Вдали от Неведомой Земли (1/1)

Саша Григорьева сама не знала, почему ноги сами несли ее именно сюда. Ведь она даже не видела никогда этого человека, только слышала?— и много хорошего слышала о нем от своих. И Саня отзывался о нем с восторгом?— как о замечательном педагоге, как об очень мудром, умеющем подсказать и направить, и в то же время тактичном, и умеющем хранить тайны человеке. Не менее доброжелательно отзывался о нем и отец, а ведь они знакомы уже не один десяток лет. Это мамин друг детства. Нет, конечно, у него своя семья сейчас, дети. Вскоре после отъезда Ивана Львовича с семьей он тоже завел семью, и писал о них с такой теплотой?— и о жене, и о детях?— что было ясно: теперь он счастлив. Может быть, и не до бывших учеников теперь?.. Хотя нет, Иван Павлович?— не такой человек! Он поймет. Да и наверняка теперь-то, пока жена на работе, а дети в школе, у него есть время на разговор. По крайней мере, Саша на это очень надеясь.А странно все-таки, Саша ведь почти не помнила родного отца, он казался каким-то смутным сном, который то ли был, то ли нет. Мама тоже чем больше проходило лет, тем больше становилась какой-то зыбкой тенью. Ночным кошмаром детства оставался отчим. Но зато были и другие, живые папа и мама?— те, кто были всегда рядом, кто принял ее сразу и безоговорочно, как родную. Родители Кати, дядя Ваня и тетя Маша. Когда она впервые назвала их папой и мамой, девушка не помнила, да это было и не важно. Слишком давно они с Катей доказали, что бывает на свете девичья дружба, чтобы понимать друг друга не хуже, чем близнецы, не обязательно быть родственниками. И напрасно шушукаются по углам, что девичья дружба?— до первого жениха. Ерунда полнейшая! Тем более, что Сашу и Катю такая участь минует обязательно. Саша не слепая, она видела прекрасно, какими глазами смотрит на ?сестренку? ее родной брат, и почему-то это не вызывало ни обиды, ни ревности. Все правильно. Брат все равно не перестанет быть братом оттого, что он влюбится и женится. Это ведь в любом случае произойдет, рано или поздно. А Катя зато действительно, по закону, станет ее сестрой. Смешно получается. Она, кажется, влюбилась в побратима своего брата, а тот?— в названную сестру своей сестренки. Все свои, все и так-то друг друга знают, как облупленных, и это, наверное, даже хорошо. К тому же документов никаких Татариновы не оформляли, и сирот они не усыновляли?— просто растили, как родных, и делали для них все возможное и невозможное. И знал бы кто, как Саша благодарна им за Неведомую Землю, за Землю Санникова…Но вот и тот самый дом, тот самый подъезд. Еще один маленький уголок родного Энска в по-прежнему холодной и какой-то чужой Москве. И почему Катя и Саня с таким удовольствием вспоминали этот город? Им с Петькой намного ближе Ленинград. Но это уже неважно. Думать некогда, нужно подобрать слова… А вот и нужная дверь. Еще не поздно уйти. Что ты тут делаешь, Саша? Это слишком личное, зачем идти советоваться к совершенно незнакомому человеку? Но с кем еще об этом говорить? Петька не поймет, Саня слишком занят. Катя… Катя сейчас о другом думает, она к экзаменам готовится, и ничего кроме них не замечает. Ну, была не была!Дверь открылась почти сразу, и перед девушкой оказался незнакомый (или все-таки знакомый?) человек. Невысокий, если сравнивать с папой, коренастый, с заметной проседью в густых русых волосах и шикарными пушистыми усами. Глаза добрые, внимательные и какие-то… все понимающие, что ли? Смотрит с недоумением. Не узнает, но пытается вспомнить, откуда ему знакома эта девушка с пушистыми темно-русыми косами.—?Здравствуйте, Иван Павлович. Я?— Саша Григорьева, сестра Сани. Из Энска. Можно войти?А ведь Саня был прав. Абсолютно прав, этому человеку действительно стоит верить и с ним действительно очень легко и интересно говорить. И Саша сама не заметила, как неожиданно для самой себя разоткровенничалась.А Иван Павлович смотрел на девушку и вспоминал ее брата. Надо же, как они все-таки похожи! Ну да, Саня говорил, что сестренка была ?