1 часть (1/1)

Symphony No. 9 (e-moll), Op. 95, B. 178, "From the New World", II. LargoСцены из деревенской жизни—От автораПеред началом предлагаемой работы я считаю необходимым обратить к читателю несколько слов. Слух об этой работе проник в публику (если быть точнее, в мою группу в ВКонтакте) гораздо прежде, нежели она была написана автором, и могла породить ожидания, может быть, преувеличенные. Теперь же все слова, мною ранее сказанные, здесь опровергаю: вдохновленный шедевром Дж. Н. Г. Байрона "Шильонский узник" и этим поэтом, который не раз отправлял меня к написанию некоторых глав моих прошлых работ, созданию мотивов, а в этот раз еще и творчеством Антонина Дворжака, я поменял концепцию и этой частично. Приношу свои самые искренние извинения за бесплодные ожидания.P.S. Я наводил справки, но так и не узнал точное отчество Никиты Давыдова из сериала. Я точно помню, что в сериале оно упоминалось, и не один раз, но какое - с уверенностью сказать не могу... В голове вертится Александрович, поэтому я его и использую, наивно полагаясь на свою память. Посвящается Анатолию Прохорову. —Всего светлее ты в тюрьме, Свобода!Джордж БайронНовый день у нас, людей, всегда начинается с того, что мы открываем глаза и видим потолок, стену, пол... а некоторые землю... перечислять можно долго, но я не буду. Так случилось утром и с героем не моего романа - Никитой Александровичем Давыдовым. Никита Александрович приподнялся на руках и, прищурив один глаз, глянул в окно, в которое бил теплый луч солнца; зажмурился, вдохнул ртом воздуху и чихнул (photoptarmosis). Вышедший воздух качнул белые занавески и поднял в воздухе мельчайшие пылинки, видимые невооруженым глазом и так раздражающие. Он снова лег, положив за голову одну руку в изгибе в локте и из такого положения стал осматривать свою маленькую комнатку. Комната, в которой, в основном, только ночевал Никита, с первого взгляда казалась приличной, но присмотревшись, можно было разгадать желание соблюсти приличие, сделав decorum пригодности для житья.Привыкшему к городской жизни Никите приходилось довольствоваться красным (в основном он был красным) ковром на всю стену, дверью, которая не закрывалась до конца, образующейся щелью (щелью, в которую мог просунуть руку взрослый человек и в которую за ним мог смотреть кто угодно), соответственно, и неутепленными окнами. От ручки форточки до деревянной рамы окна тянулась тонкая прозрачная нить - это паук плел паутину. Чуть ниже и правее была еще одна - к ней прилипли пылинки и маленькие синтетические волоски. Паутина покачивалась - это паук относил на край своей сети пойманную и опустошенную им муху. "Как же жестоко устроена жизнь! Она высасывает из нас все: деньги... (он вздохнул) здоровье... (и снова вздохнул, глядя на паука и его муху) силы! Жизнь... она..." - мысль оборвалась. Появилась новая. Паук темничный надо мнойТам мирно ткал в моем окне..."Пауки в доме - к деньгам! (Никита прикрыл глаза, заулыбался, окунувшись в сентименатольность). Продадим с парнями приложение и свалим отсюда..." - мечтал он. Из нас троих я старший был;Я жребий собственный забыл,Дыша заботою одной,Чтоб им не дать упасть душой..."Мечта! мечта!" - прогонял он мысль, так отрезвлялся...Он открыл глаза, приподнялся, взгляд его был тяжел, мрачен, но в то же время решителен. Внимание его превлекла птичка (emberiza aureola). Взгляд успокоился.Она сидела на краю бочки в огороде и осторожно пила воду, с промежутками осматриваясь вокруг, устанавливая наличие опасности. Никита взялся за ручку форточки, крутанул ее вниз и со всей силы дернул. Та со скрипом поддалась. Паук спустился на пол по прозрачной нити и быстро побежал по полу, перебирая всеми своими ногами. В глазах у Никиты потемнело. "Каково ему с восемью ногами?.." - мелькнула мысль в его голове. Через открытую форточку в комнату стал поступать свежий воздух. Но вернемся к птичке, раз уж я уже о ней вскользь упомянул.