II (1/1)

? Добрый, – отозвалась Луиза. Она что-то печатала, прижимая сотовый к уху плечом. Ткань терлась о динамик, и Спенсер едва сдерживался, чтобы не попросить ее прекратить. Примечательно было то, что он не имел ни малейшего понятия, как конкретизировать свою просьбу, если Луиза задаст очевидный вопрос, – Глория Саммерс прибывала в почтенном возрасте, в прошлом году ей исполнилось девяносто. Жила в полном одиночестве, ее навещали только социальные службы, и то – раз в месяц. Такой исход мог бы стать вполне себе объяснимым. Одинокая смерть, я об этом. Однако нашла ее одна из клиенток, через четверо суток после завершения дела ?Кукловода?. И старушка была убита. Пролежала у себя в гостиной с проломленным черепом дней пять, не меньше.Спенсер закрыл глаза. Он считал Глорию Саммерс, о которой, тем не менее, не вспомнил сразу, начальным или одним из начальных звеньев в цепи. Более известная, как ученица Виттих, она, предположительно, имела отношение к Мэттью Кэллахану, собиравшемуся на практике применить знания об оккультизме, в крайнем случае, могла рассказать о нем больше, чем скудное досье. В хитросплетении нитей так же оказались и миссис Элеонора Кэллахан, и несчастная Оливия Тайлер, которой посчастливилось вернуться домой невредимой. Географической привязкой считалось кладбище Сталл, послужившее отправной точкой. Это было константой и, в то же время, тригонометрическим уравнением со множеством неизвестных.Константой не было другое – причастность к этому Аарона. Его осведомленность. И если первое уравнение Спенсер решал из побуждения доказать, что, несмотря на некоторый процент биографических совпадений, он и Мэтт Кэллахан не имеют ровным счетом ничего общего, а голос, который он время от времени слышит – продукт его подсознания и только, то второе вызывало интерес особого порядка. Пугающий интерес.Глория Саммерс назвала Аарона ?очевидцем?, и Спенсер знал, что это значит. Она перечислила четыре положения из десяти, четыре проявления, в узких кругах имеющиеся сфиротами. Она соотнесла его с пониманием, судом, основой и вечностью, и Спенсер был с ней согласен, но оставалось кое-что еще. Ты столкнулся с чем-то, что не каждому дано увидеть. Чем-то нехорошим. Очень-очень нехорошим! Сам ты их не прогонишь.Спенсер надеялся выяснить, о чем или, вернее будет сказать, о ком шла речь. Спенсер намеревался сделать ради этого все от него зависящее. А если потребуется, то и сверх того.? Пять дней? – переспросил Спенсер. – Вы установили, кто последний видел ее живой? Что дал опрос соседей?? Вы и видели последними. Во всяком случае, это задокументировано, – пауза, шелест бумаг. Росли экстренно выуживала информацию из отчетов. – Пять дней, да. Может, шесть. Тело начало стремительно разлагаться, сами помните, какая стояла влажность. И у миссис Саммерс не было соседей, агент Рид, люди ее профиля – отшельники. Иначе установить, кто посещал ее в этот период не удалось. Дорожных камер там нет. Клиентка, обнаружившая труп, совершила анонимный звонок в службу спасения и скрылась. В доме обнаружили несколько пар отпечатков, кого смогли, проверили. Отпечатков Кэллахана не нашли. Большинства же просто нет в базе. При опросе люди либо делали вид, что не понимают, о ком их спрашивают, либо утверждали, что ограничились одним визитом из натуралистических побуждений. Но убийцу миссис Саммерс знала и, наверняка, сама впустила в дом. Следы взлома отсутствуют. ? Вы нашли что-нибудь похожее на журнал посещений? Записную книжку? Календарь с пометками? ? Нет, агент. Боюсь, у миссис Саммерс была феноменальная память. Она не вела ровно никаких записей. В ее доме даже фотоальбома не было. Ни единой рамки! ? Орудие убийства? – Спенсер не пропустил мимо ушей уточнение об отпечатках Кэллахана. В доме миссис Саммерс их не было, но это не опровергало его возможное отношение к делу.? Латунный подсвечник. Миссис Саммерс коллекционировала их всю свою сознательную жизнь. Сколотила неплохую коллекцию, которая теперь, за исключением одного, станет достоянием возрожденной нации. К слову, там и другого добра навалом.? От добра добра не ищут, – зачем-то сказал Спенсер, массируя глаза, – тело уже захоронено?? Местные жители потребовали кремации. Того же теперь просят и для Элеоноры Кэллахан после того, как ее земной путь будет завершен, разумеется. Впрочем, это далеко не общепринятое мнение. Есть и другие, – Луиза взяла короткую паузу, понимая, что взболтнула лишнего. – Я отправила вам обновленные данные, – короткая передышка стала предпосылкой к новой теме, – агент, я могу вас спросить?