Ярость (1/1)

Сидеть на кухне и выпускать горечь сигаретного дыма в окно?— не ново.Старательно считать до десяти и обратно?— нечто не столь давно появившееся и уже начинающее раздражать, пусть призвано вызывать обратный эффект.Пропускать колкость сигнала смс мимо ушей?— не давит, но руки по привычке всё же тянутся ответить. Когда-то, помнит ещё, он что-то кому-то был должен…?Увидимся завтра, Шуга???Хотел тебя куда-нибудь позвать, но не пойдешь ведь???Шуга, ты там помер уже??Хмыкнуть только остаётся, поскольку оба знают, Юнги на подобные выпады не реагирует. Ровно как и на прозвище, намекающее на сладость, в то время, как ощущает себя самым горьким.Его радует факт промежутков меж сообщений. Словно о нём думают постоянно, глушат это, но срываются на порывы привлечения внимания помимо воли. Мнимое ощущение нужности тому, кому, по сути, совсем никто не нужен.Находя удовольствие в уничтожении тления бычка в пепельнице, альфа улыбается самыми уголками губ, но улыбка эта?— чистое безумие. Нормальные люди не улыбаются, когда в них клокочут чувства, обуревающие его.?Завтра можно?Кидает скомканность в ответ, спустя минут пятнадцать, а затем закрывает глаза, жалея мгновенно об увиденном?— море крови и плоти растерзанной. Хотя стоит открыть?— серость окружения пронзает само существование, едва не доводя до рвотных позывов. Как-то всё уже наскучило, но тянет почему-то искать приключения.Сегодня работы не предвидится, а потому причин выходить нет, но он всё равно скрывает пол-лица маской, натягивает тесноту чёрной футболки на себя и свободу толстовки того же цвета, после облачаясь в тёмные джинсы и удобство белых, на удивление, кроссовок. Таким образом во всём облике белое сверху и снизу, выраженное в обуви и волосах, которые скрывает кепкой с узким козырьком. В таком виде за стенами дома комфортно: забористый ветер не пробирается слишком глубоко, только освежает; солнце уже час как исчезло за горизонтом и не может припечь кожу; головной убор и маска призваны скрыть от лишнего постороннего внимания.Он передвигается по улицам нарочито людным?— учится контролировать себя, не обращать внимания на раздражающее и не срываться, но то выходит криво и косо. Малейшая неверность чьего-то взгляда или прикосновения и внутри закипает поистине адский огонь, окрашенный синим цветом, пусть и способностей к настоящему пирокинезу не имеет… Зато сила его подлинно бесконечна.—?Эй, ты чё творишь? —?окликает его некто?— кому, то ли на ногу наступил нечаянно, то ли ещё что надуманное сделал. Альфа с тёмными волосами бросает вызов тому, с кем никогда не стоило бы связываться. —?Слышишь, ты…Договорить не успевает, так как раздаётся скрежет металла, разрываемого пальцами Юнги, всё ещё пытающегося себя контролировать. Но ярость не так проста, её не угомонить, не утешить, она выплёскивается наружу с помощью неотвратимости силы, заставляет выдрать дверь с её законного места и замахнуться, чтобы в человека кинуть. Тот срывается с места мгновенно, осознавая, как попал, и узнавая по характеру движений и сверхспособностям одного из самых опасных жителей города… Альфе удаётся увернуться в последний момент от мгновенной смерти и сбежать через ближайший переулок, хотя он уже забыт нападающим.Безумная улыбка скрыта тканью, но звериный отблеск в глазах, кажется, способен рассеять тьму и быть предупреждающим светоотражателем для прохожих. И те шарахаться начинают, поскорее меняют направление движения или сторону улицы, лишь бы убраться подальше от слишком великой угрозы в лице неистовства неукротимого.Альфу до скрежета зубов бесят все эти людишки, столь жалкие и трусливые, в связи с чем у него новые неконтролируемые притоки силы, а для выплеска оных руки сами тянутся к корпусу легкового автомобиля. Тот поднимается запросто и швыряется в здание напротив, разрушая пол-этажа и вызывая пожар.Снова?— улыбка. Вновь?— волна ярости, заставляющая творить чёрт знает что, которому конца и края не видится. Разрушение за разрушением, без внимания к возможным жертвам… Однако, способность рассуждать неожиданно возвращается, стоит промелькнуть на периферии бокового зрения пожару чужих волос.