Услышав скрип, сверкнув глазом, приоткрыв клюв она вспорхнула и села на ветку дерева - место, для других недосягаемое, и стала пристально смотреть на окно... или на Никиту... Тот притих и стал наблюдать за ней. Птичка подпрыгнула на ветке; с дерева оторвался засохший лист; отвернулась от Никиты, запела простую, но красивую песню. Пела, умолкала, смотрела на окно... или на Никиту... Пела... Вдруг луч внезапный посетилМой ум... то голос птички был.Он умолкал; он снова пел;И мнилось, с неба он летел;И был утешно-сладок он.Им очарован, оживлен,Заслушавшись, забылся я.Но ненадолго... Никита вздохнул, громко вздохнул. Птичка, повернув на него голову, сверкнула черными глазками, приоткрыла клюв и... полетела прочь. Но ненадолго... мысль мояСтезей привычною пошла, И я очнулся... и былаОпять передо мной тюрьма...Никита, не находя более для себя причин, чтобы задерживаться, наконец встал, смешал одеяло с пледом, поправил угол простыни, взял с табуретки, под которой стояли кроссовки, свои единственные джинсы, надел их, затем взял футболку, тоже единственную, надел; достал из каждого кроссовка по одному носку, надел; обулся (шнурки были уже завязаны - оставалось только сунуть ногу).И в сладость песнь его была:Душа невольно ожила..."Нет, не закрывается!" - подумал он, пытаясь закрыть дверь. Поняв, что это бесполезно (смирившись), пошел на улицу. Только он распахнул дверь, прочь побежали куры, оставляя после себя перья. Перья плавно ложились на траву.Никита подошел к грядкам, немного нагнулся, оттопырил зеленый лист, по краям немного подсохший (подсохшие края легко отставали, превращаясь в крошку) и достал сразу два молодых огурчика. Нагнулся еще...С невозмутимым лицом, с колючими огурчиками в руках (три штуки), он подошел к бочке, из которой только что пила воду птичка, и тщательно вымыл каждый.Хорошо закрыв калитку, Никита отправился в путь. Хруст, хруст! Хрум!.. Так прошло утро Никиты Александровича Давыдова. Никита Александрович Давыдов бодро шел по пыльной дороге, разглядывая голубые цветочки цикория (cichórium), домики, задирал голову - непонятно - то ли он смотрел на облака, то ли на положение солнца. По пути ему встречались камушки - большие и маленькие. Маленькие он игнорировал, а большие отбрасывал с дороги в траву, длинную, некошеную. Никита сбавил скорость, когда увидел, что с одного двора вышла старушка, с ведром в одной руке. "Идет... С пустым ведром..." - подумал Никита, закатил глаза и отворотился. Старушка прикрыла калитку, прошла немного и высыпала на ровную землю из голубого ведерка кучу колорадских жуков (leptinotarsa decemlineata). Она наступила. Стала давить вредителей. Слышно было, как трескаются их панцири. Старушка, убедившись, что все жуки раздавлены, равномерно распределила кашу по земле, перекинула ведро через забор и сама пошла открывать калитку. Никита прошел мимо, а старушка еще немного посмотрела ему вслед и пошла в дом открывать окна. И не успел пройти он двадцати шагов, как внимание его привлек разговор двух дам... т.е. женщин! Они что-то оживленно обсуждали. - Цыганка... (это первое слово, которое уловило ухо Никиты), - сказала, подбирая слова, первая женщина. - Ну, - торопила ее вторая. - Ездила на рынок. Ты помнишь? Помнишь! Купила у нее, значит, лилии. А на картинках, значит, они такие... (она сделала акцент на слове такие, приложила руки к груди, закатила глаза). Красивые... Ну? - Ну? - повторила вторая. - Распустились не такие! Вот собираюсь... - По чем ж? - По сто двадцать, а что?.. Э... На чем это я... А! ну-у... Собираюсь ехать в следующий раз, морду набью ей... Они пару секунд помолчали. Вторая женщина не находила слов. - У меня и картинки с упаковок остались... - заговорила первая. - Да ты заходь, я тебе покажу... - Она открыла калитку, сделала приглашающий жест рукой.Совсем забыл про Никиту... Никита тогда решил сделать остановку. Он облокотился на дерево и слушал. - Да ладно! Эти тоже, смотри, какие красивые... - Вот, на картинках другие... - Ну и что? Ну, поду-маешь... Ну разные... Эти тоже красивые!