Шериф Росли признала, что они сваляли большого дурака. Шериф Росли понимала, что оправдания, принятые к рассмотрению, ничуть не влияли на конечный результат. Погрязший в сумятице Лоуренс в лице ее команды, однозначно не был готов к подтверждению слухов об окопавшемся где-то под самым их носом психопате, и, тем не менее, это не давало им поводов для предвзятого отношения к профессионализму членов ОАП. Не давало поводов медлить, когда помощь была жизненно необходима. Не давало поводов огрызаться и жаловаться. И когда он позвонил ей с просьбой о содействии, она заглотила наживку, в надежде очистить свое доброе имя. Спенсера устраивал такой расклад, несмотря на то, что он действовал без ведома начальства. Его устраивало, что Росли чувствует себя виноватой, в то время когда его самого обуревали сомнения.Спенсер не считал – но никогда в этом не признается – что отдел анализа поведения, в оппозицию, сыграл чисто, учитывая финал. Аарон нагрешил с высокомерностью. Аарон взял на себя слишком много. Аарон поставил все на черное. И проиграл, поставив их всех в довольно невыгодное положение. И все же Спенсер хотел надеяться: у Хотчнера были причины поступать именно так. Причины, хотя бы косвенно оговоренные протоколом, а не только его собственной, не озвученной целью.В противном случае им всем крышка. ? Можете.? Дело ?Кукловода? отправлено в архив. Оливия Тайлер спасена, а тела других девочек постепенно возвращают родственникам. Люди еще не отошли от шока, но СМИ постепенно переключаются на другие темы. Зачем это вам? Вашему отделу, который так страшно пострадал от руки Мэттью Кэллахана?Она имела право задать вопрос. Он имел право не отвечать на него.? Информация засекречена в рамках внутреннего расследования, – соврал Спенсер. Это далось ему легче, чем можно было предположить. – Возможно, я смогу поставить вас в известность позже. Бюро благодарит вас за содействие.? Он действовал не по инструкции. Ваш агент, – вздохнула Росли. Спенсер сглотнул горький ком, перебирая пальцами свободной руки. Ему снова казалось, что они липкие от подсыхающей крови, – но по инстинкту. Слышала, у него остался совсем маленький сын. Надеюсь, о нем хорошо позаботятся. Спенсер сбросил вызов следом за шерифом Росли, как только было покончено с чередой обещаний созвониться снова. О Джеке позаботятся, вне всяких сомнений. На столько хорошо, на сколько способны заботиться чужие руки. Сборы не заняли и двух часов. В Лас-Вегас Спенсер приехал налегке и не успел разжиться новыми вещами, за исключением пары книг. Оставив последнюю плату за апартаменты на полке в прихожей, он сдал ключи консьержу и взял такси до аэропорта.Некоторый запас времени и сравнительно малый пассажиропоток позволили ему без всяких проволочек пройти регистрацию на рейс, а после, ввиду отсутствия чемодана, и таможенный контроль. До выхода на посадку все еще оставалось около сорока минут, поэтому Спенсер занял небольшой столик в кафе и заказал легкий обед. Согласно его посадочному талону, питание в течении полета предусмотрено не было.Система обслуживания в аэропортах, как и на железнодорожных вокзалах, отличалась быстротой и организованностью, так как меню изобиловало легкими блюдами вроде салатов и сандвичей, которые не составляло труда сунуть в микроволновку. Спенсер заказал чечевичный суп и, тем не менее, получил его довольно скоро. К тому моменту, как исходящая паром тарелка появилась на столе, Спенсер развернул позаимствованный из офиса планшет и с удовольствием сделал первый глоток ароматного кофе. Информация, полученная от шерифа Росли требовала углубленного изучения. ? Спасибо, – коротко бросил Спенсер девушке-официантке в ярко-зеленом переднике. Глаз от исполасованного печатными строчками экрана он так и не оторвал.Спенсера ни чуть не удивило то, что жители Лоуренса потребовали кремировать Глорию Сандерс. Ее считали ведьмой, и память поколений, ответственных за священные обряды инквизиции, сделала свое дело. Но с чего бы праведному огню правосудия предавать Элеонору Кэллахан, уже многие годы прикованную к инвалидному креслу? Статистика частично объясняла: семьи таких, как Мэтт, клеймятся позором. Многим из них приходится подыскивать другое жилье, а в особо тяжелых случаях – даже менять фамилии. Приходится навсегда отказываться от своего прошлого, которое они считали нетленным, и начинать все заново. Не стоит и пытаться обьяснить, каким изощрененным методом это ломает человеческие судьбы. В конктретно взятом случае критическая картина фактически детально совпадала с трафаретом, нарисованным Спенсером еще в академические года.