Сердечко (1/1)

Козетта заплетает Эпонине волосы. Это стало небольшой традицией по вечерам — когда Эпонина приходит из колледжа, устало-раздражённо кидая сумку в угол комнаты, когда Козетта приходит с практики в больнице, вымотанная долгим днём. Эпонина целует её в щёку, устраиваясь рядом на кровати. Козетта тянется за расчёской, даже когда руки, кажется, не слушаются от усталости. Эпонина пыталась когда-то ершиться. Эпонина пыталась сделать вид, что ей вовсе от Козетты ничего не нужно; Эпонина от девочки из своего прошлого шарахалась при встрече. Девочка из прошлого этих встреч искала. Эпонина сдалась — сначала дружбе, потом и нежной влюблённости; когда на тебя смотрят так, как всегда смотрела Козетта, ужасно сложно сопротивляться собственному растущему под рёбрами чувству. Эпонина сдалась — Эпонина, привязавшись, так долго ждала, что и в этот раз всё обернётся разочарованием, что пропустила момент, когда они начали вместе снимать небольшую квартирку, когда завели белую кошечку, когда Козетта помогла ей, хоть чуть поверив в себя, поступить всё-таки в колледж. Эпонина, вдруг поняв, что разочарования, кажется, не случится — по крайней мере, не сейчас, не в ближайшие несколько нет, не в ближайшую жизнь — обнаружила себя любящей и любимой. Эпонина позволила себе поверить, и вот теперь нежные пальцы каждый вечер заплетают ей волосы, пока она гладит уютно мурчащую кошечку, едва не мурча сама. Эпонина, оглядываясь назад, может только недоумённо пожимать плечами, не понимая, когда никем не любимая замарашка из её детства превратилась в самую красивую и лучшую — за эту истину Эпонина намерена драться — девушку на свете. Эпонина ещё сильнее не понимает, чем она сама могла такую заслужить и почему Козетта сидит с ней в тесноватой квартире, а не во дворце какого-нибудь принца. И пусть двадцать первый век на дворе. Этот мир Козетту любит, будто заглаживая перед ней вину за грустное детство; этот мир нашёл бы Козетте принца, если бы она захотела. Козетта предпочла Эпонину, и за это Эпонина готова любить мир немножечко сильнее. Козетта осторожно расплетает её косу, наспех собранную с утра и ужасно перепутавшуюся за день. Эпонина обычно драла волосы, как попало, не беспокоясь о боли; именно из-за этого Козетта впервые, не выдержав, отобрала у неё расчёску. У Козетты осторожные и нежные руки; у Козетты самые красивые пальцы на свете и самые изящные кисти. Эпонина их целовать готова, бесконечно извиняясь за прошлое. Козетта о нём будто бы совсем забыла. Козетта расправляет её волосы по плечам; Козетта погружает в них расчёску, которую она, кажется, приручила: всегда больно дёргающие за пряди зубцы в руках Козетты даже худшие колтуны распутывают незаметно. Эпонина закрывает глаза, чувствуя, как накопившееся за день напряжение сквозь расчёску уходит в воздух и тает в нём электрическими искрами. Козетта сама будто медитирует, перебирая тёмные пряди. Умиротворяюще тарахтит на коленях Эпонины кошка. Она на Козетту чем-то похожа: подобранная когда-то жутким комочком грязи и блох, выросла в белоснежную ласковую красавицу, будто забывшую обо всей боли, которую причинили ей люди. Козетта плетёт что-то замысловатое, красиво укладывая пряди; Козетта, кажется, давно перебрала все возможные варианты причёсок, но каждый вечер находит всё-таки что-то новое. Козетта плетёт долго и сосредоточенно; Эпонина смеялась как-то про макраме на своей голове, но козеттин взгляд стал на это таким задумчивым, что Эпонина предпочла эту тему оставить, пока ей действительно не наплели что-нибудь совсем эдакого. Эпонина давно бы постриглась коротко, если бы не эти спокойные вечера. Эпонина слишком эти вечера любит — прохладные пальцы, ласково шебуршащиеся в волосах, тепло Козетты за своей спиной и кошки на коленях. Эпонина ни на что не готова их променять. Козетта заканчивает и отстраняется, фотографируя результат на телефон. Эпонина откидывается спиной в её объятия и тянется, заглядывая в экран. — Сердечко? — хмыкает. Козетта целует её в макушку, обнимая поперёк живота. Мимоходом чешет за ухом кошку. Кивает:— Сердечко. — Са-а-ахар, — тянет Эпонина, запрокидывая голову и глядя снизу вверх. — Розовая сахарная вата. Пушистая такая. И очень розовая. Козетта смеётся и чмокает её в нос. Эпонина на следующий день тащит Козетту в парк и покупает настоящую сахарную вату, улыбаясь козеттиной детской радости. Эпонина не любит сладости, но сладкие от ваты козеттины губы целовать готова всю жизнь. Может быть, в этот раз мир и не оборвёт им крылья.Мир, в конце концов, Козетту так любит — всего чуть-чуть меньше, чем любит её Эпонина.