Разоблачение. (1/1)

—?Меланист. Леопард-меланист. Увеличение количества меланина способствует чёрной окраске.—?Абундист.—?Сам такой,?— обижается София.Втроём в кабинете Гроздевой. Девчонка устроилась в кресле, Нео нервно бегает из угла в угол.Галина Андреевна задумчива. В последнее время всё как-то… разладилось, что ли? София отдаляется от неё. С тех самых пор, как впервые трансформировалась.Приступов ярости стало значительно меньше?— и это существенный плюс. Но, похоже, единственный.Почти не идёт по собственной инициативе в длинные руки. Когда Галина Андреевна её зовёт… Спотыкается как-то, как будто раздумывает.Всё время напряжённая. И от ласковых прикосновений вздрагивает, как от ударов. Не отстраняется, но как будто сдерживается изо всех сил, чтобы не отстраниться.Смотрит изучающе издалека зелёными кошачьими глазами. Всё реже улыбается. Всё чаще молчит. Она вообще не болтлива. Но это с другими. С Галиной Андреевной трещала?— не остановишь. Смешила, говорила ласковое, рассказывала о себе, просто трепалась. А сейчас молчит.Да и с сексом тоже. Вот уж не думала, что её когда-нибудь это встревожит. София как-то… Избегает, что ли? И почти не проявляет инициативы. А ведь раньше спасения от неё не было.Остыла? Разлюбила? Трансформация уничтожила прежние чувства? Страшно Галине Андреевне. Но, похоже, придётся серьёзно поговорить.Если, конечно, удастся вырваться из цепких научных рук Нео.—?Это не обзывательство. Это частный случай меланизма. Некоторые выделяют в отдельное явление. Когда леопард не весь чёрный, а как ты.—?Красивый?—?Ну да. Хотя, возможно, всё же меланист. Они не всегда чисто чёрные. Пятна вообще всегда читаются, а бывает…—?Нео, поздно уже. Пора по домам.—?Да, Галина Андреевна. Но это невероятно! Это возмутительно невозможно!—?Ты перевари, завтра поговорим. Летающие кружки тоже невозможны.—?До завтра, Галина Андреевна. Пока, леопард!Сидит, провожает Нео глазами. Вдвоём в кабинете. Вдвоём на этаже. Вдвоём в Управлении, не считая дежурных.—?Что происходит, София?—?Что из последнего произошедшего ты имеешь в виду?Не смотрит. Не называет по имени. Лишила морского бриза, как будто наказала.—?Подойди ко мне.Замешательство. Секундное, но Галине Андреевне достаточно. Она замечает. Ей страшно.Вдруг опережает, заговаривает первая. Прячет кошачьи глаза и голос дрожит. Вопрос звучит, как в пропасть головой:—?Ты теперь уйдёшь от меня?Так вот что её сковывает.—?С чего ты взяла?—?Я?— зверь. Я?— животное. Я опасна. Я могу причинить тебе вред.Строгие губы улыбаются с облегчением. Прижимают длинные руки крепче, обхватывают надёжней. Глупая, глупая девчонка мелко дрожит. Волнуется, даже боится.—?Что из моих слов, действий, поступков натолкнуло тебя на эту светлую мысль?—?Тебе страшно. Я чувствую запах. Ты боишься меня?Ох, и глупая же девчонка! Очень чуткая, зоркая и ужасно глупая.Галина Андреевна проводит узкой ладонью по виску, по кудрям. Странные кудри: не кудри?— узоры. Всегда разные, складываются в удивительные почти картины. Галине Андреевне нравится перебирать их, менять замысловатый узор.Голова тянется к руке, прижимается, запрокидывается, чуть поворачивается?— нравится. Всё, как обычно. Понапридумывали страшилок, напугали друг друга.Галина Андреевна трогает строгими губами висок, улыбается. Обе глупые, получается.—?Я боюсь не тебя. Я боюсь за тебя. И уж совершенно точно не собираюсь никуда уходить.—?Дыа? —?сверкнула глазами, заглянула прямо в синие огромные. —?Но я же зверь теперь. Страшный, ужасный.—?То есть, ты всерьёз полагаешь, что, когда я считала тебя химерой, это сильно отличалось от того, что происходит с тобой сейчас? Заметь, о твоей… Особенности я узнала раньше, чем узнала тебя. Как видишь, это не сильно нам помешало,?— усмехнулась слегка и поймала ответную наглую ухмылку.Чуть расслабилась девочка. Чуть обмякла, чуть навалилась на изящное плечо Галины Андреевны.—?Значит, не уйдёшь? И меня не боишься?—?Нет. Ты никогда не причинишь мне вреда.—?Дыа,?— тянет маленькие руки на длинную шею, карабкается на колени, прижимается доверчиво и стрекочет, стрекочет, срывается в мурчание. Рассказывает, как испугалась, когда почуяла страх, как отгоняла от себя пугающие мысли, как стала бояться сама. Как любит, как хочет, как сильно нужна ей Галина Андреевна. Клюёт изломанными губами, трётся башкой по-кошачьи, снуют суетливо по шее, по лицу маленькие пальцы.Снова, как прежде.—?Назови меня по имени.—?Галя, Галя, Галя,?— захлёстывает с головой нежным свежим морским бризом. Галина Андреевна чувствует солёные брызги на лице, слышит шум прибоя на галечном пляже.—?Галина Андреевна, у вас всё в порядке? Оу…—?Чёрт!—?Я, пожалуй, попозже зайду. Я ничего не видела.Дадиани! Вышла из декрета через неделю:—?Я не нянька и не наседка. Мне скучно дома сидеть. Туз прекрасно справляется с ролью молодого папаши. Только что грудью не кормит.