Особняк Жерома Кэллахана был недавно выставлен на продажу. После того, как ?детская? на втором этаже была зачищена, после того, как миссис Элеонору решением городской мэрии отправили в благоустроенный дом престарелых, а Лизбет Моррисон лишилась денежной подработки, суд постановил распродать имущество, чтобы хоть как-то удовлетворить многомиллионные иски. Цена же, учитывая большой кусок земли и множество подсобных построек, включая ангар, оказалась смехотворной. За большее места с ?историей? с молотка не уходят. На счастье кредиторов и перекупщиков это касалось только недвижимого имущества, все прочее с большим азартом и, стоит подчеркнуть, за неплохие деньги раскупалось на так называемых стихийных рынках, имеющих крайне мало общего с аукционами или хорошо знакомыми любому американцу гаражными распродажами. За минувшие месяцы безумцы со всего континента, считающие, что вещь, некогда принадлежавшая психопату, издевавшемуся над трупами, способна послужить предметом фамильной гордости, раскупили все, за исключением автомобиля и некоей красной коробки с книгами.Описи книг сопровождались фотографиями, и Спенсер потратил несколько минут на их детальное изучение. Теургия. Эзотерика. Хиромантия. Не было ничего странного в том, что все это с ходу оказалось приписано Мэттью – коллекция фолиантов, обнаруженная на Хомстед драйв была оному созвучна, если бы не противоречащий идеально сшитой истории фактор. Сама Элеонора в минуты прозрения обратилась к медсестре психоневролгического отделения клиники Лоуренса с вопросом о том, куда подевали ее сундучок. Неосознанное и, тем не менее, признание в соучастии не вырывало выигрышных карт из рук и вовсе не путало их, как могло показаться, напротив, оно придавало истории стройность и баланс и распихивало-таки все по совим местам. Для банальной случайности вакантного не оставалось. Миссис Элеонора обладала знанием, которое не только накрепко привязывало ее фигуру до фигуры ныне покойной Глории Сандерс, но и ставило ее с вышеупомянутой в один ряд. Делало ровней в глазах жителей Лоуренса и сторицей оправдывало их намерения. Однако Спенсер пришел не только к этому выводу. Гораздо важнее было то, что миссис Кэллахан обладала еще и верой. Безоговорочной, почти фанатической, чего нельзя было сказать о ее внуке. Ученый прагматизм не позволял Мэттью опуститься до вольного использования аккультной символики, в то время как крышку сундука украшал знак, что с натяжкой мог бы зваться обычным рисунком.Все это неумолимо поднимало Эллеонору выше по шкале ответственности, делая ее второй в цепи. Цепи, которая была оборвана с обоих концов.Спенсер выхватил из счетной книжки шариковую ручку, выдернул из подставки фирменную салфетку и в несколько штрихов скопировал эмблему. Эмблема представляла собой круг, из которого под углом, но симметрично друг другу, торчали два серпа с удлинёнными, загнутыми лезвиями. Они вызывали ассоциацию с косами и ангелом смерти, седлавшем, согласно преданиям, белого коня. В центре круга размещались три линии, одна из них стояла вертикально, две другие пересекали ее под прямым углом. Между ними покоился перевернутый полумесяц, что наводило на мысли о восточных религиях.С высоты своего опыта Спенсер заключил, что к Каббале это не имело ровным счетом никакого отношения, однако в качестве зацепки оставил в материалах дела, руководствуясь наставлением, некогда полученным от Хотчнера. Все версии должны оставаться рабочими. Ровно до тех пор, пока не представится случая от них отказаться.Спенсер вздрогнул, когда объявили посадку на его рейс. Прикончив остатки супа, он подсунул под тарелку три купюры номиналом в доллар каждая в качестве чаевых, затолкал салфетку с эмблемой во внешний карман пиджака и поспешил к стойке выхода, понадежнее перехватывая тяжелую сумку. Единственная оставшаяся в живых свидетельница не сходила с его мыслей.Элеонора Кэллахан, в девичестве – Талбот, слыла особенной девушкой, происходившей из вполне заурядной семьи. Она никогда не была красавицей, не подавала крупных надежд в учебе, не имела успеха у противоположного пола, но и не подвергалась насилию со стороны одноклассников. Поговаривали, что от нее лучше держаться подальше. Все началось с юноши по фамилии Канингем, который серьезно повредил позвоночник, свалившись с любимого велосипеда. За неделю до этого он имел неосторожность ?