1 часть (1/1)

Это была всего лишь забава, игра. Франциско так развлекали серьезность и мрачность Курио, что он не мог удерживать насмешливых издёвок. Ему нравилось наблюдать, как друг раздражается на его беспечность, нравилось на ворчание и грубость отвечать безобидными подколами. В этом он не видел ни толики угрозы для себя, поэтому спокойно шутил на тот счёт, что Курио не интересуется женщинами. Он видел сердитые взгляды, служившие ему наградой за улыбки, даже если улыбки эти были посланы дамам, у коих белокурый красавчик пользовался ошеломляющим успехом. Он догадывался, в чём могла быть причина критики его увлечений, завуалированная под ответственность, лежащую на плечах приближенных к роду Капулетти. Но всё это оставалось только шуткой, которая постепенно теряла первоначальную невинную лёгкость.В какой-то момент она стала выходить за рамки отпущенного, приобретя отчётливый оттенок флирта. И всегда предусмотрительный и внимательный Франциско упустил на сей раз из виду, что уже играется с настоящими чувствами и настоящим огнём, разгорающимся только жарче в чужой душе от подбрасываемых им же дров. Его слова задевали за живое, смешливый тон щекотал нервы, лукавые взгляды глубоких карих глаз вонзались стрелами в самое сердце хранящего упорное молчание приятеля. Вот только вечно молчать и копить всё в себе невозможно. И Курио терпел ровно до тех пор, пока в шутку не была втянута Джульетта. После этой решающей капли все мосты были разом сожжены.Совсем не о той любви говорил Франциско, сначала толкая друга в мнимые объятья увлечения последней из рода Капулетти, а потом и себя приплетя к этому откровению, которого не было в тех масштабах, в каких представил его он сам. Они несомненно оба любили эту рыжеволосую девушку с чистой душой и надеждой в имени, но не той затмевающей всё на свете любовью, которой мужчина любит женщину; которой любил её Ромео. Это была любовь вассалов, поставивших жизнь на алтарь её предназначения, это была любовь старших братьев, желающих счастья своей сестре, но ревнующих из-за страха, что кто-то посмеет причинить ей вред.В голосе Курио звучал открытый упрёк, и он без колебаний назвал приятеля трусом в лицо, имея в виду, конечно, совсем не то, о чём шёл разговор, ведя второй диалог между строчек, который Франциско читал лишь вскользь. Зато отвечал загадками, смахивавшими на признание, не замечая, как ловко начал подыгрывать ему собеседник.Он пил вино, налитое рукой, которая в следующий миг уже сжимала его запястье до боли. И осколки бокала позвякивали у ног, когда шутка закончилась, а правда обожгла щёки краской, как будто на каждую влепила по оглушительной пощёчине. Он ничего не мог сделать, ошеломленный своим положением, когда оказался в тисках объятий друга, прижатый к нему вплотную и силящийся что-то сказать, пока губы Курио сминали в исступленном поцелуе его собственные.Он и подумать не мог, что когда-нибудь эта граница дозволенного будет неожиданно пересечена. Он и подумать не мог, что растеряется впервые в жизни и не сможет достойно противостоять настойчивости и безрассудству. Сколько бы он ни цеплялся за крепкие плечи соратника, сколько бы ни кусал его губы, вырываясь, всё было тщетно. Этой ночью широкая и шероховатая ладонь Курио зажимала Франциско рот, заглушая его короткие сдавленные стоны и вздохи. Этой ночью Франциско узнал цену своей шутке. Его глаза были всё время раскрыты настежь, наблюдая за хмурым лицом, тонущим в полумраке. В ответ на него смотрел единственный целый янтарный глаз друга, в котором он мог наконец внимательно разглядеть каждую песчинку чужого чувства. И он покорился этому порыву до утра.Утром же, когда бледный свет солнца ещё не миновал шторы и не пробежался корящим взглядом по обнаженным фигурам двух мужчин, тесно прижавшихся друг к другу, Франциско думал лишь о том, что они оба натворили. Его щека покоилась на жёсткой простыне кровати в комнате, отведённой другу. Он слышал тихое дыхание у себя за спиной и чувствовал прохладу, впорхнувшую из приоткрытого окна и окутавшую зябкостью его не укрытое одеялом тело. Смотря перед собой сосредоточенно и мрачно, он стискивал зубы до беззвучного скрежета и от самого себя скрывал стыд за злостью.Он был виной всему, но, когда рука Курио попыталась остановить его, приподнявшегося, чтобы уйти, не обмолвившись ни словом, Франциско резко развернулся и с размаху ударил того по скуле, награждая спокойным, но загнанным взглядом. Он тут же согнулся от волны боли, пронзившей спину, но Курио уже не посмел прикоснуться к нему, только наблюдая молча, как он скорчил на лице гримасу негодования и застыл, пережидая, пока боль утихнет. Длинные светлые волосы спадали с крепких, но сохранивших особое аристократическое изящество плеч лучника, касаясь чужой груди, исполосанной шрамами и отметинами - памятью, оставленной на всю жизнь. Взгляд карих глаз застыл на этих метках и немного потух, сменяя гнев на милость. В конце концов, так ли неожиданна была для него сия развязка? Для того, кто мог предусмотреть любой исход. Весь этот день у него не было времени думать на этот счёт. Он вел себя непринуждённо, как всегда, сосредоточив всё своё внимание на судьбе госпожи. Курио не спрашивал его ни о чём, он был по-прежнему рядом, но уже не получал в свой адрес издёвок. На них не было ни времени, ни желания.Усталое дыхание ночи было единственным, что вернуло ощущение недосказанности. Забыть нельзя, заговорить ещё сложнее. Франциско долго стоял в саду в темноте и прислушивался к своим мыслям. В них было отвратительно пусто. Но он чувствовал спиной слабое пятно света в одном из окон, там, где горела свеча, и это заставляло его продолжать стоять в напряжении, будто он был кошкой, готовой в любой момент повернуться к врагу лицом и прыгнуть. Плечи были приподняты, взгляд смотрел в никуда, руки сжимали до боли собственные плечи. В глазах читалось спокойное раздражение. И только когда свет в окне погас, он медленно обернулся и вздохнул тяжело, поёжившись от прохлады. Всё-таки он мог бы всё предусмотреть, не обмани он в этот раз себя самого. Шутка... А может, не шутка это была - вот вопрос. Франциско бесшумно вошёл в комнату Курио. Потушенная свеча была почти догоревшей. Ещё тёплый воск затопил блюдце, в котором она нашла покой. Одеяло было откинуто на пол, будто и не поднимал его оттуда никто. Мужчина прошёл медленно к кровати и лёг на неё в одежде, обнимая одной рукой фигуру друга со спины и утыкаясь в его плечо носом. Через несколько мгновений он почувствовал, как его ладонь сжали чужие пальцы, и улыбнулся, закрыв глаза. Ни сегодня, ни завтра у них не будет времени на эти разговоры, потому что завтра - это уже и есть сегодня. Потому что сегодня они снова будут рисковать своими жизнями ради человека, который однажды нечаянно связал их судьбы алой ниточкой перемен. Они не те, кто станет давать обещания друг другу. Они те, кто живёт от риска и до риска. Один погибнет, второй будет за двоих. Выживут оба - да здравствует чудо. И этим уже никто не станет шутить.Франциско знал, что долго это не продлится. Поэтому сейчас он мог позволить чувством стать игре.