15. Мертвец и Самозванец (1/1)

В плоском низком небе собирались густые и бесплодные тучи, такие же, как и скудные земли под ними. Катасах сидел на жухлой траве у вялого источника ядовитой воды и думал. Всякий раз, как он вызывал в памяти образ Константина, он распадался, закрывая печальные глаза, но целитель знал наверняка,?— молодой человек здесь. Его нужно искать иначе, чем это было привычно, иначе чем путями, дарованными en on mil frichtimen1. Мев рассказала достаточно, чтобы Катасах поспешил его найти и увидеть своими глазами, подтвердить в своих догадках. Ну или получить опровержение.Ещё Катасах по-настоящему испугался. Словно колючий червь, страх выедал его силы и втаптывал в мёртвую землю упрямый настрой. Если Константин рассоздал самого en on mil frichtimen, ему ничего не будет стоить уничтожить и Катасаха. Что ему какой-то мертвец? Именно сейчас, когда он, вопреки смерти, наконец обрёл свою minundhanem2, когда сумел создать стройный и понятный всем план по восстановлению хотя бы некоторых земель, тотальная гибель была бы очень некстати. Он быстро вытер глаза.Это он, Катасах, во всём виноват, ему и разгребать последствия. Вытаскивать Константина из нелогичной и непонятной передряги, в которую он попал, и в которую потащил за собой целый остров со всеми его обитателями. Целитель провёл пятерней по лицу и поджал губы. Надо пытаться и делать всё, что только можешь, пока можешь. Потому что неизвестно, в какой момент ты перестанешь быть.Он вспоминал, как Константин вошёл в его жизнь. Сначала Айден нехотя докладывал о некой де Сарде, что ищет аудиенции Учителя. Спустя время от других вождей Катасах узнал о её деяниях, и уже заинтересовался сам.Когда она вошла в его хижину скорыми мальчишескими шагами и жёстко, почти по-мужски, пожала руку, де Сарде даже казалась выше. Целитель думал, что много видел за долгую жизнь, но on ol menawi3 в одежде renaigse?, на тонких плечах которой лежат все беды мира… Катасах улыбнулся. Таким он знал только Винбарра: целеустремлённым, полыхающим, раздражённым и очень уставшим.?Наверное, её плохо кормили, девочка совсем худая и бледная?,?— думал целитель, разглядывая её субтильную фигурку,?— ?а руки как будто воинские. Глупые, безобразно глупые renaigse, такие девочки не для боёв рождаются…?Анна говорила слова и нервно одёргивала плащ, а он читал ?мой minundhanem умирает, пусть я умру, только не он! Катасах, я всё отдам!?. Такая молоденькая, лишённая детства, будто сама себе чужая. Определённо, он не мог ей отказать. Да и взыграли амбиции, ибо не было той болезни, что не отступила бы перед Катасахом…И вдруг перед его внутренним взором появился Константин. Такой же, каким Катасах его видел в их последнюю встречу, но на этот раз слепые глаза как будто в упор смотрели на целителя, а рот безмолвно двигался, задавая вопрос.Целитель занервничал.?Где ты, мой мальчик???В деревне, откуда ты забрал меня?.Катасах вздрогнул и очнулся. Нужно было спешить. Инстинкт говорил, что времени немного. И Катасах побежал в Новую Серену.***Отовсюду веяло пустотой и распадом. Целитель крутил головой, пытаясь угадать, услышать, унюхать Константина. Взгляд ни на чём не останавливался. Вдруг с угла площади перед главной хижиной renaigse ему в лицо ударил страх. Что-то неуловимое, чёрное и злое словно влепило пощечину по бесплотной щеке.—?Даже так,?— удивился лекарь и медленно пошёл в ту сторону. Когда он увидел золотые глаза печати де Сарде на хижине, у него не осталось сомнений.Сначала он завяз кулаками в двери, и очень расстроился. Потом начал подгонять себя, воображая, как страдает земля, пока бедный Константин потерян, сердит и возможно несчастен, по его, Катасаха, милости. И именно в этот момент его кулак наконец обрёл плоть и с силой грохнул о мёртвое дерево. Никто не ответил. Целитель стоял на опустевшей улице и барабанил в дверь, за которой был Константин.