перейти дорогу? Талбот. Как именно, источник умалчивал, но ситуации, подобные этой, имели тенденцию повторяться именно в таком порядке: преступление и следующее за ним наказание, причем самой юной Талбот никогда не отказывалось рядом с пострадавшими. У нее имелось алиби, как сказали бы сейчас. Подозрения подтвердились – очевидно, речь шла о неординарных и, более того, опасных способностях Элеоноры – когда в возрасте двадцати одного года она ни с того ни с сего объявила о помолвке с Жеромом Кэллаханом – ?первым парнем в городе?, обладателем умопомрачительного наследства. Примечательно, что Жером, будучи довольно привлекательным, не испытывал недостатка в женском внимании, как и во внимании в принципе. Элеонора Талбот его не заботила. Во всяком случае до тех пор, пока Элеонору не озаботил он сам.Так говорили люди.? Дамы и господа, – захрипел динамик над головой Спенсера. Рид неосознанно поднял взгляд на пластиковую решетку, – говорит капитан корабля. Наш самолет снижается. Просим вас вернуться на свои места и пристегнуть ремни безопасности. Оставляйте их застегнутыми до выключения табло ?пристегнуть ремни?. Погода ветреная, так что нас может немного потрясти, – женщина рядом со Спенсером озабоченно ахнула и по-крепче вцепилась в подлокотник тронутыми артритом пальцами. Спенсер отследил пустым взглядом перемещения бортпроводницы до тех пор, пока она не скрылась в носовой части самолета, и обратился к иллюминатору. Сквозь плотную пелену молочно-белых облаков то тут, то там клочками проступала обетованная земля Вирджинии. Они прибывали в Вашингтон. Дома Спенсер оставался недолго. Прошелся через пропыленные комнаты, оставил сообщение на автоответчике для Эйрин Штраус, слишком занятой, чтобы взять трубку. Взял ключи от машины и спустился к парковке. Когда-то Аарон убедил его сдать на права. В конечном итоге, этого требовала его должностная инструкция. Стараниями Дерека Моргана у него появился этот подержанный мерседес W-140 девяносто второго года выпуска. Лечение Дианы съедало большую часть оклада, поэтому что-то более новое и более современное оказалось ему не по карману. ? Хорошая сделка, – сказал Дэвид Росси, увидев приобретение одним из первых. Дэвид оценил двенадцати цилиндровый двигатель, способный разгонять машину до двухсот тридцати километров в час, оценил износ тормозных колодок как ?приемлемый? и заверил, что Спенсеру повезло ухватить модель, оснащенную такими новшествами, как автоматические доводчики дверей и антенки, выползающие из заднего бампера; при парковке – незаменимые помощники для водителя, учитывая габариты 140-го. ? На заре девяностых это считалось огромным прорывом в автомобилестроении, а среди рядовых граждан именовалось роскошью, – добавлял Дэвид Росси.Дэвид Росси разбирается в машинах. Разбирается в людях. И Спенсер хотел верить, что лучше них всех, по долгу дружбы, разбирается в персоне Аарона Хотчнера. Последней просьбой Аарона была тетрадь, которую стоило уничтожить. Дэвид взял ответственность на себя, потому как имел представление, а после, на допросе у Уотфорда, заявил, что сжег упомянутый носитель в своем камине. Показания не представлялось возможным ни подтвердить, ни опровергнуть, и все же Рассел Уотфорд отнесся к ним скептически. Спенсер не мог с ним не согласиться.Из коротких переписок с Дженнифер и Гарсией он знал, что Дэвид перестал появляться на людях спустя две недели после трагедии. Объяснение напрашивалось само собой: ему было нужно больше времени, чтобы снова научиться дышать без боли в груди. Никто из отдела анализа поведения не избежал такого курса самолечения. Однако ситуация не становилась лучше, и спустя месяц и неделю от имени Росси с Бюро общалась уже миссис Пелтроу, агент издательского дома. С ее слов стало известно: Дэвид поглощен написанием новой книги. Он просил отнестись к этому с пониманием и не беспокоить его до тех пор, пока он сам не решит выйти на связь.