сметанная голова?, но волосы частенько темнеют с возрастом. А глаза у них почти одинаковые. И в чертах лица тоже много общего. А уж манера речи, жесты, любимые выражения… Интересно, дети вообще понимают, что они, сознательно или нет, подражают Татариновым? Вот таким же движением головы смахивала челку со лба Маша Колокольцева за много лет до того, как стать Татариновой, а потом?— и ее дочка. Так же щурился и жестикулировал Ваня Татаринов?— когда еще не стал капитаном. Интересно, что же ей нужно? Ребята ведь все здесь, что же такое ей нужно обсудить, что с друзьями не получится, а ним, посторонним человеком?— запросто?..—?Иван Павлович, вы ведь хорошо знали Ивана Львовича Татаринова в молодости? И, наверное, до сих пор хорошо себе представляете, какие у него вкусы? Хотела с вами посоветоваться.И девушка, сбиваясь и волнуясь, объяснила, что скоро нужно ехать на каникулы домой, на Землю Неведомую, как он по старой привычке называли Землю Санникова, а у Ивана Львовича день рождения, и надо бы сделать подарок, но она не представляет, понравится ли, или может не стоит и позориться. Нет, он, конечно, и вида не покажет, и будет в любом случае благодарен, но так не хотелось бы огорчать папу, и если этот подарок вызовет какие-то ненужные воспоминания, то не стоит… В общем, посмотрите, пожалуйста, и скажите, как считаете. Просто Катя может проговориться нечаянно, Петька вообще в миниатюрах не разбирается, а Саня совсем другим занят.Постаревший учитель слушал?— и не верил собственным ушам и глазам. Нет, он знал, что Саня?— талантливый малый, и что он здорово рисовал, только талант не захотел развивать. Но сестренка… Она каким-то отчаянным жестом протянула ему маленький сверток, бережно завернутый в носовой платок, потом передумала, развернула?— и протянула на ладони небольшой медальон. Овальный, чуть больше спичечного коробка, похоже, сделанный из дерева, и сейчас покрытый лаком. На нем с большим старанием были нарисованы миниатюрная ?Святая Мария?, идущая под всеми парусами к какому-то острову и выведен вензель ?ИТ?. Красиво, с большой любовью сделано, и учитель с полной уверенностью мог бы сказать, что другу понравится. Но почему Саша не показала это остальным ?детям капитана Татаринова?? Не все так просто с этим медальоном. Но что же с ним не так?..—?Вы откройте, Иван Павлович,?— тихо попросила Саша и сама легонько щелкнула замочком. Медальон тут же послушно рассыпался гармошкой.Надо же… Еще четыре миниатюры. На одной была с большим старанием и любовью нарисована миниатюрная и хрупкая яхта среди ледяных глыб. ?Святая Мария?… Корабль-талисман, корабль, который Иван любил как живое существо. С обратной стороны?— их любимый уголок Энска. Их старые дома… Ну да, точно! Их же снесли лет десять назад! А вот стоит домик Климовых, а там?— Татариновых, а вот и Кораблевых и Бубенчиковых заборы виднеются. Девочка, милая, откуда ты знаешь такие подробности? Ты же не могла видеть! И все же… От рисунка как будто доносится теплый ветер с Песчинки, и запах яблоневых садов, и звуки тихого провинциального городка. Ну как, как ты могла в такой крохотной картинке передать столько всего?. Остров в Ледовитом океане и дрейфующий мимо корабль. Люди на мачтах машут руками, что-то кричат. Наверное, это ?Святая Мария? дрейфует мимо Земли Марии? Главное открытие в жизни Ивана? Еще один остров. Вид с какой-то скалы на укрепленный поселок, на обжитые, и кажущиеся на удивление уютными просторы. Поля, какие-то хозяйственные помещения, стада… И люди. Люди, которые кажутся вполне довольными своей жизнью и тем, где они находятся. Красиво… И как-то тепло, что ли. Ничего особенного нет в этих видах, но туда почему-то очень хочется попасть.—?Переверните,?— просит Саша, и Иван Павлович не задумываясь переворачивает медальончик. С той стороны уже портреты. Двое мальчишек на берегу реки. Двое Ванек, Татаринов и Климов получились совсем как живые. Беззаботные, счастливые, и мечтательно смотрящие на уходящий по Тихой пароходик. Свадебная фотография родителей?— тоже перерисована с удивительной четкостью и казалось, что люди на этой миниатюре сейчас пошевелятся. Видимо, дом там, на острове. Вся семья?