1 часть (1/1)

По всем законам жанра он должен был умереть в Черном городе и больше никогда не воскресать, как бы не просили об этом Бориса Акунина глубокоуважаемые читатели.Но нет. В ?Не прощаюсь? Эраст Петрович появляется вновь, да еще и в чудненьком коверчике (небось персидский, да еще и молью попорченный).Еще бы лет эдак пять назад такой пассаж вызвал бы у меня легкое недоумение, зачахшее бы под магнетическим влиянием произведений Григория Шалвовича и никогда бы не воскресшее в отличие от Эраста Петровича. Сначала я разразился гомерическим хохотом и испугал кота, потом потрогал свой лоб и пощупал пульс. Я был абсолютно вменяем, слава Богу. И кот тоже.Мне не нужно было проходить Афганистан и Чечню, принимать участие в экспресс-допросах и переговорах с террористами, чтобы понять одно?— не мог Эраст Петрович, ну, физически не мог своим спокойным холодным голосом сказать Масе: ?Не ори! Голова болит?, да еще и на японском, неродном языке. Он не мог это сказать, да не мог говорить что-либо, потому что при прямом огнестрельном ранении в голову не выживают. Вообще.Гасым выстрелил ему в лоб, в правую верхнюю часть черепа. И смущает эта фразочка из ?Не прощаюсь?: ?От смерти господина спасло только то, что револьвер был небольшого калибра. Убийце это оружие подарила женщина, которая любила господина?. Неужели Гасым пошел на дело с дамским револьвером? Несурьезно. Очень даже несурьезно. Даже если ?пистолетик? был дамским, то прямой выстрел в череп никого живым не делает. А Фандорин живее всех живых.Если бы Гасым кривым кавказским кинжалом разрезал Эраста Петровича на кусочки и Маса возил бы кусочки в шляпной коробке, то нечаянный выстрел в потолок или, пожалуй, укол булавкой возродил бы Фандорина и из такого нарезанного состояния.Дальше я читал ?Не прощаюсь? с грустной ухмылкой-полуулыбкой, с какой обычно читаю очень слабенькую альтернативную историю, уже не удивляясь никакими неожиданными поворотами, ни ямам, ни Моной Лизой, то есть просто Моной. Было грустно. Конечно, после технократического и идиот-ического детектива я был готов ко всему, но только не к Эрасту Петровичу. После этого перестал радоваться, даже Алексея Парисовича Романова встретил холодно, будто он виновен в том, что Фандорин от второго выстрела проснулся.Жаль, безумно жаль, конечно, что Фандориана так закончилась нелепо и непонятно, что я поспешил с творчеством Акунина завязать, чтобы дальше не разочаровываться.Я на этом прощаюсь.