Эйрин Штраус этого не одобряла, но постаралась, чтобы осадить Рассела Уотфорда. Над домом Дэвида Росси, домом в истинно английском стиле, туманом в звенящей тишине повисло вынужденное перемирие. Спенсер почувствовал себя крайне неловко, когда сто сороковой замер у знакомой подъездной дорожки. Казалось, что он пересек тщательно охраняемую границу буферной зоны, и одно его присутствие нарушало хрупкий баланс. Волоски на руках и загривке почему-то встали дыбом. Спенсер осмотрел фасад и прилегающую территорию сквозь стекло пассажирской двери. Особого внимания удостоились задернутые на всех окнах шторы и, пожалуй, газонная трава. Она давно не знала лезвий газонокосилки, потому подросла достаточно, чтобы скрыть мыски ботинок Спенсера, стоило ему выбраться из машины и пересечь пешеходную зону. Мощеная декоративным камнем дорожка сдавала позиции под натиском зелени, и холодная погода никак не мешала этому вероломному наступлению. Воровато оглянувшись, Спенсер взошел по ступеням крыльца и постучал костяшками указательного и среднего пальцев по влажному дереву. Никто не ответил.Нарастающий к закату ветер что-то опрокинул на соседской территории. Возможно, сорвался цветочный горшок на мансарде. Залаяла собака. Спенсер, покрывшись мурашками с головы до пят, постучал снова. ? Дейв? В душу прокрадывались подозрения. Одно за другим, каждое новое мрачнее предыдущего, они шли организованным строем. Заставили Спенсера отойти назад и, схватившись за перила, осмотреть гараж: на месте ли машина? У основания ворот образовался толстый слой из опавшей, пропитанной дождем листвы. Гараж не открывали, как минимум, неделю. Спенсер достал сотовый и набрал номер Дэвида. Прислонился ухом к зазору между дверью и откосом и весь обратился в слух. Из глубины комнат доносилась знакомая трель. Спенсер почти решил вскрыть замок, но тут гудок оборвался. Звонок сбросили, а за дверью послышались шаги. ? Я просил уединения. Неужели это так много, Рид? – образовавшейся щели хватало только для того, чтобы беспрепятственно расслышать друг друга. Дэвид не собирался демонстрировать свою прихожую, не говоря уже о том, чтобы проявить любезность и пригласить незванного, но продрогшего коллегу на чай. Спенсер невольно задался вопросом, когда в последний раз Дэвид вспоминал о бритвенном станке. Густая борода, похоже, скрывала от любознательных взглядов впалые щеки.? Мне не сообщили, – что там с лимитом по вранью? Мама была бы недовольна. – Я вернулся из Лас-Вегаса несколько часов назад и решил справиться о твоих делах. Похоже, не зря. ? Как поживает Диана? ? Хорошие дни заканчиваются. Впустишь меня? Я бы хотел поговорить с тобой. Дэвид с протяжным выдохом глубоко уставшего человека обтер лицо ладонью. Вгляделся в лицо Спенсера. Он знал.? Если это касается Хотча, говорить нам не о чем. Если моего здоровья, исчерпаю тему с ходу – я в порядке, просто книга отнимает слишком много сил. ? Именно Хотча и касается. Я пришел к выводу, что почти не знал его, и надеялся получить от тебя хоть какие-то сведения. ? Ты такой не один. Никто не знал, никто и близко не догадывался, кем он, в сущности, был, – Дэвид почесал шею, провел пальцами за правым ухом, поморщился. Этот жест показался Спенсеру призрачно знакомым. Словно получив подсказку, Дэвид продолжил. – Мне жаль, но Аарон оказался профаном, и нездоровый фанатизм, в конечном итоге, убил его, поставив всех нас в крайне неловкое положение. Для него все кончено, а мы еще долго будем расхлебывать эту кашу, так что мой тебе совет запастись десертными ложками. ? Ты не смеешь... – что-то не складывалось. Негодование и злоба накатывали высокими волнами, и Спенсер захлебывался. Придется поднапрячься, чтобы выплыть. Он просунул ногу в щель, когда Дэвид попытался закрыть двери, – и дело не только в дружбе, которая вас связывала. ? Ничто не вечно под луной, – плюнул Дэвид, вскипая.? Ну уж нет! – Спенсер мотнул головой, хватаясь за откос с такой силой, что побелели пальцы. – В Лоуренсе ты тоже видел; ты воспринял мои слова всерьез той ночью, а о моем отношении к Хотчу спросил лишь для отвода глаз. Затем ты поехал в участок – чтобы затащить Хотча в отель и заставить его поспать. Там что-то случилось, верно? Что-то, выбившее у тебя почву из-под ног, что-то, помешавшее тебе вмешаться, когда ситуация вошла в смертельное пике, – выдержав короткую паузу, ощущая, как ослабевает нажим, Спенсер понизил голос. Долгое время он старался убедить себя, что Аарона убила роковая ошибка, а все прочее, включая его неестественный интерес к делу Кэллахана, не что иное, как череда совпадений. Внутренний голос, тот, который Спенсер по праву считал своим, напоминал: Вселенная слишком продуктивна для подобных прецендентов, и, тем не менее, он внимал ему вполха. И снова. Не зря. Поведение Дэвида, его взгляд, мерцающий и дикий, его ложь, служащая разменной монетой для его собственной лжи, сыграли на опережение. – Что было в его дневнике, Дэвид?