Родила девочку?— здоровую, крепкую. Назвали Софией.Твою ж мать. Стоило несколько лет так тщательно скрываться, чтобы так глупо спалиться.Примирение оказалось так необходимо обеим, что место оказалось совершенно неважно.Маргарите открылась восхитительная картина: полуголая Найдёныш верхом на коленях у генерала; растрёпанные волосы, смазанная помада, расстегнутая блуза на самой генерале.Ритка, ведьма, бесшумна настолько, что даже София её не услышала. Впрочем, девчонке было совсем не до неё.Судорожно привели в порядок одежду. Галина Андреевна очень неловко себя сейчас чувствует. София, похоже, гордится. Зараза!—?Пойду,?— говорит нахально,?— с Риткой поболтаю. Ты собирайся пока, я всё улажу.Уладит она. Уладчица. Генералоукладчица.—?Не парься, Найдёныш. Надо быть абсолютно слепым, чтобы не заметить, что между вами. Я уже давно догадалась. К тому же, к тебе-то Туз давно остыл, а вот Галину Андреевну ?любит? по-прежнему крепко. Видела бы ты его лицо, когда я дочь предложила Галиной назвать.Девчонка заглянула в комнату отдыха. Дадиани лежит на диване, переписывается с кем-то. Наверное, с Тузом.Скользнула, присела на подлокотник. Хихикнула:—?Бесился?—?О! Не то слово. Я-то подумала, что она плачет. Звуки такие, знаешь, похожие. Вот тут бы я и впрямь удивилась. Думала: вдруг помощь нужна,?— отрывается от телефона, пронзительно смотрит в кошачьи глаза, усмехается. —?А там ты и без помощи прекрасно справляешься.София кивает, потягивается.—?Ладно, пойду в кабинет. Подозреваю, мне лучше не показываться начальству какое-то время. Чтобы в краску не вгонять.—?Спасибо.—?За что? За то, что я?— нормальный человек? Будь ты мальчишкой, вы б поженились уже, наверное, давно. Дебильный закон.Гогурия приходит после того, как трансформация Софии происходит на глазах у всего Управления.Из себя Найдёныша выводит Кандауров. Его неприятие всего, что не укладывается в правильную, с его точки зрения, картину мира.Он ведёт дело о гомофобном убийстве. Ему не нравятся все фигуранты. Он не стесняется в выражениях. Бросает красноречивые взгляды на кресло, в котором Найдёныш свернулась клубком. Она не скрывала своей ориентации, даже, кажется, гордилась. Негодная, испорченная девчонка.—?Мужика бы тебе хорошего,?— говорит Кандауров в сердцах.София рычит. Её бы не тронуло?— она часто слышала нечто подобное. Но Галина Андреевна сердится, выходит из себя. Ей это не нравится.—?Так давай, переделай меня,?— говорит, сверкает глазами зло. Раскидывается на кресле, раздвигает ноги вызывающе.Доля хмыкает, ухмыляется и Песцов. Рокотов невозмутим.Общий сбор у Гроздевой в кабинете. Все свежеиспечённые начальники на месте. Галине Андреевне предстоит нечеловеческая по объёму работа?— ей в кратчайшие сроки надо укомплектовать Управление новыми кадрами. Негоже подполковникам по полям в операх болтаться. Не по статусу. Подчинённые её все выросли вместе с ней. Распределила по должностям, а командовать-то им некем.Они от работы не отлынивают?— любят. Доля, вон, вообще просит оставить его на оперативной работе.И деревянный Кандауров со своей гомофобией ей сейчас совсем ни к чему. София злится?— раскинула ноги, знакомое мерцание вокруг. Ох, не сдержится девчонка. И никак её сейчас не успокоить.—?София! —?Галина Андреевна пытается всё же.Куда там! Разошлась не на шутку:—?Ты же хороший мужик? Давай, исправляй. Ты только учти, что давать я тебе не буду?— придётся насиловать. И с бабами буду изменять регулярно.Хмыкает даже непроницаемый Рокотов. Кандауров багровеет. Зашибись обстановка.Видимо, именно это выводит Галину Андреевну из себя:—?Хватит! Саша, прекратить!—?Да ведь она же испорчена до корней волос! Развратная совершенно девица!—?Я?— тоже? —?сверкает синий лёд. Бесконечные недомолвки, тайны. Необходимость скрываться и прятаться, совершенно несвойственная её прямолинейной натуре. События последних недель?— навалилось и разорвалось. Всё, сорвалась в пике.София стихает, сжимается. Теперь уже она пытается успокоить. Шепчет одними губами:—?Галя!Но поздно.—?Я, с твоей точки зрения, тоже развратна и испорчена, если я с этой девчонкой сплю и живу?—?Твою мать! —?Доля сползает по стулу.Рокотов приоткрывает рот. Нео с Горячевым прячут глаза. Остальные похожи, как близнецы?— безграничное изумление на одинаковых лицах.—?Идиот! —?яростно рычит София и перекидывается.Одежда вся в кресле, под огромной пантерой.Уши прижаты, шерсть на холке дыбом. Рычит и готова к прыжку.—?Твою мать! —?повторяет растерянно Доля. Похоже, на сегодня его словарный запас этим исчерпан.Теперь Гроздевой до Кандаурова дела нет совсем. Она вырывается из своего кресла, обхватывает пантеру длинными руками за шею, гладит прижатые уши:—?Тшш, успокойся. Постарайся успокоиться, слышишь?Гладит оскаленную морду, шепчет тихие нежные слова.И подчинённым:—?Вон из кабинета! Все! Немедленно!