Сон в (сто)летнюю ночь (Азирафель/Кроули) (1/1)

Девятнадцатый век был долгим. Не настолько, конечно, как определили смертные историки?— он вполне себе закончился с наступлением 1901-го, но сами по себе эти сто лет были долгими. Унылыми и тоскливыми?— пожалуй, самыми унылыми и тоскливыми за всю историю человечества.—?Тебе бы девятнадцатый век не понравился, мой дорогой,?— Азирафель констатирует факт с мягкой категоричностью. —?Нет, конечно, были в нём и свои интересные моменты, но в целом для тебя он был бы скучным,?— Кроули с лёгким интересом склоняет голову набок и смотрит с заинтересованностью на вспоминающего ангела.—?Чего одно объединение Германии стоит,?— он возражает, фыркая. —?Такое веселье пропустил с Бисмарком, эх. А Италия? Как вообще эти итальяшки умудрились отвоевать у французов и австрийцев территории, если потом они даже с эфиопами нормально воевать не смогли!?—?Ну-у-у, понадобилось ангельское чудо… много ангельских чудес,?— Азирафель мило смущается, опуская глаза, и Кроули насмешливо вскидывает бровь. —?Я пытался выполнять твою работу, мой дорогой,?— смотрит с лёгкой укоризной. —?Ты-то это время бессовестно дрых. Кроули посмеивается, прикрывая глаза, с блаженством вспоминая свой столетний сон.—?А кто меня толкнул на него,?— он не спрашивает, а утверждает, снова фыркая, и Азирафель молчит, вероятно, пристыженный. В начале века они поругались. Сильно поругались, и Кроули был в страшно расстроенных чувствах. В печальной меланхолии, отчего хотелось забить на всё и всех, что он, собственно, и сделал, бессовестно завалившись спать на целое столетие.—?Мне не стоило быть таким резким,?— Азирафель вздыхает тяжело и тихо и извиняющимся взглядом смотрит на Кроули. Прошло уже почти сто пятьдесят лет, но извиняющийся взгляд остался почти таким же, какой был, когда демон только-только проснулся. —?Но я боялся, чтобы с тобой ничего не случилось… Я не пережил бы, если бы потерял тебя. Кроули ничего не говорит в ответ. Молчит, с любопытством поглядывая на ангела перед собой. Очевидно, что он чувствовал вину ещё тогда, но демону было слишком грустно для того, чтобы просыпаться и принимать чужие извинения. Всё-таки в глубине души он был чуточку эгоистом. А ещё он просто непростительно устал. Азирафель впервые приходит к нему в 1812-м. Это насыщенный год, Война танцует страстное танго со Смертью как минимум на двух континентах: в Европе беснуется Наполеон, возомнивший себя великим императором; Латинская Америка тонет в крови войн за независимость от Испании. Горят ярко звёзды Симона Боливара и Франсиско Миранды, а Испанская Империя медленно уходит в Вечность вместе с призрачным могуществом самой Испании. Ангел в те дни рассказывал демону обо всём этом. Он чувствовал себя виноватым, и горькие нотки проскальзывали за показной небрежностью. Кроули хоть и спал крепко, но чудным образом всё слышал, пусть и никак не реагировал. Азирафель вздыхал тогда, глядя расстроено. И отмечал перед уходом, что за десять лет сна у Кроули отрасли волосы. И тогда… Кроули был демоном. А ещё чуточку эгоистом. И хоть он обижался (вернее уже не обижался, но спал просто почему бы и не поспать, в самом деле), но отказывать себе в удовольствии видеть (ну или хотя бы слышать… чувствовать рядом) ангела он не собирался, а потому… В следующий раз Азирафель навещает его в 24-м году. Скучный год, насколько понимает Кроули, из знаковых событий которого?— лишь решающее сражение за независимость Перу. Сквозь сон демон плохо соображает и запоминает всю ту информацию, что ему рассказывает Азирафель, но он и не стремится на самом деле, просто наслаждаясь присутствием ангела рядом. Тот снова вздыхал, тоскливо глядя на умиротворённое лицо спящего демона. И когда собирался уходить, едва не запутался в ногах и очень сильно отросших волосах Кроули.—?Ох, дорогой,?— он выдохнул потрясённо, глядя на медные рыжие волны, струящиеся по полу, словно огненные змеи, и попытался понять, что с ними делать. Ножницы сами чудесным образом появились в руках ангела, и он вернулся на своё место, аккуратно обрезая первые пряди.—?Ты отращивал лишь волосы,?— Азирафель вспоминает, подпирая рукой щёку и задумчиво глядя на переливающееся драгоценными чешскими гранатами вино в бокале. —?Хотя мог бы не делать этого. Ведь ногти или борода у тебя не росли… Но почему волосы? —?он смотрит с почти детской наивностью и искренним непониманием, и Кроули тихо хмыкает, прикрывая глаза.—?А сам как думаешь? —?он усмехается загадочно, и всполохи огня в камине химерно танцуют в демонических глазах. —?Я эгоист, Азирафель,?— когда ангел вопросительно поднимает брови, взглядом говоря, что не имеет понятия, Кроули вздыхает. —?Разве мог я добровольно лишить себя твоей компании на целых сто лет? —?он щурится хитро и добавляет с тягучей мечтательной нежностью, от которой у Азирафеля вытягивается лицо:?— А так ты заботился обо мне и для тебя это был повод приходить ко мне… На несколько мгновений между ними повисает тишина. Азирафель тихо смеётся, качая головой и прикрывая глаза рукой?— теперь Кроули смотрит на него с непониманием, но ангел не спешит объяснять, что его так развеселило.—?Мы с тобой два идиота,?— смотрит с весельем и нежностью на демона перед собой, констатируя неутешительный факт, на что Кроули лишь ухмыляется, придвигаясь к ангелу ближе.—?Зато мы идиоты, которые есть друг у друга,?— Азирафель снова смеётся, прижимая худое тело демона к себе. Зато они есть друг у друга?— это уж точно.