Грязная игра, но он не мог иначе. ? Аарона действительно убила роковая ошибка, Рид, – прошелестел Дэвид, словно во мгновение ока обучился чтению мыслей. Спенсеру снова почудилось, что у Дэвида за спиной стоит некто, подкладывающий ему эти слова под язык, как таблетку аспирина. По спине снова пробежали мурашки. Некто, вроде ?доброго человека? Дианы. – Его ошибка. Моя ошибка. Один Бог ведает, что из этого перевесило чашу. В дневнике Аарона, – теперь Дэвид смотрел Спенсеру в глаза, – была интерпретация его личного параноидального расстройства. Психологическая оценка Бюро ошибалась. Работа бок о бок с психопатами, превратила его в равного им. Правда здесь лишь в том, что у Хотча, скорее всего, был сталкер. ? Сталкер? Связи с оккультизмом здесь нет? Но как же? – Спенсер отступил, но Дэвид больше и не выталкивал его прочь. Безусловно, легенда о сталкере многое объясняла, как и ошибочная оценка психологов, объясняла способное развиться на фоне чувства преследования, параноидальное расстройство. Не существует идеальных бойцов. Картинка казалась цельной.? Людям свойственно преувеличивать, Спенсер. ? Хейли и Джек в опасности?? Не знаю. Стоит полагать, что нет. Они в Калифорнии и чувствуют себя замечательно. Возвращайся домой, Спенсер. Возвращайся в Бюро. Я последую твоему примеру, как только пойму, как быть дальше. ? Ты в опасности? – короткая догадка ослепила Спенсера как молния. Новый порыв ветра взъерошил его волосы. Спенсер внимательно вгляделся в товарища. Зная о системе экстренного оповещения, тот мог подать невербальный сигнал. Последовательное мигание век, перестук пальцев по дереву, подергивание губ, что угодно могло рассказать о бедственном положении, например, о присутствии в доме посторонних. Но Дэвид оставался неподвижен. ? Я должен идти. Впусти скорбь, Спенсер, и тебе станет лучше.Восемнадцатое декабря. 7:20 a.m.В воздухе разливался аромат крепкого кофе. Эйрин могла слышать, как струя бодрящего напитка сцеживается в традиционно большую, традиционно синюю кружку с эмблемой Бюро. Сначала его кружка. Потом ее.Эйрин могла слышать, как Рассел перемещается по своему кабинету, шуршит оберткой, наверняка, от ее любимого шоколада с фундуком. Эйрин не хотела шоколада сегодня.Эйрин могла слышать, как Рассел напевает себе под нос что-то заводное, стараясь прогнать охватившую ее хандру: ?хотя бы в это прекрасное декабрьское утро, только посмотри, какое ясное небо!?. Она могла слышать абсолютно все: как шумел системный блок компьютера, как переговаривались сотрудники в коридоре, первые, ранние пташки; как щелкает кофемашина, как Рассел освобождает край стола от документов, перекладывая их в другое место, чтобы поставить кружки. Но на этом все. Она не видела, так как держала глаза закрытыми, жмурилась, когда веки так и наровили подняться вновь. Старалась не думать. Старалась не чувствовать. Эйрин сняла обувь и перебирала пальцами ног, затянутых в колготы, размеренно дышала, приводила мысли в порядок. Предстоит разговор.Она делала это намеренно; и в который раз все ее старания шли насмарку. Едва достигнутый баланс рассеивался подобно туману. Казавшееся еще минуту назад удобным глубокое кресло превращалось в грубо сколоченный табурет, из которого тут и там торчали острые ржавые гвозди. ? Эйрин, – осторожно позвал Рассел, и она, шумно втянув воздух через нос, открыла глаза, тут же натыкаясь на испытывающий, сожалеющий взгляд. Ласкающий ее взгляд. Сев прямее, Эйрин поправила кардиган, – кофе, – сообщил очевидное Рассел и занял свое место.? Спасибо, – тихо отозвалась она, обхватывая кружку ладонями, но не спешила пить, просто грела руки. ? Ты снова плохо спала.Был ли это вопрос, или утверждение, Эйрин не понимала, не уловила, но вот легкую неприязнь почувствовала кожей. Вечер вчера был хорошим, действительно хорошим. Рассел обладал талантом создавать обстановку, отвечающую ее переменчивому настроению, но с приходом ночи все неизбежно менялось, сходило со своих мест, наполняло ее душу сомнениями. И она отступала. Отступала абсолютно пораженной, обнаженной, залюбленной. Еще не случилось сценария, при котором они бы встретили рассвет вместе. ? Второй бокал вина был определенно лишним, – она, наконец, пригубила кофе. Светская беседа была обязательной частью, но Эйрин хотелось поскорее избавиться от этой ответственности. Избавиться от этой и перейти к другой. Светло-голубая папка с документами с эмблемой полицейского отделения в Ричмонде – причина ее раннего подъема с постели – все еще оставалась без должного внимания, небрежно брошенная поверх кипы других бумаг, от которых крепкий стол Уотфорда, в буквальном смысле этого слова, был готов сложиться пополам. Рассел игнорировал ее с натянутой важностью, точно так же, как и она игнорировала знакомую, коричневую коробку из архива, поселившуюся здесь чуть более двух месяцев назад. У Найджела Иннса имелась и другая работа. – Мне стоило подумать о их соседстве с препаратами, которые я принимаю, – впрочем, вчера ей меньше всего хотелось об этом думать. ? Ты могла остаться, – надломленным голосом произнес Рассел, отламывая кусочек шоколада. Эйрин отвела взгляд.