9. Sterne (1/1)

Через полчаса они уже сидели в гостиной и пили чай, а дети, решив, что мастеру можно доверять, рассказывали ему свою историю. Ганс внимательно слушал, пытаясь уловить в их взглядах и голосах то, что, как ему казалось, было чем-то важным для него.— Я — Шошана Штерман, а это — моя сестра-близняшка…— Шуламит Штерман же.— Мы раньше жили в Потсдаме, но у нас отобрали дом и выгнали… Мы хотели честно уехать, но нам не давали, в итоге мы переоделись и поехали как обычные люди…— Маму арестовали ещё в Вурцене же… Нам удалось сбежать, и теперь мы направляемся в Прагу же, там живёт наш дядя… Кое-как добираемся же, но денег не хватает, да ещё мы не привыкли к такой самостоятельности же…Те самые страшные новые законы, которые принимали где-то в Берлине, оказывается, уже действовали. И дети, похоже, были первыми пострадавшими от такого положения дел. Видя их бедственное положение, Розен проникся к ним добротой, несмотря на то, что эти новые законы прямо предписывали презирать их.— Ребят, давайте я попрошу своего друга, я думаю, он будет не прочь, раз такое дело, докинуть вас куда-нибудь до Альтенберга, а там и до границы недалеко…— Господин, вы так добры же!— Ой, быть может, право, не стоит… Вы, правда, так добры… И так заплатили нам так много, а ещё…— Ну, будем считать, что это тоже в благодарность за такую великолепную рабо…Внезапно послышался резкий и настойчивый стук в дверь. Мастер замолчал на полуслове, а дети испуганно переглянулись.На этот раз, кажется, это не предвещало ничего хорошего.— Так, ребята, на всякий случай спрячьтесь, а я пойду посмотрю, кто там.Стук повторился.— Иду-иду!За дверью стоял мужчина в форме.— Добрый вечер, герр Розен.— Добрый. Что вам от меня нужно?— До нас дошли сведения, что вы укрываете преступников.— Что? В жизни такого не делал!— У нас есть показания свидетелей, — он отошел и показал на перепуганную даму, стоящую поодаль. — Фрау Андерс, правда, что вы видели, как двое детей входили в этот дом?— Ну… да… кажется… Но я…— Достаточно. Герр Розен, не возражаете, если мы осмотрим дом?Розену показалось, что его сердце пропустило удар.— Знаете… да, утром вроде, или днём, ко мне тут заходила парочка детей, но они уже давно… — он вздохнул и резко и отчётливо, чтобы было слышно во всём доме, произнёс: — Сбежали.Дети поняли намёк.Пока Розен пытался ещё пару минут отвлекать полицейского разговором, они неслышно отворили окно в сад и нырнули в вечерние сумерки.Полицейский, конечно, осмотрел всё — гостиную, мастерскую, кухню, спальню, повертел в руках ?спящую? Канарию, задумчиво осмотрел полки с инструментами или частями кукол (будто бы на них мог укрыться ребёнок!), даже хотел заглянуть в раскалённую печь для обжига, но в конце концов всё-таки понял, что там уж точно никто не может прятаться. Через полчаса он покинул дом — к счастью, ни с чем.Розен знал, что у детей мало шансов добраться не то, что до границы, а даже до ближайшего Дрездена, если за ними уже идёт слежка. Но тем не менее, он твёрдо решил надеяться на чудо. Как в благодарность за сад, так и просто потому, что близняшки ему чем-то понравились. Две сестры, спокойная и рассудительная Шошана и вспыльчивая, но добрая Шуламит — были всего лишь простыми детьми, попавшими в жуткую жизненную ситуацию. И насколько же они разительно отличались от ?непримиримых врагов нации?, которыми их стали рисовать с недавних пор газеты!Теперь, сидя в кресле, он вновь вспоминал их лица, их немножко беспечные, но осторожные улыбки, их повидавшую долгую дорогу одежду…И наконец, до него дошло. Эта манера изъясняться и умение держать себя, капризность и непокорность, трудолюбие и ответственность, доброта и самоотверженность, будучи смешаны вместе, наконец сформировали у него в мыслях образ той, которую он так долго искал.— Что бы с вами ни случилось, ребята, я постараюсь сделать так, чтобы у других ?вас? в жизни не было таких невзгод… — сам себе шепнул мастер и взялся за инструменты.Да, Розену пришлось долго объяснять Берте, какие именно новые платья он хочет, чтобы её мама сшила для новых задуманных им кукол; он долго думал, сделать ли вторую куклу мальчиком или девочкой; он не мог решить, какого цвета глаза им вставить: какие были у Шуламит и Шошаны — зелёные, или розово-красные, как те блики, которыми в них играло рассветное солнце в момент первой встречи детей с Розеном. Он долго обрисовывал скребком черты их лиц в отливочной форме — миллиметр за миллиметром стёсывая гипс, пока наконец не появлялся необходимый рельеф; он с нетерпением ждал, когда закончится обжиг, и из печи, где бок о бок лежали части будущих сестёр, появятся на свет их головы, руки, ноги… Он, усаживая готовых кукол на кресло в гостиной и поправляя им волосы и одежду, вглядывался в их лица, пытаясь понять: удалось?И лишь когда, наконец, осколки броши Алисы — Мистические Розы, предназначенные сидящим перед склонившимся Розеном куклам, признав их, взлетели с ладони мастера и исчезли в груди каждой из сестёр, Розен позволил себе расчувствоваться.— Звёздочки мои… — ласково произнёс он, беря их на руки.Сёстры одновременно открыли свои разноцветные глаза и улыбнулись.Две близняшки, две Звёздочки — Лазурная и Нефритовая, как их назвал Розен, сидели у него на руках и радовались этому единству — друг с другом и с Отцом. И пусть каждая из них была лишь частью, половиной той, к которой стремился Розен, в нынешний момент это никого из них не заботило.?Подружатся ли они с Канарией? Поладят ли друг с другом? Будут ли они такими же, как Шуламит и Шошана? Будут ли помогать друг другу или сразу же поссорятся? И — надолго ли они вместе? Что за жизнь их ожидает?...? — роились беспокойные мысли в голове Розена, и только звонкий голосок той, кого мастер — или уже Отец? — назвал Лазурной, внезапно разрезал идиллическую тишину:— Как мило здесь же!?Удалось!? — понял Розен.