—?Тук-тук-тук! Свои! —?горланил он.Дверь не открывалась долго. Изнутри не было ни малейшего знака чьего-либо присутствия.—?Открываааай, Константин! Катасах пришел!—?Я тут еще немножко покричу, ты главное впусти меня!—?Ничего-ничего, я не спешу!У него радостный голос, и он сложил руки рупором. Невзирая на тишину, целитель словно слышал отзыв. Будто тихое эхо собственного голоса, который не улетает в пустоту, а устремляется в чьи-то напряженно вслушивающиеся уши.Дверь открылась без единого звука. Будто никто не подходил к ней. Будто стоял сразу за дверью.—?Катасах?.. —?спросил Константин. —?Как ты… Впрочем, о чём это я. Что же, теперь всем мертвецам в округе вдруг есть до меня дело? —?он с горечью усмехнулся, тут же осекшись:?— Извини. Прости, прости пожалуйста. Я совсем не хотел обидеть тебя. Мне… —?он нервно сглотнул. —?Мне очень жаль, Катасах. Мне безумно, безумно жаль…Катасах сбросил шлем, подбежал к нему и обнял вместе с креслом: пусть Константин знает,?— их доверительная близость, смерть и всё пережитое прежде не допускают панибратства. Но не удержался и ласково потерся носом о его левую щеку.—?Да, мой мальчик, я очень рад тебя видеть! …вас всех,?— добавил он, приметив легкие тени на лице Константина. —?Всё в порядке, это ничего. Никаких обид. Знаешь, ещё никогда я не чувствовал себя таким…живым? Я очень счастлив теперь и во многом благодаря тебе, Константин,?— Катасах рассмеялся с облегчением, запрокинув голову. Его бедный мальчик жив! Жив!—?Ты… настоящий? —?Константин чуть отстранился. —?У меня столько раз менялось восприятие что… Так настоящий?—?Вполне! —?целитель крепко постучал себя кулаком в грудь, и вдруг она провалилась, и Константину открылась страшная обугленная рана. Ему даже померещился запах горелых костей.Константин заморгал, и целителю показалось, что тот хочет потрогать осколки. Молодой человек вздохнул:—?Я тоже рад видеть тебя, Катасах,?— он посмотрел на него с теплотой. —?В любом виде.—?Боги! Какое счастье, что ты жив! Пусть даже в столь… хм неожиданном качестве. Больше всего я боялся, что ты не выдержишь, и что нити жизни не смогут стать с тобой едиными! У меня была одна гипотеза…Катасах помахал ладонью перед его лицом:—?Это всё дело прошлое. Я научился прятать раны, чтобы не пугать её. Мою minundhanem. Ну, а ты-то что! Почему ты один? Почему ты так несчастен, мой мальчик? Почему твоя minundhanem не с тобой?Светло-жёлтые нечеловеческие глаза на мгновение потускнели.—?Что ты знаешь, Катасах? Что видят мёртвые, когда уходят в посмертие? Я не видел ничего.Катасах задумался, посерьёзнел и сел перед ним на корточки.—?Нас учили, что в посмертии мы переживаем раз за разом муки умирания ровно до тех пор, пока не выгорает всё то, что удерживает нас здесь и не отпускает в новое тело и новую судьбу. Я очень ждал, когда кончится мой кошмар. Знаешь, лабиринт ошибок, бесконечные тропы мучений. Ждал вечность, спорил со своими мертвецами. Со всем, что не сумел себе простить. А потом пришла Она, пришла сама, отыскала меня в этом лабиринте, и я захотел и смог жить. Насколько вижу, и ты в полной силе. Знаешь,?— глаза Катасаха стали шкодливыми,?— я так горжусь тобой! Тут на острове случился большой переполох, я всё видел. Но жизнь циклична, цепка и изменчива, насколько научил меня опыт. Устроить такое в одиночку,?— тут надо быть крепким, очень крепким человеком! —?он снова рассмеялся и с нежностью посмотрел на Константина. Взъерошенного, будто давно не спавшего, и ему так захотелось прижать его к себе, дать проораться и выкричать из себя все тревоги и всю боль.Константин тоже рассмеялся, но через силу.—?Переполох! Как ты очаровательно это назвал!—?Потому что всё поправимо, друг мой. Всё поправимо, пока мы живы.—?Конечно. Этим я и занимаюсь. Исправляю,?— Константин неприятно улыбнулся.