Кафка решает умереть? (1/1)

На взгляд Итошики Нозому, утро первого дня Золотой недели выдалось самым лучшим из всех, что он мог себе представить. Свежий после ночного дождя воздух, безлюдная аллея с распускающейся сакурой... Итошики поправил петлю на шее так, словно это был галстук за десять тысяч йен, поднял с земли волочащийся конец веревки и направился к давно облюбованному дереву. Настроение у него было отличное.Но, дойдя до нужного места, хорошо обозреваемого со всех сторон, Итошики был изрядно удивлен поджидавшему его там сюрпризу.— Доброе утро, учитель! — вежливо поздоровался сюрприз и с улыбкой покачался на табурете.— Доброе утро, Кафка, — согласился Итошики.— Как мы с вами удачно встретились, — сказала Кафка. — Присоединитесь?— Я могла бы подумать, что это похоже на свидание, учитель, если бы не наша любовь, — раздавшийся из-за спины голос заставил Итошики подпрыгнуть на месте.— И ты здесь! — возопил Итошики.— Конечно, — Матой сдержано улыбнулась. — Учитель, вы забыли табурет — я принесла.Итошики посмотрел на табурет в руках Матой, потом на точно такой же, но под ногами у Кафки, и его посетило смутное сомнение в происходящем.— А что ты тут делаешь в такой прекрасный весенний день? — аккуратно поинтересовался он у Кафки. — Воздух напоен ароматами юности, любви и... Это моё место, в конце концов! — Юридически вы не правы, учитель! — Каэре была одета в непристойно короткую юбку, а пуговицы на блузе оказались расстегнуты чуть больше, чем того позволяли правила приличия. — Но речь не о юридическом праве, а о традиции! — возмутился Итошики. — Никто не думает о традиции! Всем давно наплевать! Они не понимают, какой глубокий смысл кроется за набором простых действий! — Да, вы правы, — сказала Матой, смиренно опуская глаза и поправляя оби. — К примеру, женщины отошли от традиционных отношений, в которых мужа принято возводить в ранг повелителя и бога, и поставили своих возлюбленных на один уровень с собой. Это привело к увеличению недопонимания, семейным ссорам и, в конечном счете, разводам.— О! — оторвавшись от чтения, встрепенулась Харуми. — Конечно! Традиция! Традиция верности вассала своему сюзерену! Бушидо и путь воина. Мужчины, живущие вместе, вверяющие друг другу жизни... О, эта прекрасная традиционная любовь, считающаяся теперь порочной!Безусловно, её воображение в тот момент рисовало картины самого что ни на есть фривольного характера.— В другой раз, — попросила Чири.— Из-за несоблюдения традиций Марии пришлось покинуть свой дом в далекой Африке.— Кстати, вы тоже! — возмутился Итошики. — Что вы все тут делаете?— Мы шли гулять, учитель, — резонно объяснила Чири. — Отдавали долг традиции. — Да, кстати... — Кафка оптимистично покачалась на табурете. — Ещё множество прекрасных традиций продолжают поддерживать и в наше время. К примеру, мы всё ещё едим мандарины и сидим вместе за котацу зимой. И на праздники ходим в храмы. И собираемся с друзьями для того, чтобы наблюдать цветение сакуры. Это значит, что старые традиции поощряют в нас любовь к семье и близким. Разве это не замечательно?— Да, конечно, Кафка, — Итошики смерил её взглядом. — Но я всё же хочу понять, почему сегодня ты стоишь под моей сакурой с петлей на шее... На этом месте должен быть я!— А? — удивилась Кафка. — Ну, это...— Действительно, Кафка, это очень странно, — покачала головой Чири. — Я нахожу это нелогичным.— Нелогичным? Что есть логичность? — схватился за голову Итошики. — Логично ли думать, что чья-то смерть может принести облегчение знакомым? Логично ли надеяться, что смерть принесет успокоение и избавит от проблем? Логично ли совершать самоубийство?— Логично ли надеяться, что возлюбленный раскается за свои прегрешения над остывающим трупом?— Логично ли совершить двойное самоубийство, если любовь взаимна, но непонята обществом?— Логично ли было выгонять Марию из её соломенного дома?— Я засужу вас! — отчеканила Каэре. — Я засужу вас за то, что портите мне психику трупами, развешанными на сакуре! Это непозволительно!