Глава III. Месяц назад. Роза без лепестков (1/1)

Призрак Оперы был человеком. Виконт де Шаньи не сомневался в этом больше ни единой минуты.– Легче, Марсель! – прошипел он, пока дворецкий накладывал ему свежую повязку на рану на плече – рану, нанесённую никак не призрачным, а вполне материальным стальным клинком, который удерживала рука неплохого фехтовальщика. Не лучшего, потому что победил Рауль, но явно неплохого.И этот фехтовальщик был человеком. Теперь Рауль разрешил одну из самых главных загадок, связанных с Призраком Оперы: он точно знал, как тот выглядит, потому что видел его своими глазами. Близко, куда уж ближе!И его кожа нисколько не напоминала пергамент, а глаза – адские угли. Он просто был очень бледным, как человек, который слишком давно не видел солнечного света, а его глаза если и горели, то не адским пламенем, а страстью, яростью и необыкновенной волей к жизни.Два месяца назад этот человек был здесь, в его спальне, и Раулю теперь очень хотелось знать, что же он успел увидеть… и почему не спешит воспользоваться своими знаниями, раз уж наверняка видел всё. Ему так хотелось честного поединка?Это было очень странно, потому что до встречи на кладбище у виконта де Шаньи сложились кое-какие представления о Призраке Оперы: он решил, что под маской скрывается преступник, гениальный авантюрист, который хочет таким образом избежать правосудия, да ещё и заполучить Кристин в качестве приятного дополнения. Но если ему нужна Кристин, то почему бы просто не убить соперника, а если нужны деньги и убежище, то почему, с такими-то способностями, не ограбить Национальный банк и не зажить счастливо где-нибудь в Америке?Что-то отчаянно не сходилось. Гениальный авантюрист оказался хорошим фехтовальщиком, ловким фокусником и, в чём Рауль убедился, побывав на репетициях ?Торжествующего Дон Жуана?, прекрасным композитором. На зависть много талантов для одного человека. А голос? Кристин говорила, что у Призрака ангельский голос; Лефевр считал его голос обезоруживающим. Так почему же нельзя просто устроить свою жизнь без всяких авантюр, обладая всем этим? Почему этот человек до сих пор ещё не склонил к своим ногам весь Париж, а толпы обожателей не выкрикивают его имя? Почему просто не выйти на свет, почему нужно оставаться во мраке и под маской?Должно быть, под маской скрыто нечто и впрямь такое, что не позволит выйти на свет. Кристин что-то говорила…Дворецкий закончил с перевязкой. Рауль вздохнул. Плечо очень горело.А ведь можно было бы отравить клинок, например. Почему ж ты этого не сделал, Призрак, как-там-тебя-вообще-зовут? У всех людей есть имена; должно же и у тебя быть имя?– Мадемуазель Даэ прислала вам шоколад, мсье, – сказал дворецкий. – Говорит, что вы такой любите.– А сама не приходила? – спросил Рауль.Дворецкий пожал плечами. Виконт вздохнул.– Ну что ж, спасибо, – сказал он. – Иди, Марсель. Я немного посплю.Вечерело; за окном всё больше сгущались тени. В воздухе, проникавшем в спальню сквозь неплотно прикрытую балконную дверь, всё больше чувствовалось дыхание приближающейся весны… Рауль поворочался в постели. Он чувствовал себя ужасно. Ещё и Кристин не пришла… почему, в конце концов, она не захотела прийти? И не хочет говорить об их помолвке… Рауль пожевал конфету. Слишком приторно. Они ему и правда нравились? Должно быть, с детства у него слишком переменился вкус.Тогда и Кристин казалась ему маленькой волшебницей. Он верил, что был влюблён в неё… да, это была детская, ещё совершенно невинная влюблённость, когда они, прижавшись друг к другу на чердаке, ели шоколад и рассказывали друг другу страшные истории.Спустя годы, когда Рауль уже стал старше, они с Жюлем прижимались друг к другу и ели шоколад совершенно иначе… так же, как мёд и взбитые сливки. Это была уже совершенно другая любовь, и её также окружали совершенно другие страшные истории – например, о том, что обо всём узнает брат Рауля, Филипп. Жюль, впрочем, огласки никогда не боялся: он был смелее, опытнее и старше почти на год. Детство он провёл в закрытой школе для мальчиков, в отличие от Рауля, который получил домашнее образование: Филипп почему-то вбил себе в голову, что младший брат будет очень болезненным и хилым ребёнком, а потому упорно отказывался обращать внимание на тот факт, что у него, на самом деле, железное здоровье. Да он и не чихнул-то ни разу за всю свою сознательную жизнь! Но Филипп был непреклонен и золотую клетку считал панацеей. Так что он и виноват, в конце концов!И всё же Рауль уже дважды доказал ему, что он неправ: первый – когда не задумываясь нырнул в море за красным шарфом, а второй – когда сблизился с Жюлем, который разрешил томления его плоти и быстро помог наверстать всё то, чему он вполне мог бы научиться в закрытой школе для мальчиков. Осталось в одиночку поймать злодея, который терроризирует Оперу… хотя бы просто ради того, чтобы понять, почему он это делает.Почему носит маску…Почему ничем не выдал своего присутствия, когда видел их с Жюлем…Что он вообще об этом думает?Как-то незаметно для себя Рауль ухитрился заснуть. А когда неожиданно проснулся посреди ночи, то увидел рядом на подушке перевязанную чёрной лентой розу без лепестков и записку. У него уже была одна такая – лежала в зелёном конверте. Тот же изломанный почерк, те же красные чернила, только текст теперь другой:?Выздоровления! П.О.?.А ещё в коробке не хватало второй конфеты, хотя виконт ясно помнил, что съел только одну. Ну и вот что, что это должно было значить?!Конечно, ночью он больше глаз не сомкнул.А утром – помчался в Оперу:– Теперь у нас есть отличный шанс поймать нашего хитрого друга!Откуда же он тогда знал, что ?друг? и вправду окажется настолько хитрым, что сумеет поймать его самого?