Москва, сентябрь 1986 год (1/1)
В Москву пришла промозглая осень с затяжными дождями, тяжелые свинцовые тучи накрыли город и сыпали бесконечные струйки влаги. Люди прятались под серые зонты, куда-то торопились, спешили. Спешили жить, спешили все успеть, спешили любить… У окна стоит молодая женщина, она, пожалуй, единственный человек в этом огромном городе, который уже никуда не торопится. Стоит в свободном сером платьице с белым воротничком, укутавшись в легкое шерстяное одеяло, на голове повязан темный платок. Она молча наблюдает за тем, как скатываются капли по стеклу, оставляя за собой влажные дорожки, за тем, как они сливаются в общий поток и уже стихийно льются с подоконника. ?Как слезы?, - то ли подумала, то ли произнесла вслух, - ?все как тогда…? Она осторожно стала поглаживать живот, словно убаюкивая еще не родившегося малыша. В ее комнате нет ничего лишнего: небольшой диван, на котором всегда лежала подушка и аккуратно сложенное шерстяное одеяло, письменный стол с лампой и стулом, старый тяжелый шкаф и крохотная тумба. Комната была светлой и чистой, но что-то в ней было не так: в ней не было фотографий, никогда не звучала музыка, нет телевизора, и даже радио не нарушало звуков тишины… Тишины, от которой иногда звенело в ушах, казалось, что время здесь замерло.В комнату заглянула женщина средних лет:- Аль, пойдем ужинать! – девушка даже не повернулась к собеседнице. Женщина вошла в комнату и осторожно тронула Алевтину за плечо. Та вздрогнула и резко повернулась.- Прости, я тебя напугала? – обеспокоенно спросила женщина.- Нет, Софья Михайловна, что вы! Я просто не слышала, как вы вошли.- Пойдем ужинать, все уже готово.- Спасибо, я не голодна.- Аля! Ну, ты опять?! Что случилось? Опять к нему ходила?У девушки в глазах застыли слезы, она стала нервно теребить краешек одеяла и еле слышно произнесла:- Я не смогла сегодня… я хотела, но не смогла, я хотела с ним разделить эту радость, я хотела ему рассказать…- Что случилось? Где болит? – Софья Михайловна обеспокоенно смотрела на свою подопечную.- В метро стало плохо, просто голова закружилась, тошнило, наверное, от духоты…Об истинных причинах она решила промолчать, ей не хотелось лишний раз обременять проблемами человека, которому она и так многим обязана: в тот момент, когда она осталась одна, это был единственный из всех людей, поддержавший ее, когда она чуть было не сошла с ума от потерь…- Тебе поберечь себя надо! Надо гулять больше, дышать свежим воздухом, кушать, в конце концов! Так, вставай и марш на кухню! – скомандовала Софья Михайловна.Аля улыбнулась этому командному тону, ей казалось, что если б мама ее была жива, она бы именно так с ней и разговаривала. Девушка сложила одеяло и медленно поплелась на кухню.Ужин прошел спокойно, Софья Михайловна всячески пыталась отвлечь Алю от грустных мыслей, рассказывала истории из студенческих времен, курьезы из жизни. Девушка улыбалась, изредка смеялась от души до тех пор, пока малыш не заворочался и не напомнил маме о своем существовании. Алевтина охнула от неожиданности, замерла, прислушиваясь к едва ощутимой возне внутри себя. Улыбнулась и осторожно погладила свой живот. Софья Михайловна при виде этой милой картины сама расплылась в улыбке.- Как дочку назовешь? – с улыбкой спросила она.- Даша, - ни на секунду не сомневаясь, отозвалась будущая мама.- Широкова Дарья… - задумчиво произнесла врач, - звучит!- Нет, она будет носить фамилию Паши, она будет Державина Дарья Павловна, наша дочь должна знать, кто ее родители,- она заметно сникла, но старалась не подавать виду.На кухне повисла напряженная тишина, прервать которую первой решила Аля: она искренне поблагодарила за вкусный ужин и удалилась в комнату.?Наша малышка должна знать, кто ее родители, - думала Алевтина, - она должна знать, что мы её любим, она должна знать, как появилась на свет. И что мы ее не бросали, как бросила бабушка ее отца. Она должна знать, что она желанный и любимый ребенок?.