— Я в отчаянии! — Итошики картинно упал на колени, схватившись руками за голову. — Пытающаяся повеситься Кафка повергает меня в пучины отчаяния!— Ну, вообще-то... — Кафка вынула голову из петли и уселась на корточки, не слезая с табурета. — Я не собиралась вешаться. — Нет? — удивился Итошики. — Тогда зачем ты заняла моё место?— Просто я подумала, — Кафка склонила голову набок и посмотрела вверх, — что, возможно, не всё понимаю, и мне не стоило отговаривать вас от суицида. Или, что тоже возможно, в подобном времяпрепровождении есть какое-то удовольствие. Я подумала — что, если я мешаю вам?— И? — спросил Итошики.— И я решила поставить себя на ваше место, — объяснила Кафка. — Но просто представить у меня не получилось, и тогда я пришла сюда с веревкой и табуретом. — Для наглядности? — уточнила Чири.— Да! — согласилась Кафка. Итошики окончательно уселся на землю и поправил очки.— И что ты решила, Кафка? — вздохнул он.— Мне не очень понравилось, — призналась Кафка. — Но... Как бы объяснить?Задумавшись, она приложила палец к губам и оглядела присутствующих.— Сначала, когда я только пришла, было очень здорово, — начала она. — Цветущие деревья, прекрасная погода, свежий ветер, раскачивающий веревку с петлей на конце... Но потом мне стало очень грустно.— Почему? — спросила Чири.— Мне показалось, я не делюсь этой радостью ни с кем из своих друзей. Это как... получить что-то вкусное и никого не угостить...— ...или не дать никому прокатиться на новом велосипеде...— ...или не позволить играть своей куклой...— ...или никому не дать почитать редкие додзинси!— А вот без этого можно и обойтись! — возмутился Итошики.Чири вздохнула.— И что было дальше?— А дальше пришел учитель с Матой, и Каэре, и Харуми, и Чири... И мне стало очень весело! — улыбнулась Кафка. — Это гораздо лучше, чем стоять здесь одной.— А насчет учителя? — уточнила Чири.— Я думаю, он просто немного эгоистичен...— А? — встрепенулась Каэре. — Значит, он лишает нас удовольствия и сам наслаждается всем этим в одиночку? Засужу!— Нет, — Кафка покачала головой. — Он просто не знает, как этим поделиться.— Поделиться? — возмутился сидящий на земле Итошики. — Поделиться?! Да это моя и только моя привилегия! Я и только я пытаюсь здесь повеситься! А ты должна разубеждать меня в этом! Да что такое, в конце концов, с этим прогнившим миром?Все молча посмотрели на учителя, и если бы Итошики не был занят собственными мыслями, то он бы увидел в их глазах осуждение. Но Итошики Нозому был эгоистом — или просто пытался им казаться — и никогда не обращал внимания на то, как на него смотрят.— Что вы здесь делаете?Все обернулись и увидели Рин, а она смотрела только на брата, сидящего на земле между двух табуретов.— Ах, ясно, — протянула она. — Вешаетесь, значит?— Нет, вообще-то мы пытались кое-кому не позволить этого сделать, — покачала головой Чири и подняла вверх указательный палец. — Но планы изменились.— Так значит, вы решили вешаться все вместе? — засмеялась Рин, запрокидывая голову.— Перестань говорить гадости!.. — начал было Итошики, но запнулся. — Кстати...— Что? — спросила Рин.— Кстати, девочки, — он поднялся с земли и оправил одежду. — Действительно, давайте в этот прекрасный весенний день позволим Кафке поделиться с нами её радостью?..На взгляд Итошики Нозому утро первого дня Золотой недели выдалось самым лучшим из всех, что он мог себе представить. Но дело было не в природных явлениях, а совсем в другом... — Мы за веревками, — сказала Каэре и потянула за собой Харуми.— А мы с Матой — за табуретами! — воскликнула Чири и добавила: — Мария и Рин нам помогут! Правда же, Рин?Итошики переставил табуреты ближе друг к другу и уселся на один из них, ослабляя затянувшуюся на шее петлю. — Я так и знал, что ты не собиралась ничего делать, — сказал он наконец, протягивая руку и касаясь кончиками пальцев соседнего табурета, нагретого лучами весеннего солнца.— Конечно! — согласилась Кафка. — У меня бы не вышло в любом случае, как бы ни хотелось. Это просто невозможно.— Конечно, — покачал головой Итошики. — И это то, что повергает меня в пучины отчаяния...