— Нина Капитоновна, Иван Львович с Марьей Васильевной, и дети?— пятеро старших и двое младших. И, кажется, это еще далеко не все, кого Саша хотела нарисовать, но на большее количество людей просто не хватило бы места. А вот это кто? Еще не старый, средних лет, наверное, офицер царской армии с добрыми и проницательными глазами. Умен?— несомненно. Храбр. И очень похож на Ваньку, только старше, намного старше. Неужели… О господи, неужели?— тот самый ?дядя Антон?, о котором Иван говорил почти как о втором отце? Его-то откуда выкопала юная художница?..—?Александра,?— у Ивана Павловича невольно перехватило горло, и он замолк, аккуратно собирая медальон обратно, прокашлялся и повторил:?— Саша, ты вообще понимаешь, что ты сделала?—?Что, все так плохо? Так и знала, что нельзя такое дарить, это слишком… не знаю, как сказать. Вот в голове вижу, а руками сделать не получается. Я выкину, не волнуйтесь!—?Я тебе выкину! С ума сошла? Это… это же вся жизнь Ивана на ладони! Ты просто не представляешь, насколько он будет счастлив, когда это увидит! Дари, и не раздумывай!—?Правда? Нет, серьезно, получилось? А по-моему у Петьки лучше получается. Но у него картины так уж картины, а я так, по миниатюрам больше.—?Не лучше у него получается, а просто по-другому. Не сомневайся даже, все хорошо! Дай-ка на минутку… А кто медальон делал? Погоди. Ванька Климов, верно? Чувствуется рука мастера. Как они там вообще? Хотел к вам вырваться, да куда уж мне от своих… Ну что так удивленно смотришь? Думаешь, мне не могло хотеться взять своих да рвануть к вам, на север? Да разве их всех соберешь… У меня ведь, не считая родных, пятнадцать сыновей и четырнадцать дочек. Братишки твоего класс. Старею, наверное, но куда я от них поеду? Они мне все семьей стали. И не могу я сейчас бросить все и начать сначала. Поздно уже. Ты лучше скажи, что твой братишка-то не заходит? Забыл уже старика?—?Да какой же вы старик, Иван Павлович! И Саня вас очень-очень уважает и ценит ваше мнение, просто… Вы же не знаете, наверное. У нас тут такое творится… В общем, слушайте!Саша рассказывала так увлеченно, что Иван Павлович понял: он просто заслушался. Эх, как они все-таки похожи, эти Григорьевы! Что брат, что сестра?— наблюдательные, умные, и ведь умеют делать правильные выводы и непонятно каким шестым чувством догадываются, что перед ними за люди. Славные ребята, что ни говори. Но вот только иногда лучше бы не было у них этого чутья… Слишком много видят, слишком много понимают, а мимо пройти не могут, вот впутываются в очередные неприятности…И даже странно, что между ними настолько теплые отношения. Молодец Саша, что не посчитала, что брат ее бросил, и нашла в себе силы простить за тот побег из дому. А ведь страшно подумать, каково ей пришлось! Иван Павлович прекрасно помнил, как в свое время отчитывал Саню за это бегство из Энска. Хотя где ему в десять-то лет было думать о сестренке и о том, что она вообще-то отца почти не помнит, от отчима перепадали только колотушки и долгие и нудные нравоучения, мать едва не у нее на руках умерла, а брат пропал без вести. Как еще бедолага не сломалась, как сумела вырасти такой отзывчивой, такой доброй и способной на такую глубокую привязанность?.. Видно, хорошие люди были эти Сковородниковы, и спасибо огромное этой неизвестной тете Даше, что поддержала сиротку, помогала ей, пока не приехали Татариновы. Ну, а потом… Дальнейшее было только делом техники, рядом с Машей и Иваном просто невозможно было вырасти черствым, закомплексованным или злым человеком. Такие уж это люди.Впрочем, это лирика. Сейчас важнее, что рассказывает Саша. Пока молчит, пытается подобрать слова. Совсем как Саня на том педсовете. Иван Павлович интуитивно как тогда похлопал рукой по столу. Спокойно, не волнуйся. Все хорошо. Девочка вымученно улыбнулась. Знает… знает об уговоре с ее братом, и, похоже, благодарна, а поддержку. И почему-то вдруг вспомнилось, что дети ведь первый год в Москве. Сколько им? Лет семнадцать? Восемнадцать? Как же им, наверное, неуютно в вечно шумной, многолюдной и такой незнакомой столице! После домашнего уюта Земли Неведомой, после стольких лет жизни среди знакомых с детства людей. Да, природа там сурова. Да, дисциплина железная, так ведь иначе и нельзя?