Склоняет голову набок и, крадучись, в ту сторону направляется, за угол заворачивая и внимания не обращая на необратимость причинённого ущерба. Юнги не касается встревоженность серой массы за спиной, оставляет её позади и встречает яркость улыбки, предназначенной лишь ему.—?Привет, Шуга,?— поднимает руку и самыми кончиками пальцев шевелит, здороваясь и находя забавным изгибающуюся в немом вопросе бровь объекта его интереса. —?Прогуляемся сегодня? — видит недоброе в чёрных глазах и вздыхает, неприкрыто актёрствуя. —?Как же с тобой иногда скучно, Шуга. Если не придёшь в себя через,?— картинно смотрит на часы, которых и нет в помине на запястье,?— десять минут, я от тебя сбегу.Подмигивание отдаёт детской забавой, как и лёгкий разворот с дальнейшим шествованием в сторону края моста, откуда прыгает играючи и машет на прощание рукой. Оставшись в одиночестве мнимом, альфа закатывает глаза и в очередной раз ведёт про себя счёт до десяти и обратно, сам не замечая?— уже в скорость срывается и путь перехвата просчитывает, только бы не остаться одному сейчас. Угроза была не то чтобы серьёзной, но исполнению подлежит, коли не будет выполнять условия.Стремительность движений?— не его конёк, хотя и нельзя грешным делом говорить о медлительности, поскольку тренированное тело вполне способно преодолеть два с лишним километра меньше, чем за семь минут. Этого времени вполне достаточно, потому перехватывает юркость чужого тела, не сумевшего захотевшего от него сбежать.—?Упс. Попался,?— качая головой и выказывая благосклонность лишь взглядом, омега перебирает ладонями по сильным плечам, после слегка бьёт их и отходит. —?А сможешь удержать?Азарт горит в двух парах глаз, и их обладателей это подогревает, заставлять желать большего и лучшего. Поэтому младший снова срывается с места и в мгновение ока, как видится со стороны, оказывается на крыше малоэтажного дома, затерянного среди почти небоскрёбов. Забраться туда помогает отнюдь не магия, а чудеса проворности и цепкости, столь охотно демонстрируемые. Уже хмыкает и собирается покинуть это место через дверь, свой выигрыш празднуя, но оказывается внезапно перехваченным и одаренным поцелуем, хотя секунды назад рот атакующий маской скрыт был и куда она делась — неизвестно. Зато очевидно, что поцелуй тот вышибает малейшие намёки на разум, которых и не было-то никогда, как кажется.—?Ну не здесь же,?— хмыкает в жар губ, находящихся в непосредственной близости. —?Не хочу слушать фразочки ?снимите номер? и тому подобную пошлятину. Было бы прикольнее найти ценителей и молчаливых зрителей, но, ах и увы, тут такие не водятся.—?Хосок! Ты когда-нибудь,?— хватает жёстко за подбородок и сжимает челюсть так, чтобы ни звука, кроме неясного хрипа, не прозвучало. —?Когда-нибудь затыкаешься?—?Шуга,?— смеющимся взглядом бьёт через роговицу, зрачок и хрусталик прямо в мифическую душу, существование коей под вопросом, хотя волнение вызвано и отклик найден. —?Тебе совершенно не понравится, если я замолчу. Тогда ни единой моей мысли не поймёшь, будешь закипать сверх меры, а ты мне нужен на температуре немного не доходящей до кипения. Так веселее…И всё-таки его слова заглушают. Терпкостью и пряностью поцелуя, в котором есть оттенок дымка и чего-то неопределимого, стираемого привкусом своей-чужой крови.Они испивают друг друга до дна и вновь наполняют содержимым, не забывая о первопричинах и желаниях, которые диктуют перемещаться в квартиру, где бывали уже не раз. Дверь в неё?— в двух шагах и не заперта, а потому быстро захлопнута и за ней происходит лишение одежды сперва парня с красными волосами. Тот рад поддаться сильным рукам, стаскивающим ненужность кожаной куртки и свитшота, которые уже лишь мешают.—?Теперь не убежишь,?— довольство констатацией факта, произнесённого альфой, различимо и принимается с очередной усмешкой, требовательно-разрешающей, дающей зелёный свет на любые действия. —?Как же ты хорош,?— шепчет Юнги слегка восторженно, проходясь по уже оголённым рукам, где вены под кожей просвечивают ручейками-реками, гипнотизирующими и заставляющими поднять чужую кисть, чтобы губами попробовать синеву завораживающего. Его не останавливают, но нетерпение заставляет пальцами свободной конечности впиться в белизну волос и сжать для привлечения внимания… Которое сам дарит в полном объёме, оно ключом бьёт и выражено в череде жадных прикосновений?