С этими мыслями девушка села за письменный стол и включила лампу. Достав тетрадь и ручку и устроившись поудобнее, она на минуту задумалась, в голове было много всего: воспоминаний, эмоций, забытых мечтаний и рухнувших надежд, они переплетались, терялись, находились и снова прятались. Она хотела многое сказать своей малышке, но не знала, с чего начать. Вновь посмотрела в серое окно, дождь и не собирался успокаиваться. ?Все как тогда…? - вновь вспомнила она и принялась писать.?…Здравствуй, наше маленькое счастье! Наша родная доченька!Прежде всего, мне хочется сказать, что мы с папой тебя очень любим, и всегда будем оберегать тебя. Ты – наше сокровище, наше все! Мы знаем, что ты у нас самая красивая, мне очень хочется, чтобы у тебя были папины глаза, такие же добрые, заботливые. Чтобы ты, как и он, ничего не боялась и поступала так, как велит тебе твое сердце…?Будто почувствовав, что обращаются к ней, маленькая Дашенька заворочалась у мамы под сердцем. Аля улыбнулась и приложила руку к пульсирующей части живота, ребенок затих.-Спи, моя хорошая, спи! Набирайся сил, Дашутка!?…В этом письме я хочу рассказать тебе кто мы, чтобы ты знала и помнила нас. Ты родишься в семье настоящих героев и отважных людей. Твой прадедушка Илларион Михайлович – ветеран Великой Отечественной войны. Он часто рассказывал мне, как не раз ходил на ?передовую?, как был ранен в бою и как в госпитале встретил твою прабабушку-красавицу Зинаиду Константиновну, как она выхаживала его, и как вместе они искренне плакали, когда на фронт пришли новости о долгожданной Великой Победе. 9 мая – святой праздник для нашей семьи. Дедушка всегда надевал свой торжественный костюм с орденами и ходил на парад, где ему обязательно наливали боевые ?сто грамм? и угощали праздничным обедом. Никогда не забуду, как мы ждали того момента, когда дедуля придет домой, тогда уже наступал наш с Марьянкой черед пировать. Он всегда выкладывал из карманов кучу угощений и с умилением смотрел, как мы их уплетаем за обе щеки…?На глаза навернулись слезы, воспоминания давались с трудом. Аля встала и медленно подошла к окну. В голове крутились моменты их последней встречи с дедом: вот она несется домой из школы, вот деловито спрашивает у него ?Дедуль! У тебя бабки есть??, вот они сидят за ужином, она, как всегда, препирается с Марьяной, вот он провожает их в путь… а вот и его могила, заваленная венками, с портретом, перетянутым в углу черной ленточкой, и его строгий, но любящий взгляд с фотографии…Даша снова завертелась. ?Прости, малышка! Мама больше не будет плакать…? - глубоко вздохнула Аля, приложив ладошки к животу. Она стала раскачиваться из стороны в стороны, тихо напевая песню Сольвейг, как когда-то это делала ее мама, старалась отогнать дурные мысли: она должна думать о малышке. Почувствовав, что Даша уснула, Аля вновь села за письменный стол и, шумно вздохнув, принялась писать дальше.?… Зинаиды Константиновны не стало в 1966 году, ушла она тихо во сне, просто не проснулась… Мы забрали дедушку к себе, тогда у него обнаружили болезнь сердца. С тех пор он надевал торжественный костюм два раза в год: на парад Победы и к бабушке на кладбище. После бабушки не стало моей мамы, я была совсем маленькой и даже не помню ее. Единственное, что я могу тебе сказать, что твоя бабушка Анна Илларионовна была музыкально одаренной, и каждый раз, когда она пела песню Сольвейг, я плакала всегда. Так мы остались жить с папой и дедушкой. Папа тоже рано остался без родителей: отец его погиб на войне, мама воспитывала его и сестру одна. Папка рассказывал, как после Победы к ним в село вернулся офицер-летчик, муж соседки тети Аси. Каждый вечер он собирал вокруг себя местных мальчишек и рассказывал о своих подвигах. С тех пор мой отец Николай Петрович Широков решил стать летчиком. У папы был твердый характер, поэтому окончив школу, он поступил в летное военное училище. Папка никогда не рассказывал о своей работе, всегда отмахивался одной сухой фразой ?