Глава 4. Мукуро. (1/1)
Темный, мрачный коридор,Я на цыпочках, как вор,Пробираюсь, чуть дыша,Чтобы не спугнутьТех, кто спит уже давно,Тех, кому не все равно,
В чью я комнату тайкомЖелаю заглянуть,
Чтобы увидетьКак бессонница в час ночнойМеняет, нелюдимая, облик твой,Чьих невольница ты идей?Зачем тебе охотиться на людей?КиШ – ?Кукла колдуна?Тихо, тихо, не спеша прохожу по чужой спальне, дохожу до балкона, медленно, аккуратно открываю щеколду, выхожу на балкон, перелажу на соседний, малыш, ты опять не закрыл его, как опрометчиво с твоей стороны. Прохожу в квартиру. Спишь. Слегка посапываешь во сне. Я же боюсь лишний раз вздохнуть. Правильно. Сейчас я для тебя никто. Если ты проснешься и увидишь меня, будет очень плохо. Что ж они добились, чего хотели. Что? Неужели не этого хотели? Тогда чего? Луна светит ярко. Ее свет попадает в комнату и освещает тебя, в то время, как я остаюсь в тени. Отныне так и будет. Ты красив, даже безупречен, тебя освещает луна, а я лишь наблюдаю из тени. А знаешь, ты выглядишь соблазнительно. Если бы я знал тогда, что совсем скоро, лишусь тебя, то непременно отведал бы это до одури соблазнительное тело, вкушая твой запах, стоны, смотрел бы на это детское личико с карамельными глазами наполненными похотью. Ты спишь в одних трусах, зажав между ног одеяло. Свет падает на твои стройные гладкие ножки. Ты их бреешь? Весьма неожиданно, малыш. Странно, я редко тебя называл по имени, и даже сейчас в своих мыслях не могу. Тсуна? Тсуна – это слишком просто, для чего-то, столь прекрасного, как ты, а Тсунаеши – слишком интимно звучит из моих уст. Иногда мне кажется, что я просто не достоин произносить твое имя. Ты для меня что-то неописуемо ценное, хрупкое, как дым. Да. Ты как дым, наверное. Сквозь него можно пропускать руки, в него можно погрузиться, его поймать в банку, можно вдыхать, но взять руками – никогда.Боже, что я творю? Малыш, только не просыпайся, умоляю. Аккуратно подхожу к кровати, становлюсь на колени и накланяюсь к твоему лицу, как можно ближе, но не касаясь его и ловлю твое дыхание. Вдыхаю тебя. Прикрываю глаза. В памяти мелькают воспоминания, где мы с тобой вместе. Вдвоем. Ты и я. Я простоял так минут пятнадцать, а ты все спишь. Неужели даже не чувствуешь ничего? Отхожу от тебя. Мне пора возвращаться. По идеи меня тут быть не должно. Ну почему я тебя не забыл? В твоей памяти не сохранилось абсолютно ничего, что было связано со мной. Там, где нас было двое, ты один, там, где только я, нет никого. Я же не могу забыть. Не могу отказать от тебя, понимаешь? Возможно ли, что ты с легкость отказался от меня? Неужели можно просто вычеркнуть человека. Стереть из памяти, из жизни, уничтожить его существование.
Пора уходить.Я много сейчас не понимаю. Что за фокус выкинули аркабалено, что творится в мире мафии? Но ведь Кавалоне тоже пропал. Тсунаеши, мой милый, Тсунаеши. Когда нам сказали, что вас схватили в аэропорту и убили. Я не поверил. Когда нам сказали, что за всем этим стоит аркабалено по имени Реборн, я не поверил, когда увидел ваши тела в гробах, среди огромного количества цветов, я не поверил, когда вас закапывали в сырую землю, я не верил. Когда Занзас вколол мне какую-то хрень синего цвета, я начал отключаться, но услышал фразу, которую он прошептал мне в ухо настолько ядовито, что она отпечаталась у меня глубоко в сознании ?Ищи его, ищи, поганый мусор. Скоро все станет совсем иначе.? До сих пор от этой фразы мурашки по коже, но почему-то именно она не дает мне сдаться. Возможно этот Занзас был не таким уж и плохим человеком. А может и есть. Варийцы, они ведь живучие, суки. А вот никого из Вонголы мне встретить так и не довелось. Только боксера с его сестрой. Эти двое верили до последнего. Верили в тебя. Что ты появишься. Вернешься к ним, а все остальное, окажется глупым недоразумением. На похоронах я их не видел. Если честно, пришли только чужие люди. Никого из знакомых. Почти никого из них я не знал. Зачем пришел туда я? Не знаю, честно.
Столько всего хочется тебе рассказать. Я искал тебя. Искал четыре года, но когда нашел, я был просто поражен. Ты ни капли не изменился. И сейчас я вижу все того же пятнадцатилетнего малыша, мирно сопящего в подушку. Я не хочу тебя тревожить. Я разберусь со всем в одиночку. Ради тебя, сделаю все так, как было. Как раньше. Да я и сам хочу, что бы все было как раньше, что бы многие были живы, чтобы ты улыбался, чтобы все было хорошо, чтобы нам снова всем было по пятнадцать – по шестнадцать, Реборна с его дурацкими идеями, даже этого вечно орущего глиста с динамитом. Его мне тоже не хватает. Не знаю как, но я постараюсь. Я верну тебе ТВОЙ мир, мой милый мальчик. Ты пока живи. Живи, как следует и главное побольше улыбайся, а я… А я буду строить мир для тебя.— Мукуро, ты же понимаешь, разбитое однажды, не станет прежним. Трещины все равно всегда остаются, как бы ты не старался.— Глупенькая, я буду не чинить старое, я буду строить новое, похожее на старое.— Ты одержим.— Наш мир рушится. Скоро все изменится. Деньги и прочая грязь не будут представлять никакой ценности. Единственное твое богатство будет твоя жизнь. Ад на земле. Довольно зрелищное кино будет, кошечка. У нас с тобой билет в первый ряд. Верде обещал, что это будет нечто. Вирус почти готов. Куфуфу.— За своего пупса не боишься?— На данном этапе у меня все продуманно.— Очень жаль, но ты совсем не тот Мукуро. Я очень сильно скучаю по прежнему тебе.— Фута, а ты тоже считаешь, что я изменился? – иллюзионист изогнул бровь.— В чем-то она права. – Мальчик слез со стола, отложив книгу. – Человеческая душа весьма хрупка, и иногда из-за сильных потрясений, она как будто раскалывается, рождается новая личность. А куда деваться старой? Никуда. Она остается в тени новой. Я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, потому что я немного боюсь. – Ребенок взял из вазы конфету и вышел из комнаты.