Окна кабинета выходили на внутреннюю парковую зону Куантико: широкие, ухоженные лужайки да хитросплетение мощеных камнем дорожек. Совсем скоро там наступит оживление – всему причиной утренние тренировки для курсантов академии, которым просто необходимо разогнать дрему и размять мышцы прежде, чем рассредоточиться по аудиториям. Высшему руководству такое решение: позволять время от времени младшему поколению поглазеть на старшее и наоборот, показалось воистину гениальным и таковым, если рассматривать его с точки зрения культивирования командного духа, являлось. Однако существовала и обратная сторона. Некоторым курсантам по-прежнему были неведомы правила субординации и общественного порядка. Эйрин взглянула на часы. Половина восьмого утра. У нее по-прежнему оставалось больше часа.? Ладно, – выдохнул Рассел, так и не дождавшись ответа. Его искрящийся взгляд заметно потускнел, уголки рта опустились, выдавая плохо скрываемое разочарование. У Рассела Уотфорда было особенно живое лицо, на котором эмоции проступали так же ярко, как краски на холсте творца-импрессиониста; да и в целом он представлял собой подвижного пятидесяти восьмилетнего человека, чрезвычайно озабоченного своим здоровьем и надвигающейся старостью. Он обладал хорошо сложенной фигурой, щеголял легкой небритостью и прокрашивал седеющие виски. Пользовался умопомрачительным парфюмом известного бренда и, в силу своего вдовства, печать которого носил уже более четырех лет, слыл отличной партией. К тому же, относился к Эйрин бережно-нежно; он был бы счастлив, предложи она обнародовать их серьезные отношения посредством соответствующего документа, но Эйрин по-прежнему занимала нейтральную позицию, которая становилась все менее выгодной с каждым днем. Эйрин поморщилась, вытаскивая из кармана футляр с очками. Она однозначно подпортила ему настрой на весь день. Уотфорд этого не заслуживал. Рассел раскрыл папку и углубился в чтение полицейского отчета. ? Документы мне прислали по факсу на дом. Довольно рано, около шести, но, как ты сам можешь заключить, им, в Ричмонде, теперь не до сна. Обычно мы не принимаем к рассмотрению дела, не получившие по хронологии менее трех схожих эпизодов, и здесь всего два, второй отметился в Роаноке двумя неделями ранее, но сообщивший – проверенный человек. И он почуял неладное. ? Снова дети-подростки. Не слишком ли рискованно? Я же правильно понимаю, ты пришла ко мне с этим, чтобы я дал добро на допуск к расследованию отдела поведенческого анализа?? Именно так. ? Внутреннее расследование еще не закончено. ? Ситуация кардинально отличается от той, что была в Лоуренсе. Специфика, виктимология, очевидные и не очевидные связи. Рассел, я больше не могу держать их взаперти и на привязи. Прошло больше двух месяцев. Три. Без малого. И нам необходимо интегрироваться в работу. Рассел посмотрел ей прямо в глаза, опуская руки на столешницу. ? И все-таки я бы не стал так спешить. Агент Росси по этот самый день отказывается от прямого контакта. ? Агент Росси, – Эйрин поправила сережку, – трагедия оказала на него наибольшее влияние, – на языке внутренней документации все пережитое ими обращалось в череду формуляров, требующих немедленного заполнения, и глотку драло, как от красного перца, после каждого изъяснительного акта. ? Агент Рид. Оценка его ПТСР требует особенного внимания. И он также отсутствует.? Он должен появиться сегодня. Он появится и у тебя, будь спокоен. Я здраво оцениваю риски, Рассел. Они могут быть оправданы с троицей. Этим ребятам нужна свобода мысли и действия, они не привыкли сидеть в четырех стенах и сутками корпеть над бумагами. Еще три месяца назад этот дисбаланс выправлялся Хотчнером, но теперь Хотчнера нет, и они, буквально, сбиты с толку. Они спекутся, и тогда отделу придет конец. ? Вот именно, Эйрин. Они сбиты с толку, чего ради я должен вверять им столь серьезное