- Послушай, ври, да знай меру! Нет, поеду!!! и морду набью! - Да ла-дно! да не на-до! - Ты что... А она нахваливала, что у нее чуть ли не с самой Москвы (она устремила палец в небо) ездили-брали, и выросли... и... "Поспорят, пошумят и разойдутся" - подумал Никита, приподнимая ветку, чтобы пройти. Ветка покачалась туда-сюда и вернулась в свое положение. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмой - суббота Господу Богу твоему.По пути он наблюдал картину... На лавочке сидели мальчик и девочка. Девочка чуть старше его (мальчика). Каждый занимался своими делами: девочка что-то обратно пришивала, мальчик заклеивал сандали. Между ними сидела старушка и посматривала то на мальчика, то на девочку. Если кто-то из них будет делать правильно, то она погладит по головке, если неправильно - даст подзатыльник, а потом подскажет, но сама за работу не возьмется ни в коем случае. - Да... Со мной это не пройдет... Это вам не Москва! (она устремила свой указательный палец в небо). Как помоете ботинки - в таких и пойдете. Я так вашу маму воспитала. И вас... буду! Да? (Она странно, вопросительно посмотрела в небо). Я обещала... продолжаю... - сказала бабушка, почесывая морщинистую шею. - Дайте вспомнить... Ах да: О Волга, пышна, величава, Прости, но прежде удостой Склонить свое вниманье к лиреПевца, незнаемого в мире, Но воспоенного тобой...Когда из ее уст прозвучала строка "склонить свое вниманье к лире..." Никита был уже далеко..."Да... Деревня!.. Это не город... Здесь даже нет музеев... Здесь не посмотришь на флигель Эрара в доме-музее-квартире какого-нибудь..." - думал Никита, ухмыляясь.Герой не моего романа дошел до своего конечного пункта - берега, поросшего изумрудной травой, и, сев на дощечку, кем-то любезно здесь оставленную, гладкую, без заусенцев, зачищенную наждачной бумагой, облегченно вздохнул и стал смотреть... Стал смотреть на поля, речушку... Вдалеке виднелся лес. Но прекраснее всего было небо - чистое, как хост мертвого или очень ленивого художника. Кое-где, правда, были перьевые облака - своеобразные мазки несмоченной водой кистью. Но только они. Значит очень ленивый Художник. Слава лег на дощечку, закрыл глаза... "Лег бы и заснул... навсегда..." - думал он. "То есть погасил бы огонь и остался в темноте!" - говорила душа. Никита поднялся. "Да-а!.. Мудрено и трудно жить просто!" - сделал вывод Никита. - Всего светлее ты в тюрьме, свобода!.. - сказал Никита, выговаривая каждое слово, каждую букву слова, учитывая зяпятую (после запятой он вздохнул). - Не помню, где я это слышал, у кого... Но... Как это, блин, точно... В моем случае тоже так... Ах!..Сколько всего было заложено в это "ах". Не двигаясь, не меняя положения просидел Никита Александрович Давыдов на берегу, среди изумрудной травы, пока... Пока не наступил вечер. Похолодало и потемнело. Вечерело... Никита Александрович Давыдов протер руки, зевнул, встал и стал выходить на дорогу, немного покачиваясь (он просидел несколько часов).Никита Александрович Давыдов шел... И видел: На лавочке уже никто не сидел. В доме горел свет только в одной, кажется... кухне. На улице за столом сидели дети и корчили друг другу рожицы. Вот вошла старушка с тарелками. Поставила, ушла. Вернулась, уже с вилками и банкой компота из крыжовника и апельсинов. Поставила, каждому сунула, ушла... Дальше герой не моего романа не видел, за чем она ушла... Он шел своей дорогой.В другом доме везде горел свет, и в третьем (первом) совсем не горел. Хозяйка спала. И Никите хотелось... Он вернулся домой, бесцеремонно прошел в свою комнату, разделся и разулся, лег, накрылся по самую голову и увидел: Увидел, что паук, которого он согнал, соткал себе паутину, и уже кого-то ел. Приметил, что откуда-то взялся третий паук, и он тоже уже начал плести из своих нитей сети. А что сделал он? Ничего. А пауки ткут вокруг него сети. Второй, третий... Приползет завтра и четвертый. А что будет завтра? Как же жестоко устроена жизнь! Лечь бы и заснуть навсегда! Хруст, хруст, хрум.Конец