Глава 1 (1/1)

Море было разным. Оно шумело, ворчало и дышало. Эхо его голоса разносилось в прибрежных камнях, баюкая темное побережье, а короткие волны суетливо трогали берег.Море было гладким, как стекло, по которому разлили молоко лунного света. Дорожка расплескалась тысячами брызг, и каждая из них стала маленькой серебристой лагуной в обрамлении темной ночной воды. Молочная пена собиралась в длинные ожерелья и ложилась на камни, как драгоценный свадебный дар.Море было черным и глухим. В толще непрозрачной воды пропадали звуки, темнота скрывала контуры, сглаживала грани, растворяла в себе все, что принимали волны. Холодная глубина полнилась непроглядным мраком и тишиной, от которой с непривычки звенело в ушах.Море было синим. И злым. И золотым, и смеющимся, и теплым. И зеленым, и бурным, и соленым, и серым.— Ты чего здесь?Эйдан ткнулся мягкими губами в его щеку и медленно перетек в человека. Дин подвинулся, освобождая ему место на камне возле себя.— Не знаю. Мне странно, Эйдан. Я чувствую себя… немым.У Дина не хватало слов, чтобы описать это. Узость человеческого восприятия рождает определенные клише, но теперь, когда он сбросил оковы ограничения вместе с земной жизнью, ему катастрофически сложно было подбирать слова для выражения своих чувств. Каждое из прежде виденных событий, мест и явлений оказывалось глубже и многограннее, чем он видел до того.— Тогда не пытайся говорить вовсе. Необязательно озвучивать все, что происходит вокруг, это человеческая привычка.— Боюсь, очень быстро я не отвыкну… от всего.— И не нужно. Но режим лучше не сбивай, хорошо? Ночь — время покоя, — Эйдан слегка толкнул Дина плечом. — А не сидения голышом на камнях. Это как минимум подозрительно.— Ты прав. Я что-то задумался… пока не представляю, как жить дальше, что делать.— Да пока ничего и не надо. Твоя смерть официально нигде не отмечена, живи под своим именем, пока позволяет возраст в документах. Сделай все, что хотел, дела в порядок приведи. А потом дед устроит тебе несчастный случай или что-то в этом роде.Эйдан говорил спокойно, как-то даже буднично, а Дин еще не научился нормально это воспринимать. Какая-то часть его человеческой натуры в нем противилась, шептала, что будет больно и тяжело, и близких это расстроит. Дин малодушно подумал, что очень рад, что время еще есть. Значит, ему не нужно принимать решение прямо сейчас, а можно подумать об этом позже.— Слушай, а пойдем в ?Соловья?, раз все равно не спится? — предложил Эйдан, будто почувствовал его настроение. — Ты же не был там с тех пор… ну, с тех пор. Оденемся только, ага?То место Дин помнил хорошо, словно совсем недавно они сидели там вдвоем, и он почти ничего не понимал, кроме неясных подозрений, а Эйдан не спешил раскрывать свои карты. Теперь же он сам был с другой стороны, и паб, конечно, сильно изменился.На вывеске торчал все тот же розовый соловей в клеверном венке, но сейчас Дин совершенно точно видел, что он шевелился и чистил перья, как живой. — Это место сбора не-людей, я правильно понимаю?— Вроде того. Но ты не думай: тут все по закону, никого не ущемляют, человечину не подают, — торопливо начал успокаивать его Эйдан. — Я бы тебя не повел сюда, если бы, ну, это опасно было.— Хорошо, — миролюбиво кивнул Дин.Возле двери кто-то невидимый копошился в темноте и душераздирающе вздыхал, а на каменной плите у самого входа сидел крохотный старичок, будто наспех собранный из очень кривых и уродливых картофелин, которые не прошли проверку даже в дешевом супермаркете, и позвякивал жестяной кружкой.