— не выживешь. Но люди, люди… Иван Иванович, доктор Павлов, недавно переведенный куда-то за Полярный круг, писал, что о ?колхозе ?Северное Сияние? и о ?наркоме Татаринове? там, на Севере, ходили легенды. Рассказывали много всякого, но все почти сходились в одном: на Земле Санникова живут настоящие люди. Сильные, смелые, верные и какие-то удивительно великодушные, гостеприимные и такие, каким хочется подражать. Как их Иван отбирал, как перевоспитывал из того, что было?— знает только он один. Но ведь сделал! Сделал столько, что ему давно уже пора было бы давать какое-нибудь звание! Но не дают. и Земли Санникова до сих пор нет на карте, и слухи о ней?— только слухи, которые ходят среди кочевых народов и в едва строящихся городах. Но почему? Почему его даже не вызвали в Москву, почему не дали хода его отчетам и другим документам? Ведь Иван Татаринов из тех, кто не то что не порочит образа Советской власти, а наоборот показывает на примере своего острова, как может выглядеть тот самый коммунизм, которая она призывает строить! Почему же над ним как будто бы висит какое-то страшное обвинение? Ведь вроде бы чекисты во всем уже разобрались, его же отпустили! Что опять-то произошло?.. Неужели, опять донос?.. Нет, хорошо все-таки, что они сейчас далеко и в безопасности. А дети… За детьми он обязательно присмотрит.Саша собралась с силами, начала рассказывать. Пока в общих чертах. Ну да, о летной школе Иван Павлович уже слышал. Саня с детства грезил небом, мечтал летать, и еще до отъезда в Энск искал все доступные сведения о самолетах. И он будет, обязательно будет хорошим летчиком! С его-то упорством, с его светлой головой… сомневаться в том, что когда-нибудь Иван Павлович будет гордиться тем, что знал самого летчика Григорьева, не приходится. Так будет. Рано или поздно?— но будет. Хотя конечно, ему сейчас тяжело. И физически?— нагрузки в авиации всегда были, есть и наверняка останутся весьма значительными, и психологически?— привыкать к ритму большого города всегда нелегко, особенно после стольких лет в тишине. А у сестренки горят глаза, она с искренним восхищением и редкостной любовью пишет о том, как сама лично видела Саню в воздухе, как он показывал ей свой самолет и знакомил с такими же учлетами, как он сам. Как он с трепетом ждал первого самостоятельного полета, как старательно готовится, со всех сторон обложившись учебниками, и матчасть у него теперь ?от зубов отскакивает?.А тут еще эта его тяга к справедливости… Ох, Саня-Саня, зачем же ты ворошишь это осиное гнездо? Чего ты добиваешься, скажи?.. Зачем просиживаешь до самого закрытия в архивах и библиотеках, зачем собираешь все выписки, упоминания, вырезки, касающиеся экспедиции на ?Святой Марии?? Хотя?— глупый вопрос. Однажды эти дети уже сумели сделать невозможное. Теперь они хотят восстановить справедливость, доказать вину Николая Антоновича и восстановить честное имя своего приемного отца. Хотят добиться того, чтобы Землю Санникова признали, и выяснить, наконец, что происходит и почему управление Северным Морским Путем так странно реагирует на новые земли. Дети-дети… Наивные, бесстрашные, они сами не понимают, куда лезут?— и ведь могут, могут же добиться своего! Вот только какой ценой?.. Неужели не понимают, что Николай Антонович опасен? Что у него слишком обширные связи остались еще с дореволюционных времен, и что он еще может им всю оставшуюся жизнь поломать?