Изнутри него на Катасаха уставилась ещё пара чужих глаз, и это не Винбарр. Целитель посмотрел на него грустно и внимательно.—?Ты исправляешь всё. А следовало бы начать с себя. Большое мужество?— найти и признать в себе изъяны. Это хорошее начало пути, мой мальчик.—?С себя? —?Константин снова улыбнулся. —?А знаешь, Катасах, малихор ведь не был ?проклятием земли? или как вы там ещё называли его промеж собой. Меня отравили. Мне намеренно подмешали заразу в чашу. Просто потому, что кого-то не устроили планы моего отца. Понимаешь? Мне отказали в праве на справедливость, в праве на жизнь?— за те решения, что принимал не я. Больше такого не будет. Больше никто не решит мою судьбу.—?Ты сам и решишь. И ты будешь честен с самим собой, взвешивая на весах всех своих сердец каждое решение. Не отнимая право на воздух у тех, с кем не по пути. Потому что?— можешь. —?Катасах просит. С большим достоинством и страстью человека, переполненного огромной любовью.—?У всего есть своя цена,?— Константин пожимает плечами. —?Преимущество облечённых силой и властью?— платить эту цену не самим. Что? Я разочаровал тебя? Наверное, только это я по жизни и умею?— разочаровывать. Ты вряд ли стал бы помогать мне, если бы знал, чем это обернётся.Целитель внимательно читал молодого человека, и видел, что в его словах не было наслаждения могуществом или кровожадной радости,?— только одиночество и боль. Пучина одиночества и топкие поля душевной боли.—?Друг мой, разочарование грозит только очарованным,?— Катасах смотрел на него, и толика константиновой горечи камнем попала и в его душу. —?Я безоговорочно уверен в твоей мудрости, какую бы цену тебе ни пришлось платить. Но нет смысла платить прошлому по счетам,?— оно мертво и беспомощно: его дар нам?— опыт и знание. Ты например подарил мне тоже важный опыт,?— Катасах тепло улыбнулся,?— пока объяснял тебе, сам понял главную ошибку всей жизни,?— я предал свою minundhanem. Об этом легко говорить, потому что теперь-то я не совершу прежних ошибок. Мне больше не больно, и это большое счастье. Хотя боль и наш главный учитель. Иди за болью и найдешь её причину,?— он разводит руками.—?Я рад за тебя, правда рад,?— Константин снова улыбнулся. —?Мне… Мне очень важно знать, что для тебя всё не закончилось так ужасно и так несправедливо. Ты сказал?— minundhanem? Знаешь, а я ведь так и не понял точное значение этого слова. Даже теперь, когда слышу язык Тир-Фради так, будто всегда его знал. И, знаешь, это как-то… немного нечестно. Словно кто-то сухо пересказал мне сюжет интересной книги, которую я с куда большим удовольствием прочёл бы сам. Мне нравилось учиться. Нравилось, когда ты учил меня. Наверное, всё это уже не имеет значения теперь.—?Спроси своё сердце, как оно относится к Анне. Это и будет ответом на твой вопрос. —?Катасах светился, как невовремя вставшее солнце. —?Мою minundhanem боятся и ненавидят. Она может всё. Её боятся даже те, кто никогда не испытывает страх. Но для меня она?— покой и восторг. Она?— мера моих вещей и дорога к дому. Она?— моя жизнь. —?целитель улыбался как мальчишка. —?Мне нравилось учить тебя. Потому что ещё ни один из моих учеников так не жаждал знаний на пороге смерти,?— он снова засмеялся, и Константин увидел искреннюю благодарность наставника.—?Жаль, что времени было так мало. Жаль, что тебя не было рядом, когда… —?Константин отвернулся и посмотрел в темную дыру в стене. —?Может быть, тогда у меня получилось бы сделать всё правильно. С первого раза. Хотя я и не знаю, в чём ошибся. Почему она… —?его голос вдруг задрожал, —…не поверила мне…—?…да мой ты дорогой… —?Катасах снова обнял его вместе с креслом и погладил между рогов. Мужская солидарность, она такая. И он буквально кожей почувствовал, как в этот момент ненавидел его Винбарр.—?Я могу тебя выслушать,?