расследование, если ты сама только что озвучила очевидное. Ты идешь не верной дорогой и метишь не на те проблемы. Место Хотчнера должен был занять Росси, так? Но Росси, сдается мне, объявится не скоро. ? И что ты предлагаешь?? Найди нового главу. Человека, которому эта задачка придется по силам. Или сама займи кресло. Временно, разумеется. Займись фиксацией изнутри; никому из нас не хочется терять отдел с наивысшим коэффициентом раскрываемости, но ты…? Невозможно. То, что ты предлагаешь абсолютно невозможно, – Эйрин почувствовала, как кровь прилила к щекам. Подмышки у нее взмокли, сердце застучало быстрее. – Ты хороший агент, Рассел, и я ни на секунду не сомневаюсь в твоей компетентности, но я знаю их гораздо лучше. Приведи нового главу, и мы получим шесть заявлений об уходе уже завтра утром, и поверь мне на слово, Найджел будет далеко не в восторге. В отделе анализа поведения существует не просто рабочая этика, а нечто большее. И степень ПТСР каждого из членов группы это подтверждает. Аарон Хотчнер был не просто коллегой, не просто начальником, он был членом семьи. И они оплакивают его, как члена семьи. Все, что им поможет, это возможность высунуть нос из Куантико. Глотнуть свежего воздуха. Отвлечься. Увидеть, что они по-прежнему на что-то годятся. Просто поверь мне, ладно?? Возьми, пожалуйста, – Рассел протянул Эйрин упаковку бумажных салфеток; он заметно поумерил свой пыл, закрыл рот и смиренно ждал окончания монолога Эйрин, едва заметив, что она плачет. Эйрин стерла слезы со щек и запрокинула голову, часто моргая; такой прием помогал ей справляться с наплывом нежелательных эмоций. ? Хорошо. Пускай едут, – наконец сказал Рассел. – Я даю добро от имени Иннса, так как он уже четвертые сутки отсутствует на службе. Семейные обстоятельства. Эйрин двумя большими глотками прикончила остатки остывшего кофе, бросила на оппонента несколько коротких, стыдливых взглядов; снова надела очки и собрала документы. Он перехватил ее за запястье в последний момент, сжал довольно сильно, привлекая внимание.? Извини. ? На твоем месте я вынесла бы схожий вердикт. Ситуация слишком противоречивая, поэтому твое доверие вдвойне ценно. Я буду держать тебя в курсе. Эмили Прентис спустилась на лифте на третий уровень и вышла в прохладу пустевшего коридора, держа два стаканчика с двойным американо. Одно с сахаром – для себя, и другое без – для Дерека. Все, наконец, сдвинулось с мертвой точки, и она знала, где найти Моргана, чтобы сообщить ему обнадеживающие новости.На самом деле задача была проще некуда, Дерек зависал в спортивном зале по утрам с тех самых пор, как их снова допустили к работе. К той ее части, которая считалась незначительной, к той ее части, что со временем, в дни их головокружительной занятости, стала притчей во языцех, к той ее части, которую брал на себя Хотч. Отчеты. Ревизия. Архивация. Алгоритмы многих процедур пришлось в кратчайшие сроки освежать в памяти, а порядки и формуляры других и вовсе учить с нуля. У Эмили голова шла кругом, и ее язык, однозначно, стал короче. Она не раз мысленно обращалась к Хотчу и просила его снисхождения, покидая Куантико далеко за полночь. Как, черт побери, он справлялся? Дерек Морган, одетый в тонкую черную футболку, плотно облегавшую его взмокшие грудь и спину, и в таких же черных боксерских трусах, яростно колотил грушу, заткнув уши аудиогарнитурой. Он наносил череду сильных и резких ударов, концентрируя на противнике все свое внимание, затем давал ему отдых, перемещаясь то влево, то вправо, мелкой, но быстрой, шаркающей поступью, и снова бил. Он шумно дышал, раздувая ноздри и скалился, снедаемый внутренней злобой. Эмили боялась подходить ближе, ожидая, пока Дерек сам ее заметит. Обрабатывая грушу каждое утро, он впадал в некоторое подобие транса, выплескивал все, что накопилось за ночь, и только после мог адекватно оценивать ситуацию. Время шло, а он даже и на градус не остыл. ? Эмили? – наконец, он закончил. Вытащил провода, повесил их на шею и принялся сматывать эластичные ленты с кистей и запястий. – Что ты тут делаешь?? Как сегодня тренировка, получше? Доброе утро, – улыбка по-прежнему считалась чем-то противозаконным, особенно в случае с Морганом, так что Эмили держала себя, что называется, в узде. – Я принесла кофе. Принимай душ и поднимайся наверх. Эйрин ждет. Дерек одарил ее полным удивления взглядом. ? Ей так не терпится закончить подборку материалов для академии? Мы начинаем в девять.? Нет, не в этот раз. У нас дело.