Том первый. 9.Юми (1/1)

POV Юми Хасси-Ррмель, воспитанницы доктора КоллайдерБлагословен родной дом, где родители и вся дорогая семья. Благословен маленький кусочек родной, отцовой земли на большущей планете, который назывался Хасси-Ррмель. Назывался, ибо сегодня его нет, как и нет нашего дома, и даже названия нет.Ничего нет.От Хасси-Ррмель остались лишь обломки руин, уже густо заросшие, как заповедная зона в Энергиде, в том самом месте, которое больше всего пострадало от атак 1861 года Эры Белка. Доступ туда без радиопластических костюмов последнего поколения запрещён даже Защитницам, к которым относится и моя тётя?— доктор Виола Коллайдер, выпускница медицинского факультета Ноовилльского университета, доктор хабилитат в области биомедицинской инженерии.Хасси-Ррмель тоже не стал исключением. Но здесь теперь не только заповедная зона, доступ к которой имеют сотрудники Института радиоэкологических проблем Национальной академии наук и Международного колледжа по радиоэкологии?— она сама по себе место исторической памяти.От дома моего детства остались только фрагменты фундамента. Когда я бываю здесь, то долго всматриваюсь в тропинки своего детства, и оживают воспоминания: мамины руки прислоняют меня к сердцу, а аллеей широко ступает папа, я ему только по грудь, и, увидев меня, он всегда улыбается под рыжеватыми усами и всегда поделится своими мыслями.*А земля говорила с нами. Она понимала нас, окружала духом прошлого всего нашего народа и большой любовью деревьев, полей. Нам было хорошо на весеннем солнышке, на дожде и на ветру, мы весело шагали в своих одеждах зимою, а на дороги ласково светила луна.Так было.Затем всё прекратилось.***Ты, мой сосед,Так же, как я,Потерял всех родныхИ не знаешь о них,Ведь про тех,Что исчезли в ночи,Не расскажет никто,Не подскажет, за что…**Меня и многих детей похитили. Остальных?— кого убили, кого изувечили, над кем?— надругались. А затем на Хасси-Ррмель сбросили грязную бомбу?— очень расчётливо, чтобы никто не выбрался?— и Хасси-Ррмель прекратил быть.И мои родные прекратили быть.Папа и мама ?— тоже прекратили быть.Тех же, кто остался, пустили на эксперименты, будто бы наш народ?— это не разумные существа, а так, хуже животных. Наверное, ?они? посчитали, что расположение и конфигурация ушных раковин и наличие гибкого покрытого мягкой шерстью хвоста?— вполне достаточные признаки, чтобы отменить существование всего народа: кого?— на опыты, кого?— в качестве инкубатора, кого?— ?на запчасти?, ну, а кого-то, чтобы не мелочиться?— сразу в биореактор.***Вновь закрытая лаборатория, о существовании которой наверняка не знают те, кто на свободе. Прозрачные трубки, приборы, установки, инструменты, некоторые из них откровенно наркоманского вида. И посреди этого?— прикреплённая к платформе маленькая нэко, до одури напуганная и заплаканная. Личико покраснело, каштановые волосы спутались, на руках и ногах заметны синяки и следы от уколов. В смежной комнате четверо в халатах переговаривались. И среди их разговоров прозвучала фраза: ?— Через полторы минуты можно будет приступать к эксперименту.…Нет, о ненависти к ?ним? никто не говорил. Чувство, которое испытывали все наши от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих кусков биомассы людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и гнуса, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения…***Через минуту в лабораторию ворвалась фем-сингулон поколения "три-с-половиной" в антрацитово-чёрной с тёмными вставками монополиевой броне. Золотистый визор-щиток закрывал лицо. И ад, который готовили "те" для меня, начался для "них".Ублюдков, а вернее, то, что от них осталось, перемешанное с крошевом, некогда бывшим той самой закрытой лабораторией, распознают лишь по бейджикам, издевательски оставленным на самом видном месте. Позже выяснится, что эти, с позволения сказать, люди работали на неуловимого и печально известного ван Хааке.А пока, среди разгромленной лаборатории, золотистый щиток Защитницы приподнимается, освобождая несколько непослушных иссиня-чёрных прядей волос; тёмные ресницы, дрогнув, раскрываются, являя на свет алые кольца оптосенсоров; те постепенно гаснут, обнаруживая под собой глаза с разноцветной радужкой?— карий и зелёный; мягкие черты лица, внимательный взгляд, тонкий прямой нос; чуть крупноватые розовые губы шепчут:—?Живая…Меня освобождают и прислоняют к себе. Тепло. Я плачу: ужас сменился облегчением. Губы женщины невесомо льнут к моему лбу, её голос чуть дрожит:—?Тише, маленькая, всё закончилось… Я пришла за тобой… Больше никто не посмеет тебя тронуть…Собираю остатки смелости и целую её в ответ. Щека тёти солёная. Позже, когда мы будем одной семьёй по-настоящему, тётя Виола поведает мне свою страшную историю.А пока?— посреди разрухи вжимаются друг в друга самые одинокие существа на этой планете, наконец-то нашедшие друг друга.***Мы отплакали своё, тётя. Отстрадали.Наши щёки вновь солёные, но мы счастливы. Мы?— наконец-то?— счастливы.***Я вымылась и впервые насытилась, не скрываясь. Животик стал большой и тёплый. Впервые за столько времени засыпаю на постели.***Изрядное количество времени спустяМеня аккуратно будят поцелуем в губы. Родной вкус и запах.—?Просыпайся, Юми. Нас ждёт замечательный вечер,?— тихонько шепчет на ушко самое дорогое для меня существо в этой Вселенной. Открываю глаза и задыхаюсь от восхищения: никогда не видела тётю в "маленьком чёрном платье".—?Какая ты красивая…Я готова убить за эту улыбку, лишь бы она чаще озаряла родное лицо.—?Это ещё не всё, моя хорошая.Меня подводят к двери и открывают. Я переодеваюсь, затем меня просят закрыть глаза. Тётины руки чутко колдуют над моими волосами, макияжем, поправляют новое платье, которое я не успела разглядеть толком.—?А теперь смотри! —?заговорщицкий шёпот.Я открываю глаза. Угловатого подростка больше нет. На меня из зеркала ошалело смотрит взрослая кошкодевушка. Неброский наряд, минимум макияжа, но сделано всё так, что я теперь совершенно другая. И я ощущаю себя другой.—?Ты стала совсем взрослая… Сегодня у нас танцы. Пойдём? —?мурлычет тётя Виола, и с ней я больше не боюсь ничего.И?— принимаю решение.—?Идём.Нам больше не страшно ничего.