— он спокойно посмотрел в погасшие глаза Константина. Как бы то ни было, ты главное знай: Катасах на твоей стороне. Даже если с ним не согласны его близкие. Запомни это, мой мальчик. Теперь я никуда не денусь. И смогу приглядывать за тобой, если конечно тебе это будет нужно.Перед глазами Катасаха пробегали все его ошибки, каждое неверно брошенное слово, каждый несовершённый поступок, и он понял, что ему слишком дорог этот молодой, словно постаревший от небывалой тяжести внезапного всемогущества, человек; слишком дорог для обвинений, хитрости, упреков и сговоров. Он почувствовал, как тяжело быть одному, когда ноша?— абсолютная власть над целым миром. Его, Катасаха, бывшим миром.Еще он почувствовал, что однажды Мев поймет его выбор. Не примет, но поймет. И этого было достаточно. Ибо он вполне силён, чтобы стать нерушимым мостом между ними, едва поднимающимися с колен, и тираном, который их ломал, как щепки для растопки своего пожара. И от этого понимания Катасаху стало очень горько и удивительно легко.—?Я не знаю, почему всё вышло так неправильно,?— Константин заговорил быстро, заторопился, словно прорвало старую плотину. —?Я ведь не хотел всё разрушать. Я просто хотел создать собственный мир: мир, в котором у меня есть силы защищать мою любимую. Мир, в котором никто больше не посмеет причинить вред нам обоим. Не посмеет и не сможет. Мир, в котором я не был бы наивным мальчишкой, которого презирал даже собственный отец. Который изображал умирающего и прятался, когда любимая женщина сражалась за него и рисковала собой. Я хотел отдать это всё ей, только ей одной! И так и не нашёл слов, чтобы она смогла понять меня… Почему, почему, почему? —?на Катасаха снова смотрят чужие, словно злые, глаза. И целитель понимает, что это не зло, это что-то чужое и враждебно настроенное. —?Нет, не отвечай. Ты не сможешь ответить. Кто сможет? Я не знаю. Наверное, это тоже не важно. Как ты сказал? Не нужно смотреть в прошлое. Я больше не буду в него смотреть. Я буду строить будущее. Я не хотел всё разрушать. А теперь хочу. Хочу чтобы мир перестал быть хрупким, как гнилая доска. Хочу вырвать все эти доски вместе с гвоздями.—?Константин, я три десятка циклов,?— три десятка ваших лет,?— не мог найти слов, чтобы моя minundhanem поняла и услышала. Это больше, чем твоя жизнь,?— Катасах говорил медленно, погрузившись в дни, когда они с Мев старались быть чужими. —?Нужно было умереть, чтобы это понять. Ты же жив, а значит, способен на многое,?— тени на лице Константина казались грозными и совсем неуместными, и мёртвое сердце целителя сжималось от тяжелого предчувствия. —?Будь мудр и милосерден к тем, кто слабее и не сможет ответить.Константин устало потёр переносицу.—?Если ты собрался урезонить меня?— не трать слова. Я не остановлюсь. Я давно уже не трогаю тех, кто не досаждает мне. Что будет с островом, когда я с ним закончу? Я не знаю. Может, он только вздохнёт с облегчением после моего ухода. А может, развалится на куски. Хотя, Винбарр говорил то же самое, когда я забрал себе сердце Тысячеликого. И вот?— не развалился же. Разве что погода немного испортилась,?— он снова неприятно заулыбался.—?Иногда хрупкость дает почву сильным побегам. Нужно просто учиться давать время жизни. Какой бы неприглядной она ни казалась. Никто не рождается сильным,?— тихо добавил Катасах. —?Я здесь только для того, чтобы ты знал: Катасах на твоей стороне. —?Он снова взял шлем в руки. —?Ты позволишь поговорить с Винбарром?—?Зачем? —?удивился Константин. —?Он же убил тебя! О чём ты хочешь с ним говорить?—?Он не виноват,?— Катасах мягко посмотрел на него, и показалось, что молодому человеку стало немного легче,?— У него не было выбора. Ради блага всех нас Винбарр принес в жертву острову собственную судьбу, отдав себя до конца надайгу5. Я нарушил Закон, отдав тебе, чужаку, мои нити жизни. Винбарр предвидел, что всё могло окончиться так, как окончилось. Вот мне и досталось,?