Глава 24.Заганос З. (1/1)
Вчера родившись, завтра ты умрешь,Не ведая сегодня, в миг расцвета,В наряд свой алый пышно разодета,Что на свою погибель ты цветешь....Увы, тебя недрогнувшей рукойБез промедленья срежут, чтоб гордитьсяТобой, лишенной жизни и души…(с) Луис Гонгора, ?Тщеславная роза?О новом подопечном меня известили не звонком или письмом на электронную почту, как обычно, а бумажным письмом, на официальном бланке. Документ прислали мне на квартиру, на адрес, по которому я зарегистрирован в этом году. Бумажные письма мне не приходят – кто бы их мне отправлял? Обычно в моем почтовом ящике валяются бесплатные газеты и каталоги товаров и косметики, которые я собираю и привожу в клиники своим донорам вместе с прочим чтивом. А тут – плотный конверт, с марками и печатями. Слава небесам, красной печати, соответствующей извещению о переходе в доноры, не было. Но что тогда?Я попытался найти ножницы, чтобы аккуратно открыть письмо. Не нашел, да куда же они делись… Резким движением разорвал с трудом подающуюся бумагу, достал светло-голубой бланк.?Донор Заганос З. – ID 140920--ХИнтернат: ХейлшемКолледж помощников: колледж Святой МарииСтаж работы: 9 летПодопечные доноры, список на 29 мая 20--:Дорис А., Колчестер, 5 выемокМириам Л., Колчестер, 7 выемокШарон Ф., Лондон, 3 выемкиГордон О., Лондон, 2 выемкиМаргарет У., Илфорд, 4 выемкиРебекка Т., Илфорд, 6 выемокАлим Д., Дагенхэм, - 6 выемокНастоящим сообщаем вам, что вы назначены помощником донора Махмуда Т., 18 лет, ID 010620--Х. Интернат: Хейлшем. Коттеджи, колледж: не проходил.Клиника: ЛондонВрач-куратор: Кристиан ЛоуДанный донор является последним вашим подопечным. Доноры, не завершившие до финальной выемки Махмуда Т., будут переданы под опекунство других помощников. В течение 10 дней после завершения вашего последнего подопечного вам будет прислано извещение об окончании деятельности помощника и адрес регистрации как донора?.Не-на-ви-жу!!!Я отшвырнул конверт и письмо в сторону, расшвырял бумаги и книги на столе, ринулся на кухню и принялся крушить всё вокруг себя.Почему?!А вдруг о моих планах узнали?! Вдруг меня раскрыли?!Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!Я не хочу ?служить всей своей жизнью?. Служить – кому? Богатым подонкам, которые не знают цену этому дару, ищут острых ощущений… им бы узнать это ?острое ощущение?, жить в ожидании смерти и забвения.Звякнули сброшенные на пол ложки. Жалобно зазвенело стекло изящных чашек с лиловыми цветами. С громким треском падали и разбивались тарелки. Я кричал так, что аж в ушах звенело. Хотел зарыдать, но глаза оставались сухими.Очнулся я только тогда, когда случайно задел острый осколок и порезал себе палец. Боль и вид собственной крови меня отрезвили. Я обработал и заклеил пластырем ранку, выпил успокаивающие капли, навел порядок в комнате и на кухне, открыл электронную почту. Информацию о новом доноре мне уже прислали.Итак, Махмуд Т., из моего родного интерната. По фото для досье трудно что-то определенное сказать. Светленький такой мальчик, типичное хейлшемское дитя. Вот только подозрительно, что его из Хейлшема отправляют сразу в клинику. Обычно после интерната доноры живут какое-то время самостоятельно. В Хейлшеме, да и многих других школах, такие места зовут Коттеджами, иногда я слышу о Фермах или Коммунах. Помощниками становятся не все, но я еще не слышал, чтобы у кого-либо из таких, как мы, отнимали последний глоток свободы.Положение у меня отвратное. Большинство моих доноров уже прошли четыре и больше выемок, до шести-восьми я их, вероятно, доведу, но теперь у меня гораздо больше риск потерять их. И где гарантия, что новичку не произведут две выемки одновременно, и он на этом поставит точку.Твою мать…Я написал Райтхену и сообщил ему всё о моем положении. Теперь остается дождаться, что и он меня кинет, и прощайте, великие планы.Хотя, в крайнем случае, я могу задуматься о том варианте, который отверг тогда, после смерти Салуджи. Но это самый последний выход. Если ничего другого я сделать не смогу.Райтхен отозвался мгновенно.?Сохраняйте самообладание, сейчас это нужно как никогда, не позволяйте себе поспешных поступков. Наш договор остается в силе. Но вы правы, история с новым донором крайне подозрительна. Ждите информацию?.Ему легко говорить. Будто у него всё схвачено! Он никогда не был на моем месте.*Следующим утром я приехал в клинику Сент-Пол, предъявил документы в приемном отделении и сообщил имена донора и куратора. Медсестра ответила:- Доктор Лоу сегодня работает в ночную смену, приедет в пять вечера. Я скажу ему, чтобы он первым делом принял вас. Махмуда вы можете увидеть прямо сейчас, он уже сдал анализы и позавтракал. Вы в нашей клинике в первый раз? Провести вас?