— Подайте инвалиду полей, — скрипучим голосом тянул он. — Киньте, сколько не жалко. Лишился дома на ферме Дурифа, дом обрушили, жена ушла в холмы. Подайте инвалиду…— Не ведись, — сказал Эйдан, шикнув на попрошайку. — Это целая мафия. — Не мешайте делать бизнес, молодой человек, — обиженно проскрипел дед. — Проходите, если не подаете.— У меня все равно нет с собой ничего, — покачал головой Дин. — Но я не могу не чувствовать себя виноватым за тот разгром, что мы учинили на ферме Дурифа. Кто-то ведь и правда лишился дома...— Те, кто там жили, не могли не знать, что происходит на ферме, — успокоил его Эйдан. — Но никто не спешил сообщать об этом или что-то делать. Не жалей их, они сами виноваты и пострадали за дело.Внутри было людно. За игорным столом в дальнем углу расположились лепреконы из тех, что считались неблагополучными (как известно, успешные лепреконы не рискуют своими богатствами, и игры не одобряют), стойку заняли какие-то щебечущие личности неопределенного пола с длинными, многосуставчатыми пальцами и волосами, похожими на живые побеги.— Это лесные феи, дриады, — шепнул Эйдан. — Березовые и ивовые — те, что чуть темнее и пушистее.— Их пальцы выглядят интересно— Жутко, ты хотел сказать, — Эйдан поморщился. — Они такие и есть. Прорастают через что угодно за секунды. Отвратительное зрелище и дикая боль.— И что, люди не замечают этого? — Дин наблюдал, как дриады общаются между собой, используя кроме щебета еще и жесты, и не мог отвести взгляда.— Люди? — Эйдан фыркнул. — Они вообще ничего не видят. Ты вот в прошлый раз заметил кого-нибудь необычного?— Хм, дай подумать... возможно, здесь были лепрекон и такая заметная дама... не знаю, я решил, что она ведьма.— Вот видишь, — Эйдан покачал головой. — Почти ничего, а ведь ты О’Горман!— Я столького не знаю, — расстроился Дин. — Почему нет каких-нибудь курсов для надзорных, а?— Не парься, я когда переродился вообще бесполезным идиотом был. Если не веришь — деда расспроси, он тебе в лицах покажет. Эй, девчонки, дайте чего покрепче двум коням!Эйдан махнул рукой и выглянул из-за плеча Дина. Народ холмов и побережья вокруг продолжал шуметь, шептать и чирикать, обмениваясь новостями.— Я слышала, что новый надзорный очень деятельный, — рассказывала пожилая дама с лягушачьим лицом, одетая в зеленое и, кажется, мокрое. — Он так лихо взялся за работу: уже пристроил молодых лунных овечек, разобрал давнишнее дело феечек — мятной и вересковой, — задружился с этими, с маяка, и к Владыке Холмов в гости заглядывает.Ее собеседницы (одна в платье из травы, другая — с целой корзиной живых цветов с жучками, мухами и птичкой в волосах) одобрительно кивали.— Неужели это они про моего брата? Бретт такой молодец, — улыбнулся Дин.— Еще бы, — Эйдан принял у разносчицы две кружки с темным, резко пахнущим напитком и поставил их на стол. — Я же говорил, что это у вас в крови, и вы справитесь с этим.— Бретт гораздо лучше, чем я, — Дин пригубил напиток с опаской, но тут же заулыбался и приложился основательно. — Надо же, как вкусно!— Вовсе не лучше, — нахмурился Эйдан. — Глупости говоришь. Бретту повезло: он подготовленный, ему сразу библиотека досталась, и вообще…— Я просто хочу сказать, что он подходит на эту должность куда лучше меня, так что даже хорошо, что все так сложилось. Что мы пьем?— Это эль. Ну, то есть, это особый эль, конечно, рецепт для жителей моря. Я тебе состав попозже расскажу, как пообвыкнешься.Дин кивнул и глотнул из своей кружки снова. Над головами собравшихся, закладывая виражи и петли с риском впечататься в поддерживающие потолок балки, летали какие-то стремные типы размером с детскую ладонь, похожие на поделки из палочек и комьев грязи, оснащенные крыльями. Они совершенно серьезно сражались на иголках и металлических зубочистках: пронзенное длинной булавкой бездыханное тельце одного из них рухнуло с высоты в компот дамы в травяном платье.