Утешение; C.N.Blue — Джоншин, Минхёк (1/1)

для хёна TsushiСлишком высокий, а еще тело непропорциональное очень, и глаза слишком большие, выпученные какие-то, словно у лягушонка, нос странной формы и горбинка эта. Не слишком разговорчив, замкнут, скован. Джоншин думает, что в нем нет ровным счетом ничего, за что его можно было бы любить. Ровным счетом ничего, что стоило бы уважения, обращения внимания или хотя бы маломальской зависти. Ну хоть от кого-нибудь.Джоншин думает, что не заслужил, не дорос, не достоин. Джоншин чувствует себя наглым вором, укравшим чью-то, чужую, явно не его, судьбу.У Джоншина внутри аквариум, в котором давно умерла каждая рыбка, всплыла к верху брюшком и только плавничком на прощание шевельнула. Стенки аквариума зеленые, грязные, заросшие, вода – почти яд.Джоншин едет на заднем сидении – у них только что закончились съемки – и смотрит на свои руки. Он не хочет думать, и знать ничего не хочет вообще. А еще существовать не хочет.Джоншин, кажется, почти засыпает со всем этим, когда чувствует прикосновение к своему плечу.Он открывает глаза, смотрит бездумно – Енхва на переднем сидении отвлекает менеджера от дороги своей болтовней, Чжонхён втыкает в телефон – наверное, проверяет последние новости или чатится с кем-нибудь – и слушает музыку.Минхёк кладет голову Джоншину на плечо. Воздух внутри Джоншина медленно, но верно превращается в вакуум. Джоншин не любит думать о Минхёке.Потому что Минхёк хороший, даже, наверное, слишком. У него добрый взгляд и улыбка эта мальчика-очаровашки, Минхёк открытый, любознательный и общительный. У него на голове – невообразимое что-то, а волосы мягкие, вьются и цепляются за заклепки на джоншиновой кофте.Джоншина почти тошнит от этого контраста между ними двумя, тошнит от того, что Минхёк _такой_. А ещё Джоншин иногда думает – да как же Минхёк живет вот с таким вот собой, почему не бежит, это же слишком тепло и ярко, слишком по-домашнему. Джоншину кажется, что это страшно. Потому что Джоншин просто не знает – как это.А Минхёк кладет голову ему на плечо, улыбается – Джоншин этого не видит – и сжимает в ладони ладонь. И, кажется, – он все знает, все понимает, лечить пытается, вытащить.Вот только Джоншин всегда думал, что спасение утопающих, это, всё-таки, дело рук самих утопающих. И Джоншину странно и страшно хватать спасательный круг, он привык пытаться сам переплывать свой Тихий-океан-отчаянья.Минхёк сжимает его ладонь и говорит:- Ты хороший, правда.Минхёк жмется щекой к острому плечу, и Джоншин на миг пугается – а вдруг проткнет, разорвет кожу, распорет, вскроет?- Когда-то я тоже в это в это верил, - отвечает он с легкой улыбкой.- А сейчас?- А сейчас я вообще себе не верю.Минхёк приподнимает голову, смотрит на профиль Джоншина, на нос его странный, с горбинкой, на глаза, словно у лягушонка. Минхёк смотрит и удивляется. Минхёк смотрит и восхищается. А потом говорит:- Тогда попробуй поверить мне.Джоншин решает попробовать, решает поверить.Минхёк еще ни разу его не подводил.