— к изгибам локтей и к напряжённости плеч, а так же к остроте ключиц и тугости мышц груди. Исследование чужого тела в искусство превращает, имея единственного ценителя, который умеет платить?— жаром объятий и горячностью поцелуев.—?Ох, Шуга, чёрт,?— надрывно и в самые губы, через которые суть проходит, забираясь в нутро и раскатываясь по всему телу альфы короткими очередями мурашек. —?Никогда ещё не кончал от поцелуев, но теперь близок к этому… —?и Хосок продолжает оговоренные, ведь в сплетениях языков и ласках губ, наравне с безжалостностью зубов, находит несравненный смысл и ответ на непоставленные вопросы.Избавление от остатков проходит быстро и незаметно, как и то, что хозяина квартиры устраивают на жёстком краю стола, вызывая у него задушенный полувздох-полустон:—?Наполни меня…—?А я уйти как раз собирался,?— огрызается с безумной улыбкой, сжимая бёдра омеги, грозя оставить на них многочисленные следы, и подаваясь к нему, так что оказывается оплетён ногами, будто берущими в плен и не обещающими свободы. —?Но раз уж мы оказались так близко,?— вершит суд и казнь, подминая удобнее под себя и захватывая чужое тело, словно то и впрямь принадлежит ему целиком и полностью, вместе с душой. Хосок же откидывает голову, мелькая буйством красных волос, стонет слишком протяжно, наслаждаясь горячим членом внутри и не менее горячим дыханием в районе ключиц. Он обвивает шею, столь близкую и манящую, руками и шепчет на ухо, специально задевая чувствительность раковины, где его губы холодит металл небольшого колечка:—?Если бы ты трахал меня ещё лучше, я умер бы прямо так?— под тобой распростёртым.Закономерный итог?— в конец сорванное дыхание партнёра и укус шеи, грозящий если не разрывом артерий, так сердца?— точно. Потому что сходит с ума от возможности получать эти дикие метки, пусть никогда не признается и вечность будет за них попрекать, так как правила и совершенство обратной психологии никто не отменял.Младший и рад бы ещё говорить, но из горла только стоны теперь вырываются, вызванные точностью толчков и ритмичностью мощных движений, хотя боли это всё приносит наравне с удовольствием. Пальцами впивается в чужие чуть торчащие лопатки и рассекает их ногтями намеренно, ощущая, что всё его тело скатывается в агонию из-за чужой неудержимой силы и ярости, набирающей вновь обороты. Причины её неведомы обоим, но красноволосый умеючи контролирует ситуацию, дабы вулкан не взорвался и не затопил его.Сбивчиво всё-таки шепчет о том, насколько натружена кожа контактом с жёсткой поверхностью, чем добивается милости?— поднятия в воздух и продолжения движений прямо так, без малейшей поддержки. Альфа даже не ощущает веса чужого, продолжает брать, если и не с той же скоростью, то точно с тем же вкусом и страстностью, задевая чувственность внутри и заставляя партнёра разрывать воздух. Тот уже раскалён предельно их дыханием и горячностью тел, покрытых влагой.Спустя считанные мгновения младший тонет в блаженстве оргазма, готовый поклясться всем святым и существенным?— никогда ещё не делал этого столь быстро и без дополнительной стимуляции. Пленяя вновь губы партнёра своими, Юнги опускает его на прохладу паркета, выскальзывая твёрдой плотью из влажной тесноты и изливаясь на плоский животик того, кого ноги не то чтобы способны держать и слегка разъезжаются в стороны. Последний факт незамеченным не остаётся:—?Что? Уже сдулся? —?разводит слишком очевидно, но ответ получает намеренно-поддерживающий:—?Ты, Шуга, слишком плохо стараешься для подобного исхода,?— лукавит едва заметно. Даже будучи рассудительным, альфа бы такого не заметил, а сейчас и подавно пропускает мимо внимания чужую игру, рыча слегка угрожающе:—?Нарвёшься же,?— и после снова терзает всеми доступными способами, заставляя вернуться возбуждение с новой силой. Пальцы омеги вновь зарываются в светлые волосы, сжимая и слегка оттягивая, дабы иметь возможность покрыть выступ кадыка мокрыми прикосновениями языка, а после и вовсе оставить там засос бесстыдностью поражающий.