все нормально? и тут же переводил тему разговора. Он прошел Афганистан, но погиб в мирное время. Я всегда с нетерпением ждала его возвращения домой, и в этот раз он должен был приехать в отпуск к 9 мая. Но 27 апреля случилось самое ужасное: папка погиб, погиб, как выяснилось теперь, спасая всех нас. Я не знаю всех подробностей, нам не сообщили. Единственное, что стало мне известно, что его вертолет зацепился за трубу и упал в самое пекло взорвавшегося реактора. Там он и остался лежать навсегда…?На нее вновь нахлынули воспоминания, но она уже не плакала, как и тогда. Наверное, кто-то бы посчитал ее черствой и бездушной, но каждый раз вспоминая об отце, ей казалось, что он просто в очередной длительной командировке, настанет день, и он обязательно войдет в дверь, лучезарно улыбнется, раскинет руки и будет ждать, когда его маленькая бунтарка с разбегу кинется в его объятия и крепко поцелует его. Она просто не могла поверить в то, что отца больше нет. Она не видела его тела, она не видела разбившийся вертолет, да что там говорить, она не видела его могилы. Ей некуда было принести цветы. Головой она понимала, что отец погиб, но сердце категорически отказывалось в это верить, оно ждало, оно жило воспоминаниями и угасшей надеждой. ?…У тебя еще была тетя Марьяна, моя родная сестра. Если бы не авария, наверное, она стала бы отличным эндокринологом: дотошная, придирчивая к мелочам, она всегда старалась быть идеальной. Ее любили пациенты, но дома мы с ней всегда собачились, она всегда грозилась пожаловаться на меня папе, но никогда этого не делала, за что я втайне была ей благодарна. Еще на первом курсе мед.института она познакомилась со своим женихом Игорем. К нему мы и поехали тогда… Машина без конца ломалась по дороге, а уже на подъездах к Припяти мы увидели этот страшный взрыв на станции, после него Марьяне и стало плохо… Утром она поехала в больницу к своему жениху, больше я ее живой не видела. Соседка сказала, что ей стало нехорошо, когда она поехала помогать пострадавшим в Москву. В больнице мне толком ничего не объяснили: где она, почему уехала, сказали только что ?повода для беспокойства особого нет?… О ее последних днях мне поведала ее лечащий врач Софья Михайловна, Марьяна до последнего переживала о том, что мы не знаем о ней ничего, переживала о дедушке, обо мне. В бреду часто звала своего жениха, но он так и не пришел… Марьяны не стало 8 мая, я так и не успела ее увидеть…?Устало откинувшись на спинку стула, Аля мельком взглянула на часы, стрелки показывали ?час двадцать четыре?. ?Все как тогда?, - вздохнула она и медленно перевела взгляд в окно. Дождь прекратился, оставив о себе напоминание в виде огромных луж на асфальте. Город спал, погрузившись в ночную тишину. Девушка неспешно встала, аккуратно сложила тетрадь с ручкой на столе и двинулась в сторону шкафа. Сняв с себя платье, Аля невольно взглянула на свое отражение в зеркале: она практически не изменилась, разве что талия исчезла, а животик округлился и теперь выдавался чуть вперед, ну, и грудь стала больше. Вот только теперь синяки от неосторожных движений стали проходить дольше, и беспощадно лезли волосы. ?Пройдет?, - утешала себя Аля. Надев ночную рубашку и развернувшись к зеркалу боком, еще раз взглянула на себя: ?Паше понравилось бы?. С этими мыслями девушка закрыла шкаф и пошла к дивану. Сегодня был слишком тяжелый день, ей нужно было отдохнуть и набраться сил. Улегшись поудобнее, она мысленно пообещала себе, что завтра обязательно пойдет к нему и все ему расскажет. Спустя несколько минут девушка уснула.