Ожидание и принятие (Азирафель/Кроули) (1/1)

Последнее пророчество Агнессы гласило, что им с умом следовало выбирать обличия. Но, как и все пророчества этой эксцентричной?— самой настоящей?— ведьмы, оно было иносказательным. Ведь обличия-то они выбрали себе уже давно и менять их как перчатки уж точно не могли, но вот наполнение… ?С умом выбранные обличия??— это не прямой совет, как могло показаться изначально. ?С умом выбранные обличия??— это, наконец-то, принятие самих себя и своей природы. Своей роли, своих чувств, если хотите… Всего того, что они предпочитали прятать в глубине своих сердец и душ. О чём они могли позволить себе думать и мечтать лишь в звенящем одиночестве. Короче говоря, выбирать обличия с умом для них означало наконец-то признаться самим себе в том, в чём признаваться было страшно. Признаться и принять самих себя и друг друга, и с удивлением обнаружить то, что отныне и навсегда станет новым определением их сущностей. Они меняются. Оба. Но это оказывается совершенно не страшно и не критично. Окружающие этого даже не замечают?— это чувствуют лишь они сами. Что-то меняется в них самих, что-то, что отныне меняет также их жизнь. И это… вовсе неплохо, на самом деле. Так что перед своими Конторами они предстают в своём истинном облике: Кроули, как и положено, готовится к смерти в святой воде, Азирафель?— к сгоранию в адском пламени, но… Они принимают себя и меняются. Жизнь среди людей и бок о бок друг с другом не проходит для них даром. Любовь их друг к другу оставляет по себе свой след; она награждает их за терпение и ожидание, за неспешность и чистоту. Она меняет их и предоставляет их самим себе. Вроде бы, на первый взгляд, всё такие же ангел и демон, но в то же время… Кроули наслаждается прохладой святой воды, довольно щуря глаза; Азирафель разминает затёкшую шею, стоя в адском пламени. Демоны и ангелы взирают на них с ужасом, пытаются понять, в чём подвох. Им не суждено осознать, что никакого подвоха в действительности нет. Есть лишь любовь длиной в шесть тысяч лет, ожидание и принятие и своя сторона, с которой их теперь никто не сгонит.