— Это нормально? — шепотом спросил Дин. — Я хочу сказать, не нужно ли вмешаться и прекратить это?— Неа. Ты просто не сможешь, они никого не слушают. Это древний народец, они были здесь до жителей холмов и первых коней, и живут по своим законам, только формально подчиняясь местной власти. Довольно злобные твари, если хочешь знать мое мнение. К счастью, их мало волнуют чужие дела — они только на празднования охотно ходят, а так живут обособленно.— Какая радость.Дин снова приложился к кружке, сожалея, что там осталось уже меньше половины. Напиток не был похож на привычный эль (хотя он уже сомневался, что правильно помнит прежние вкусовые ощущения), он растворялся в горле чуть пряным теплом с легкой горчинкой и сытным послевкусием, согревая изнутри и прогоняя неприятные мысли. Кружка еще не успела закончиться, когда рядом неслышно материализовалась еще одна; Дин прислонился спиной к стене и лениво наблюдал за посетителями. Ему было хорошо и спокойно, и немного радостно от того, как Эйдан смотрел на него темными глазами, раздувал ноздри и сглатывал.Дамы с соседнего столика ушли, их место почти сразу заняли шустрые молодые люди в беретах и цветных пиджачках; их коротковатые штаны открывали для всеобщего обозрения прекрасную коллекцию полосатых носков на любой вкус. Компания потребовала эля на всех и тут же развернула поле для какой-то настольной игры: Дин разглядел у них в руках фишки, многогранные дайсы и стопки карточек.— Во что они играют?— Понятия не имею, — Эйдан тоже наблюдал за молодежью. — Похоже, ставят овец… я вообще не знаю, кто эти типы, не местные они. Судя по выговору, они из центра страны. Вот наш прекрасный принц-сосед наверняка мог бы внести ясность.Они некоторое время понаблюдали за игрой, потому что компания оказалась не только веселая, но и азартная. Ставкой служили крохотные фигурки овец, раскрашенные в веселые цвета; они шевелили головами и медленно бродили по игровому полю, как живые. Дина особенно восхитило, что парни доставали их горстями прямо из карманов.В дальнем конце зала кто-то запел, почти сразу его поддержали с другой стороны. Многие курили трубки, длинные и короткие, и их ароматные дымы смешивались, образуя под потолком плотную облачность. Маленькие уродцы с крыльями наконец-то прекратили потасовку, и теперь качались на большом колесе, которое висело под потолком, заменяя люстру.— Мне здесь нравится, — расслабленно пробормотал Дин.— Я очень рад, — улыбнулся Эйдан, слегка краснея. — Мне нравится показывать тебе все это… я, знаешь, я так хотел бы показать тебе все, что я видел! Поделиться абсолютно всем, что у меня есть. Говорить получается коряво, внутри оно гораздо красивее.— Да я знаю, — Дин легонько толкнул его кулаком в плечо. — Я чувствую то же самое. Так, а туалет здесь есть?— Есть. Но в человеческом виде не особо удобно, поверь мне. Лучше выйти на берег и сделать все нормально.— Боюсь, я не могу так долго ждать, ведь уходить пока не хочется, — Дин встал и осмотрелся в густом сумраке. — Ага, вон там!— Давай недолго, а то я начну волноваться. Ты же знаешь, какое у меня богатое воображение, — сказал ему вслед Эйдан и пошевелил ушами с самым серьезным видом.Дин хохотнул и махнул рукой, тут же сосредотачиваясь на лавировании между столиками, стульями, чьими-то чемоданами, котлами и гигантскими ногами, уходящими куда-то в дымный потолок. Он вышел к барной стойке, обогнул ее и оказался в темном тупичке с несколькими дверями. На одной висело изображение танцующей феи, на другом — лепрекона с шикарной бородой; третья дверь была выше прежних вдвое и на ней красовалась картинка с дубинкой. Четвертая дверь оказалась совсем крохотной, примерно до колена Дину, и на ней был нарисован соловей с кольцом в клюве.