Какие же они еще дети… И будущий геолог Катя, с детским азартом штурмующая бастионы науки и умудрившаяся не только влюбиться в царство минералов, но и всех окружающих заразить этой страстью. Упорная, сильная, целеустремленная, она далеко пойдет. Только бы не подрезали крылья на взлете! Валя Жуков… Ну, кто-кто, а он-то давно себя нашел и жизни не мыслит без своего живого уголка! Таких биологов еще поискать надо! И как в его голове столько сведений умещается! Из него выйдет гениальный ученый, если только… Хотя почему если? Все уже в порядке, рядом с ним уже оказалась Катина школьная подруга Кира, которая поможет ему элементарно не заморить себя голодом или не заработаться до потери сознания. А этот может. Таких увлеченных людей еще поискать… Впрочем, Валька Жуков уже почти потерян для столицы. Он слишком бредит все той же Землей Неведомой, слишком многое хочет там исследовать, изучить, классифицировать и проверить. Такой точно не будет ждать распределения, его уже на преддипломной практике заберет к себе директор заповедника ?Земля Санникова? Семен Петрович Ордин. У него ж там почти целый научно-исследовательский институт собирается, так что такими сотрудниками разбрасываться не станет. Эх, обидно за Москву! Какие кадры уплывают! Какие ребята… Хотя, если честно рассудить, оно и правильно. Новые земли должны исследовать лучшие из лучших. И эти двое художников… И Петю Сковородникова и Сашу он не знал почти, только по рассказам. Но они точно подобрались под стать своим друзьям. И эти ребята, дети капитана Татаринова… Смотреть на них было как-то больно, за них страшно?— и ими одновременно от души хотелось восхищаться. Счастливый он все-таки, этот Иван… И воспитатель из него вышел хороший. Они с Машей. с Марьей Васильевной, могут по праву гордиться своими детьми.А Саша говорила и говорила. Успокоилась, вроде. Поняла, что ее выслушают и поймут, и выплескивала все, что накопилось за этот год. И хорошее?— вся компания ?татаринских птенцов? по прежнему собиралась вместе буквально каждый день. И по-прежнему делились впечатлениями за день, и помогали друг другу, чем могли, и вспоминали дом, и просто радовались, что все еще вместе. Но появились и друзья среди однокурсников, а у художников вообще подобралась очень душевная группа, да и общежития оказались совсем недалеко друг от друга. Чисто бытовых проблем практически не было, ребята прижились на новом месте и не жалели о том, что приехали. Почти не жалели. Потому что было и крайне неприятное.Например, на горизонте снова показался Ромашов. Иван Павлович вспомнил свои старые, размышления о том, что история Татариновых повторяется, и в очередной раз убедился, насколько был прав. Ох, каким негодованием сверкали глаза Саши, когда она рассказывала о старинном недруге брата! О том, как Ромашов выследил ее брата возле архива, выяснил, что именно он там искал и сначала начал шантажировать тем, что расскажет Николаю Антоновичу про поиск компрометирующих сведений. К счастью, как раз подходил Петька, и драки удалось избежать, Ромашке доступно объяснили, что ябедничать не получится, но неприятный осадок остался. А на следующий день в архив Саню не пустили. Оказалось, что на документы, с которыми он работал, кто-то пролил целый графин воды. Восстановить удалось, но подозревают в порче документов именно его. Теперь заниматься выписками пришлось Петьке и Саше, потому что Катя была слишком занята предстоящими экзаменами, и ее пока решили не тревожить. Потом на Саню поступил анонимный донос в летной школе. Учлеты и тренера вволю похохотали над абсурдностью этого обвинения, но посоветовали ему впредь быть осторожнее, потому что здесь-то его знают, а где в другом месте могут и поверить. ?Художникам? пока от мстительного Ромашки не досталось, но осадок остался неприятный. А потом Ромашов появился снова. На сей раз?— с заманчивым предложением. Он приносит личный дневник Николая Антоновича за те самые годы, когда готовилась экспедиция ?Святой Марии?, а Саня оставляет Катю в покое и не будет мешать Ромашке за ней ухаживать. То, что Ромашов Кате глубоко противен, и она сама не желает с ним общаться, в расчет не принималось. Тут уже разнять драчунов не успели, и оба потом неделю щеголяли фингалами, Саня?— рассеченной губой, а Ромашка?— расквашенным носом. Катя, конечно, возмутилась до глубины души, да и остальные тоже. Это было на прошлой неделе, и с тех пор пока все тихо. Но не затишье ли это перед бурей?..