— он засмеялся. —?Но не бери в голову. Я знал, на что иду. И если бы у меня был шанс вернуться назад и изменить прошлое, я бы снова выбрал тебя, Константин. Винбарр не перестал быть моим лучшим другом. Я так скучаю по нему!Константин снова изменился в в лице, чёрные тени отступили, глаза смотрели тепло и как будто радостно.—?Спасибо. За всё, что ты сделал для меня. Я ведь так и не успел сказать,?— он грустно улыбнулся. —?А мне всегда казалось, что лучшие друзья не должны убивать друг друга. Как и… возлюбленные. Сколько во мне ещё, оказывается, наивности…—?Это называется чувство долга, Константин. У сильных мира сего оно превыше личных предпочтений. Да ты и сам наверное знаешь,?— Катасах замолчал, вспоминая, как прикрывала глаза и стискивала зубы Мев, когда он пилил тупым серпом её зелёные косы на ритуале, и как намотав их на руку, он представлял себе совсем не то, что должен был…—?Знаю,?— Константин кивнул. —?Я не знаю, как дать тебе поговорить с ним. Его не слышит никто, кроме меня. Меня бы устроило, чтобы так и оставалось. Большую часть времени Винбарр желает мне долгой и мучительной смерти, и хотя я уже привык, и это иногда даже забавно?— мне бы очень не хотелось, чтобы он озвучивал свои подробные планы кому-то ещё. Но… —?он в упор посмотрел на Катасаха. —?Знаешь, это так тяжело, когда совсем, совсем никому нельзя верить… И… даже если… Да. Ты можешь попробовать. Просто уже потому, что дал мне хоть малое время поверить, что хоть кому-то на этом проклятом острове есть до меня дело. Я уже почти забыл, насколько это ценно: говорить. Говорить, когда слушают.—?…а не когда ждут своей очереди, чтобы сказать,?— целитель тихо кивал. —?Есть вещи, важнее нас самих. Это не сразу понимаешь, к этому можно прийти только со временем, и каждый платит свою цену,?— Катасах вдруг хлопает себя по лбу и неловко смеется,?— Я вот что подумал. Вроде бы имею отношение к тому, что ты мнэээ заново родился,?— могу ли считать себя в некотором роде твоим отцом? Отец правда из меня вышел никудышний?— дал силу, а как ею пользоваться?— не научил… —?он посерьёзнел и тоже начал смотреть в темную дыру в стене.Константин заморгал и немного улыбнулся:—?Если бы у меня был такой отец… —?он умолк. Спустя долгую минуту затянувшийся тишины внезапно опустившимся голосом добавил:—?Жаль, что не был.—?Не поверишь, я давно мечтаю о сыновьях. И теперь точно знаю, на кого хотел бы видеть похожим одного из них! Спасибо, Константин. —?Катасах накрыл невесомой ладонью его руку. ***—?Ты с леволанами в башку долбишься…?!—?Здравствуй, Винбарр.—?Ты бы ему ещё отсосал…!!!—?Я так не делаю, ты же знаешь,?— Катасах мягко смотрел в бешеные белые глаза. —?У Керы всё хорошо. За ней присматривает Мев. Верховный Король теперь Данкас.Они находились в странном пространстве рассеянной темноты, таком узком и таком тесном, что непроизвольно хотелось отступить хоть на шаг дальше, чтобы видеть, слышать, знать друг друга лучше. Слова Катасаха, то, как он говорил, были словно объятия, невесомые, чистые, нужные.?Зачем я здесь, брат мой…?—?Мев теперь другая. Она больше не в мире живых.—?Как это,?— вяло спросил Винбарр, и Катасаху стало очевидно, что ненависть?— единственное, что сдерживало тотальное бессилие и страшное неутолимое одиночество Наивысочайшего.?Брат мой, я убиваю тебя раз за разом, и раз за разом умираю вместе с тобой… От моего сердца остался только огрызок… Ещё проклятый renaigse со своим dob anem shadi6 пьют мою кровь…?—?Она установила связь с миром мёртвых.—?Она убила себя для тебя, Катасах,?— мстительно отчеканил он.—?Мне тяжело быть с этим, Винбарр…—?Ну да, ну да… и ты здесь именно благодаря этому, полагаю,?— голос Наивысочайшего стал глухим.?