в сумасшедшее пульсирование по всему телу, я закрываю глаза, безуспешно пытаясь унять болезненное тюканье в висках, отдающееся в череп. Вибрация в воздухе оглушает, я уже не могу открыть глаза, и вообще пошевелиться.Острый конец грифеля с треском обламывается.—?Майк! Майк! —?голоса взывают, звенят внутри моей головы миллионами струн и клавиш, и я не могу определить, где истинная мелодия, за которую я должен ухватиться.—?Майк! Ты слышишь меня? —?совсем близко та самая нота, я протягиваю руку, чтобы дотронуться, но она ускользает вдаль, и я вновь встаю перед сплошной стеной из звуков.—?Майк! Отзовись! —?я с тихим рычанием продираюсь сквозь кричащую темноту, чувствую, как сильно и громко стучит моё сердце, перебивая диссонанс звучащих нот. Открываю глаза и резко вдыхаю, словно вынырнул из-под воды. Стук в дверь был громким и требовательным.—?Майкл Кенджи Шинода, вы изволите голос подать? —?голос Энн отдавал раздражением. Я медленно оглянулся на дверь, в пальцах неприятно покалывало.—?Дорогая, я занят,?— тихо отозвался я, едва слыша свой голос. До двери пришлось бы долго идти, поворачивать ключ в замке, а я устал, я сильно измотан сейчас мыслями и поисками. Стук не убавился, а стал ещё сильнее.Ранка на предплечье некрасиво набухла, выставив узкий бледно-красный шов. Прижав внутреннюю сторону руки к боку, я всё же подошёл к двери, не без труда открыл замок и встал в проходе так, чтобы не было видно хаоса в студии.—?Я же сказал, что я работаю,?— я сделал недовольную гримасу, придерживая дверь плечом. —?Что случилось?—?Тебе Брэд звонил,?— такая же хмурая Анна протянула мне телефон. Я взял его свободной рукой и положил в карман.—?Чего хотел?—?Он сказал, что заедет,?— жена отшагнула назад к противоположной стене. С улицы послышался длинный автомобильный гудок. —?Ну, или уже приехал.—?Но…—?Но он звонил полчаса назад, до тебя не докричаться. Я открою.Я проводил её взглядом и закрыл дверь, тяжело вздохнув. Я не был готов впустить кого-либо в свою обитель, здесь слишком напряжённая атмосфера, я только-только настроил все невидимые струны. Вдохновение всё ещё висело где-то, застряло на обломанном кончике карандаша.На изрядно смятом листке я обнаружил даже не строчки, а просто набор ключевых слов, которые вряд ли можно как-то соединить. ?Победа?, ?проигрыш?, ?ложь?, ?правда?, ?крик?, ?паралич?. Я неуверенно соединил линиями противоположные друг другу слова, ещё раз вздохнул и закрыл глаза.Нить потеряна.Брэд вошёл в комнату достаточно тихо, но я не хотел оборачиваться к двери.—?Ну и бардак… —?он неспеша обошёл комнату, поднимая с пола мой Страт и огорчённо вздыхая. —?Лак треснул… Совсем инструменты не бережёшь.Я молчал, всё так же плотно смыкая веки.—?Как ты докатился до такого, а, Шинода? —?Дэлсон дошёл до дальнего угла, где сиротливо лежала брошенная Наварро. Спихнув на пол часть барахла, он сел на диван и начал настраивать гитару.—?Не трогай, а то после твоих настроек невозможно играть,?— я обернулся на жалобный писк струны. —?Ты слишком туго натягиваешь, поэтому и меняешь на своей струны каждые полгода.—?Да они у тебя в хлам разболтанные! —?Брэд возмутился, но поставил гитару в стойку. —?А теперь отвечай, почему не выходишь на связь.—?Творческий процесс,?— я отвернулся от слишком пристального и непроницаемого взгляда.—?В таком хаосе?—?Мне нужна именно такая атмосфера, понимаешь?—?Постой,?— Дэлсон махнул рукой. —?Ты никогда особой любовью к творческому беспорядку не отличался, но сейчас превзошёл все рекорды…—?Это ты постой! —?я резко развернулся. —?Может, предыдущий альбом мы и записывали в более упорядоченной атмосфере, но сейчас мне нужно именно это! —?экспрессивно взмахнув руками, я едва сдержался и не зашипел от резкой боли и жжения возле шрамов. Брэд и глазом не моргнул?