Я согласился. Конечно, я бы и по карточке с указанием корпуса, этажа и палаты сориентировался бы, но нечасто увидишь в клинике внимание к себе от персонала. Молодая женщина повела меня по коридору. Обстановка здесь была ничего так: стены покрашены в персиковые тона, всё сверкает новизной и свежестью, даже запах спирта и лекарств чувствуется едва-едва. Столовая, мимо которой мы проходили, больше напоминала подобное помещение в гостинице или санатории – через открытые двери было видно огромный круглый стол с уютными креслами, окно во всю стену, занавешенное ажурной тюлью, и цветы в кадках.- Вот, четвертая палата, - наконец сказала медсестра. – Удачи вам.Она ушла. Я постучал в дверь.- Заходите, - отозвался парень.Переступив порог палаты, я увидел мальчишку, лежащего на животе на аккуратно застеленной койке, беспорядочно заваленной листами бумаги и карандашами. Махмуд был одет в немного вылинялую красную футболку с нарисованными на спине золотистыми крыльями, и светло-голубые слегка потертые джинсы. Растрепанные золотые волосы были неровно подстрижены, челка почти прикрывала правый глаз. Когда я пришел и сел в кресло рядом с койкой, парень быстро сгреб свои карандаши, записи и рисунки, сложил их на тумбочке и сел. - Здравствуй, Махмуд. Я твой помощник, - приветливо сказал я. – Меня зовут Заганос З.. Кстати, я тоже вырос в Хейлшеме.- Класс! – он улыбнулся, голубые глаза засияли так, будто мой приезд был для него самым лучшим подарком. – Я только недавно приехал, но уже скучаю по Хейлшему и по нашим опекунам… вчера я был в комнате отдыха, познакомился с некоторыми донорами и помощниками. Они говорили, что не обязательно, чтобы мне давали помощника из родного интерната, но всё так удачно получилось. Кстати, о тебе мне рассказывали.- Вот как? – поинтересовался я.- Да. Они считают, что мне повезло. Все наши знают, что ты один из лучших. У тебя доноры служат дольше. Значит, я успею написать свое выпускное сочинение и отправить его мисс Эмили, и успею принести людям больше пользы.Я всякого успел насмотреться и наслушаться, но эти слова и блаженное выражение лица просто выбили меня из колеи. В мое время ученикам Хейлшема так мозги не промывали. Да, мы знали, для чего мы живем, относились к этому по-разному, кто спокойно, воображая, что у нас еще есть время в запасе, кто с насмешками и циничными шуточками… но ни у кого из наших я не видел такого воодушевления от перспективы на будущее.Или этот парень так наивен?- Ну… да, наверное, - согласился я, решив, что спорить в этом случае себе дороже. С психами не спорят.- Я выбрал тему ?Любовь в стихах средневековых европейских и восточных поэтов?. Миссис Вернон сказала, что я могу в свободное время посидеть в сети в компьютерном зале для студентов-практикантов, если место найдется, - с воодушевлением рассказывал Махмуд. – Тема сложная, но у меня года два в запасе точно есть. И я с собой привез книги из Хейлшема, я много покупал на распродажах. Знаешь, сколько я получал жетонов, когда учился? Десять штук я даже потратить не успел.?С каждым часом всё чудесатее?, - подумал я, а вслух спросил:- И что же ты представлял на Ярмарках?- Стихи! – похвастался Махмуд. – Они многим нравились, а одну тетрадь даже забрали для коллекции Мадам. Ибрагим говорил, что на меня обратят внимание, может, я даже стану известным поэтом. Ибрагим В., это мой друг. Он на два года старше меня. Мне только еще одного поэта не хватало. Неужели я недостаточно уже пережил?!Видимо, мое молчание Махмуд истолковал как интерес, и дальше начал расспрашивать меня. Вопросы посыпались, как из рога изобилия:- А ты о чем писал эссе? Ты сохранил текст? Покажешь мне? А твои работы в Галерее есть? А наставник Роджер у вас тоже преподавал? А кто у вас вел занятия по спорту?..И так далее, и тому подобное, и в том же духе. Нет, похоже, до первой выемки я не доживу, я раньше чокнусь от этой гремучей смеси идеализма, наивности, разговорчивости и шила кое-где. Мне же еще сегодня к Шарон ехать, это тоже уникальный экземпляр, рот просто не закрывается.Я благополучно избежал разговора о моем эссе. Не признаваться же, что я не написал ни строчки! Мне просто было не до того. Притом, я не видел смысла – ведь мы не возвращаемся в Хейлшем, и опекуны рано или поздно нас забывают. Но почему-то все поддерживают видимость, что сочинения важны.Видимо, это точно так же, как у ?людей снаружи? с правилами приличия и условностями, касающимися секса. Многие из этих представлений возникли в старину и сейчас кажутся смешными, а люди за них держатся.Вот я и говорил с Махмудом о наставниках, ярмарках, распродажах и Галерее, слушал его рассказы о приятелях – в основном об этом Ибрагиме, который уехал в Коттеджи, и рассказывал о своих одноклассниках. Конечно, о нашей жизни в Хейлшеме, а не о том, что после. Мы вместе посмеялись, когда я пересказывал шуточки Лоры и когда по памяти перерисовал зверька в том стиле, в котором рисовал Томми Д..В общем-то, я даже более-менее успокоился. Что это я так на парня разозлился? Ну, конечно, наивен он просто до глупости – но и наши были такими же почти, когда приехали в Коттеджи. Язык без костей, но это не самый существенный недостаток.Мне даже жаль беднягу. Если его забрали в восемнадцать лет, долго он не протянет.