Я никогда не смогу попросить тебя о прощении. Я больше ничего не понимаю, больше ни во что не верю. Больше не знаю, ни кто я, ни каков мой путь. Вся жизнь была зря. Смерть тоже.?—?С гибелью en on mil frichtimen мир устоял, и в живых осталось больше половины земляков. Вопреки нашим знаниям, и вопреки нашим ожиданиям! И я задумался об иных связях бытия, иных, чем нити тысячеликого. Ты понимаешь, о чём я?Винбарр молчал и внимательно слушал друга, читая в солнечной теплоте его глаз новую, глубокую и страстную, волю к жизни; желание быть самому и давать быть другим. Читал и видел другого, неизвестного Катасаха.—?…и тогда я разбил ему его крысью морду! И представляешь, я тебя понял! Насилие, оказывается, ох как питает! —?целитель хохотал, вызывая невольную улыбку.—?Ты? Разбил.? Кому? Что с тобой сделала Мев? —?Винбарр наконец хмуро улыбнулся и показал длинные крепкие зубы.—?А Мев! Мев ему вообще нос отрезала!—?Да кому же?—?Айдену.Винбарр по привычке склонил набок голову и поднял брови.—?Брат мой, смотрю, смерть тебе пошла на пользу. Только погоди, как же ты вообще смог его коснуться, ты же дух бесплотный!—?Сам не понимаю. Был очень зол. Думал об оставшихся в живых детях Тир-Фради. Думал о Мев. О своей земле…Оба умолкли, вспоминая, как хорош был остров с гордой вершиной неукротимого вулкана, который напоминал глухим ворчанием огненного сердца об отваге и тонком балансе ревущей ярости и холодной мудрости, унаследованных от поколений предков.—?А вы с Мев.? ну ты понимаешь… нет-нет, мне просто интересно, как вы.? Вы же.?—?Мы?.. ну да… —?Катасах немного потупился и заулыбался,?— да всё как обычно… всё так же… и почти ничего не изменилось… Ну, ты же понимаешь, да??Сукин сын…?Винбарр с небольшим усилием улыбнулся.—?Расскажи теперь как ты, Наивысочайший? Что с тобой происходит здесь?Винбарр поморщился.—?Называй меня ?мертвейший?. Так будет справедливо. Да что происходит. Сижу. Ничего не могу. Вижу то, чего не хочу. Единственное, что оставили мне ЭТИ УРОДЫ,?— он сорвался на крик,?— быть свидетелем возмутительных и гадких деяний, которых я не допустил, был бы жив!..—?В Совете, и вне него никто не смеет называть Данкаса Наивысочайшим,?— мягко возразил Катасах. —?Ты ещё жив в сердцах и памяти. И ты многое можешь, если тебе оставили бытие.—?…кто.—?Брат мой, я не знаю. Мир, каким мы помнили его, погиб. И я точно так же не знаю новых правил. Однако чувствую,?— и, какая ирония! —?не могу пока обосновать,?— наш новый мир не умирает. Он просто болен. En on mil frichtimen был как бы сожителем нашего мира, и без него мир захворал. И я уверен, нет, я знаю! —?через время всё наладится. Всё станет лучше. Не будет по-прежнему, будет?— иначе!Катасах говорил с жаром, и было жаль перебивать этого очаровательного дурня.—?Более того, я так же уверен, что твоё нынешнее положение?— тоже хворь. Ты болен, Винбарр.—?…остановись.—?Нет-нет, ты дослушай! Всему есть причина. И есть причина, почему ты не перешёл, куда должен был, понимаешь?—?…остановись, говорю.—?Эх. Но хотя бы пообещай, что подумаешь над моими словами?—?Лекарь, тебе везде мерещатся хвори…—?Брат мой, пообещай!—?Хорошо, и что же за причина, по которой не перешёл ты? —?Винбарру давно не представлялось случая поязвить и посамоутверждаться.—?Мев! —?с готовностью выпалил Катасах,?— Мев моя причина!—?… ну, Мев?— да… —?согласился Наивысочайший, и уголки его длинного рта вновь опустились. —?У меня-то такой Мев нет…—?Мы найдём, как тебе помочь, Винбарр. Мы тебя не бросим, слышишь?—?…иди уже.—?Я уже сказал в Совете, что ты тоже на острове.?Говнюк…?—?…иди, я сказал.—?Мы освободим тебя, брат мой!—?Ну да, ну да…Катасах снова оказался возле Константина. Целитель положил руку на его плечо и прошептал:—?Спасибо, мой дорогой мальчик.—?Приходи ещё. Пожалуйста. Приходи.—?Я обязательно приду.Он напоследок внимательно всмотрелся в молодого человека, кивнул на прощание, и вышел из резиденции де Сарде.