— Наверное, эта для мальчиков, — решил Дин, толкая дверь с лепреконом.Едва он пристроился по своим делам, снаружи щелкнул замочек одной из соседних дверей. Другой посетитель вышел, гулко топая и покашливая, и принялся чем-то шуршать. Потом забормотал, и Дин не очень вслушивался, стараясь отвлечься на народную музыку из невидимых колонок, а потому не обратил внимания, когда к одному голосу присоединились еще два. — О'Горман, — услышал он в обрывке чьей-то фразы.— Я говорю только то, что слышал сам, Микаэль. У наших неспокойно, и виноват в этом только он. Прежний О'Горман вел себя смирно, в наши дела не лез, и все были довольны. А теперь говорят, что он сдался морю, и его место занял новый. А новый этот О'Горман — он человек холмов, понимаешь? Ходит везде, сует свой нос в чужие дела, слушает и разузнаёт про всех. Это не приведет ни к чему хорошему. Вот наступит лето, и сам понимаешь, какая заварушка тут может начаться. Мой отец застал последний передел территорий. Тогда он лишился всех своих братьев, сестер и сбережений, и до конца жизни боялся любого громкого звука. Смутные были времена, темные. И надзорные играют в этом не последнюю роль: они ведь имеют право принимать решения, Микаэль. Ты понимаешь? Если новый надзорный пронюхает про наши дела, не видать нам ни мельницы, ни запруды, ни спящего золота. Он водит дружбу с молодым королем, а тот навел такие связи, что нам просто так ноги не унести, если что. И против воинов-с-холмов мы не устоим, нас слишком мало.Говорили на распространенном севернее диалекте гэлика, и Дин понимал смысл с некоторым опозданием. Говоривший, скорее всего, был крупным и грубым, его голос звучал хрипло, свистяще и очень неприятно, немного гнусавя при этом. Кто-то рядом взволнованно попискивал, а третьим стал, наверное, тот тяжелый тип по имени Микаэль, вышедший из соседнего сортира. Этот говорил низким голосом, таким же тяжелым, как его шаги.— Можем убрать этого надзорного незаметно, пока не наступило лето. Раз он везде ходит и во все лезет — не будет странно, если с ним произойдет несчастье. Можно упасть в старый колодец или гробницу, разбиться в скалах, утонуть. Его могут порвать голодные из моря или закружить и завести в трясину красные колпаки… Ты говоришь, что нас мало, Ману. Мы можем созвать других, если потребуется. Пока есть время, нужно копить силы, чтобы когда холмы и море схлестнутся, мы могли забрать себе все, что нам причитается.— Но… но-но-но как же наши погреба? Пещеры? У меня одних квартиросъемщиков больше сотни, — пропищал третий собеседник. — Что я им всем скажу?— Подумай как следует, Рене. Гораздо выгоднее будет выселить всю эту шушеру и дать кров нашим братьям. Позже твое гостеприимство окупится сполна: едва только море схлынет, а холмы остынут, этим землям потребуются новые хозяева. И это будем мы, — почти прошептал тот, которого называли Ману.— Мы, — обрадовался Рене. — Это очень, очень хорошо.Дин едва не распластался по двери, чтобы лучше слышать. Ему казалось, что заговорщики за дверью вот-вот заметят его сосредоточенное сопение и стук сердца, но ничего не мог с собой поделать: речь шла о чем-то плохом, и о Бретте, и у него бы не вышло сделать вид, что он ничего не слышит. В основном зале послышались взрывы смеха, хлопки и громкая музыка. Заговорщики перебросились короткими фразами и вышли; Дин с замиранием сердца прислушивался к удаляющимся тяжелым шагам, и еще пару минут посидел в тишине, выжидая. Потом осторожно приоткрыл дверь и высунул наружу нос. Ничего не произошло, в закутке было пусто. Дин выбрался из туалета, закрыл за собой дверь и проскользнул в зал.