Не могут вспомнить, как добрались до спальни, но предстают перед фактом нахождения именно там. Там, где Юнги стелит по синеве свежего белья парня, столь эффектно выделяющегося на этом фоне красным и белым… Хотя завораживает сильнее гораздо взгляд глаз, что стали как будто бы ярче и глубже.—?Иди ко мне,?— почти просьба, но больше всё-таки приказ, который бесит и заставляет криво усмехаться, хватая узость лодыжки и подвигая ближе к краю, в попытке диктовать свои условия. —?Шуга… —?не добивается отклика, а потому отталкивает немного, упираясь после стопой в грудь. —?Шуга, посмотри на меня… Пожалуйста.Настолько удивлён последнему слову, что поднимает действительно взгляд и ловит удовольствие на лице красивом?— вынужден признать хотя бы у себя в голове реальность этой красоты, где даже излом усмешки очарователен:—?Шуга, перестань сдерживаться, а? Это же скучно,?— смеётся собственным мыслям, неозвученным, но не вводит Юнги в заблуждение, тот продолжает выстраивать позу для него. Укладывает на бок и поднимает правую ногу, закидывая ту себе на плечо и целуя лодыжку, в то время как свободной рукой направляет член. Сперва слегка дразнит и ведёт влажной головкой по чужой мошонке и чуть поджавшимся яичкам, после проходясь меж половинок и всё-таки проникая внутрь. —?Отлично, а теперь…Договаривать не нужно, ведь альфа подчиняется его желанию и действует решительно, применяя силу и давая себе свободу. Он не избегает возможностей, использует на полную и сжимает кожу на бёдрах, вызывая немедленное покраснение, одновременно с этим проводя кончиком языка по коленке. Сам не понимает, какой головокружительный контраст создаёт многообразием действий, но продолжает сводить с ума и так психически не особо здорового.Любоваться необузданностью партнёра Хосоку нравится. Он позволяет себе не отказывать в таком удовольствии, старательно не прикрывает глаза полностью и смотрит из-под приопущенных ресниц на напряжение стальных мышц, перекатывание их под кожей и сокращение. Сходит с ума от невероятной энергетики, окутывающей и будоражащей, поднимающей со дна слишком многое, желанное и не очень.И в очередной раз отмечает про себя?— действительно, что сладкий. Не зря он прозвал этого парня с сахарной кожей и колкостью льда под ней таким двусмысленным словом, охватывающем суть всеобъемлюще.От метафор и рассуждений отвлекают очень резко, выдёргивая с постели в воздух и после сажая на себя, вновь овладевая и заставляя двигаться вверх-вниз с довольной улыбкой на губах и сжатием пальцев на плечах для опоры.Оргазм настигает их неожиданно и до дрожи, с небольшим разрывом, за время которого блондин успевает извлечь плоть и парой движений довести себя до разрядки. Невесомость тела, подаренная пиком удовольствия, позволяет Хосоку соскользнуть на постель и разлечься рядом. В отличие от любовника, который не стремится к длительному плену неги и уже через пару минут отправляется за одеждой, после зачем-то возвращаясь с ней в спальню и одеваясь там. Словно подсознательно желая больше времени вместе провести.—?Загляни ко мне через пару дней,?— качая в воздухе ногой и посматривая на испачканость собственного живота, задумчиво просит.—?Я не мальчик по вызову,?— хмыкает Юнги, натягивая уже толстовку и глядя искоса на стройность ног омеги, где живого места не осталось, пусть это ещё не так заметно, как будет через несколько часов, когда сине-фиолетовое расцветёт. Он знает, что следы будут по всему телу и затянутся даже слишком быстро, словно у младшего регенерация выше, чем у всех жителей города. И он не подозревает, что это правда прописанная на поверхности, пусть и мелким шрифтом наискосок. —?Надеюсь, ты доволен,?— произносит читаемо двусмысленно, намекая созвучным словом на псевдоним своего любовника, который узнал не так давно.—?Да,?— смеётся. —?Конечно, ты не такой. Ты сильный зверь, который может быть только со мной, хотя сам этого не признаёт,?— вздыхает и произносит преувеличенно трагично. —?Ты меня раскрыл. Какая жалость.Не берётся комментировать чужую правоту, предпочитая молча покинуть владения Хосока, на удивление, больше не отпускающего никаких фраз на добивание.