— очевидно, не заметил.—?А ещё обстановка говорит о внутреннем состоянии,?— он поднялся с места, вновь заглядывая в мои глаза. —?Пора бы уже навести порядок на душе, Майк.Несмотря на то, что он не замечает внешних признаков, Брэд всегда смотрит в самый корень. Да, я вынужден жить с вихрем внутри себя, и я не помню, когда бы я не чувствовал беспокойства и смятения.Но он неправ. Кому нужны чёртовы порядок и чистота, когда следом за балансом и гармонией приходят бессмысленность и деградация? Внутреннее неудовлетворение и раздражение?— самый мощный стимул, чтобы работать. Чтобы творить. Чтобы писать эту чёртову музыку, эти чёртовы стихи, которые я не могу сложить из случайных слов.—?Не лезь в мою душу,?— прошипел я, медленно отталкивая от себя друга. Дэлсон растерянно заморгал. —?Мне не нужна твоя помощь, слышишь? Психологический сеанс себе я не заказывал.—?Ты из-за этого затормозил работу в общей студии?—?Я ещё раз сказал, даже не пытайся залезть мне под кожу!Я всё время совершаю ошибки. Я всё время разрушаю то, что пытаюсь удержать в своих руках. Я медленно отравляю жизнь себе и близким, затягивая своими же руками петли вокруг чужих шей.Брэд постоял ещё несколько секунд, после чего молча быстрым шагом вышел из студии, постаравшись как можно тише закрыть дверь. Я готов был поклясться, что уже в коридоре он набирал номер кого-то из группы, чтобы сообщить о том, что я не иду на контакт.И мне сейчас почему-то абсолютно всё равно на это.Я знаю, что зашёл слишком далеко.***—?Помнишь про пари с Фениксом?—?Ещё бы, такое забудешь…—?Уже через месяц марафон, кажется.—?Да, Майк, я в курсе. Прямо сейчас на тренировку иду.—?Я тебя поддержать хотел, неблагодарный…—?Заткнись, а?—?Ты первый позвонил.—?Ты всё равно самое раздражительное существо во Вселенной.—?Ой, да неужели, решил уступить мне свой трон?—?Шинода, хватит уже, а?—?Всё, всё, молчу.—?Не слышу.Я послушно замолк, слушая твоё прерывистое от ходьбы дыхание в трубке. Кажется, ты вообще вёл этот разговор на автомате, даже не заметил, как я прекратил говорить. Слышу шум проезжающих рядом машин, слышу, как ты перебегаешь дорогу и как тебе вслед сигналит машина. Кажется, я на несколько мгновений перестал дышать, пытаясь представить обстановку вокруг тебя.—?Почему не взял такси? —?тихо спросил я, боясь нарушить тишину со своей стороны.—?Ты всё ещё здесь? —?удивлённо звучит твой голос. Ты замедлился, снова срывая дыхание.—?Куда же я денусь, по-твоему?—?К чёртовой матери. Всё, до скорого.Короткие гудки. Чувствую, как болезненно першит в горле, не сразу замечаю, что по щекам текут слёзы, как появляется комок в горле, мешающий дышать. Упираю ладонь в оконное стекло, сжимаю её в кулак и зажмуриваюсь, чтобы задержать слёзы и не дать им течь дальше. Вторая рука тянется к столу, я уже не пытаюсь себя одёрнуть. Органайзер беспомощно валялся под столом, запутавшись в проводах вместе с канцелярским ножом.Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Предплечье всё ещё болит от последнего шрама, уже затянувшегося бурой корочкой. Всё ещё болит горло от удушающих слёз и сдерживаемых всхлипов. Всё ещё кругом голова.Всё ещё где-то здесь валяется листок, где я сформировал случайные слова в строчки, ещё сильнее запутав себя неопределённостью.Я просто пытаюсь привести всё в порядок. Я больше не хочу быть наполовину проигравшим и наполовину победителем, я устал.Хватит молчать, Честер, хватит, я больше не могу молчать.Только клён за окном запомнит меня таким. Таким разбитым и полностью уничтоженным.Завтра я должен появиться в нашей студии, чтобы принести наработки, которых нет. Ну, как нет, есть несколько мелодий и просто набор слов на листке. И сейчас я как никогда раньше желаю, чтобы один из нас снова опоздал.