Народу стало куда больше, а на маленькой сцене у стены вовсю наяривал живой оркестр из скрипок, арф и духовых инструментов в руках длинноволосых девушек, похожих друг на друга как близнецы.— Я уже начал волноваться, — пробормотал Эйдан, подталкивая Дину кружку с элем. — Все нормально? Ты чего такой бледный?— Потом, — мотнул головой тот. — Что я пропустил?— Да вот, русалки пришли. Петь будут.— Они кажутся одинаковыми.— Ну да, ведь рождаются из икринок. В одной кладке всегда все на одно лицо, — Эйдан втянул в рот полоску вяленого мяса и внимательно посмотрел на Дина. — Точно все нормально? Ты нервничаешь.— Потом расскажу, — Дин постарался улыбнуться, одновременно оглядывая зал. Микаэль, Ману и Рене могли быть еще здесь, но опознать их оказалось не так просто: посетителей стало больше, многие танцевали, кто-то выходил на улицу и приходил обратно. Явился заросший косматой бородой до самых глаз дед с корзиной, в которой шевелились зеленые листья, и принялся бойко торговать своим добром прямо посреди паба. Сидящих в темных углах просто так разглядеть не выходило из-за мельтешения гостей.— Добрый вечер, очень рад. Очприятно, правда, дивная борода, здрассьте, я в восхищении, ага, и тебе привет, — голос приближался вместе с обладателем, и спутать его с кем-то было невозможно.— Привет, Бретт.Тот показался из-за спины старика с корзиной, одетый в яркую цветастую куртку, из-за ворота которой выглядывала головенка любопытного ягненка.— О, здорово, родственнички! Пьете тут, значит, без меня? — он плюхнулся на свободное место, прочесал волосы пятерней и потянулся к кружке Дина.— Тебе не понравится, — предупредил тот.— Да брось ты, — Бретт отхлебнул солидный глоток и замер с надутыми щеками. Его глаза стали круглыми, лицо покраснело. Немыслимым усилием он сделал чудовищный глот внутрь и тут же принялся махать руками в разинутый рот.— Кошмар! Оно соленое и жжется! И сколько там вообще градусов? Пятьсот?— Я же предупреждал, — Дин покачал головой.— Людям не подходят наши угощения, — хмыкнул Эйдан. — Кого ты привел с собой, Бретт?— О, это Сиобне. Она потерялась и зашла куда-то в подхолмье, и когда вернулась, не смогла отыскать родных. Думаю, те погибли где-нибудь в тридцатых, пока малышка пробовала благословенный клевер. В общем, у нее никого нет, и я решил стать ей родной матерью. Вот, гуляем.— Отвратительная мать: привел ребенка в паб, — улыбнулся Дин.— Ну уж какая есть. Я вообще-то тебя искал, братишка. Не могу найти инструкции от техники в подвале, думал, может, ты знаешь.— Ага. Что-то лежало в коробке на чердаке, кажется. Надеюсь, мы их не выкинули после уборки. А чего не звонил?— Да я звонил! Раз сто точно, — Бретт взял с подноса официантки стакан воды и жадно его выхлебал. — Ты трубку не берешь.Дин вспомнил, что оставил телефон в доме на маяке и досадливо цокнул.— Ладно, я пойду тогда, — Бретт встал. — Сиобне давно пора спать.— Нам тоже пора, — засобирался Дин. — Идем все вместе.— Но… мы же совсем недавно пришли, — удивился Эйдан. — Я думал, послушаем русалок, пошумим.— Я немного устал, — Дин постарался сделать выразительные глаза, и Эйдан, похоже, догадался. — Хочу домой.— Конечно, идем. Я вообще не очень люблю шумные сборища.Он бросил на стол несколько старых монет и протиснулся вперед между танцующими, снующими туда-сюда, и просто торчащими посреди зала гостями, как ледокол, прокладывающий путь сквозь льды. Дин протолкнул за ним Бретта и пошел сам, поглядывая по сторонам. Нужно было разработать план, чтобы не волновать Бретта без нужды, но и не оставлять без присмотра. Если какие-то злоумышленники задумали против него недоброе, стоит быть настороже.