1 часть (1/1)

— Гляди, Кристофер, привезли! — Чё, правда он? — Глаза разуй, простофиля! Кто ж это ещё? — Думаешь, завтра вздёрнут? — Не-е, завтра день праздничный. Зуб даю: в воскресенье. — Ставлю два флорина, что сразу шея хрястнет!В Тающих башнях сегодня шумно, — стражники со стен, побросав алебарды и облепив крыльцо, шипят на Кристофера: тот лузгает зёрна из пригоршни и плюёт шелуху кому-то в ухо, — и смотрят на Ги и остальных с неизбывной завистью. —?Так-так. Значит, это и есть наш самый знаменитый головорез?Командующий Кнудд, сощурившись и подкрутив седой ус, цокает языком и, сунув большие пальцы за ремни поддетого под жилет нагрудника, вышагивает чуть ли не вплотную, а Ги, выпятив широкую грудь колесом и стиснув алебарду, старается напустить на себя важное выражение: сегодня он в четвёртый раз за жизнь чувствует себя если не героем, то уж явно тем, от кого есть какой-никакой прок, а не одно только дармовое проедание сухарей.—?Так точно, командир Кнудд. Взяли на Костяном берегу, прямо у ?Озёрной ведьмы?. Тёпленького.—?А я-то думал, ты покрупнее, Отто,?— вздыхает Кнудд, подхватив пленника когтями под подбородок. —?Отто, Отто, хрен крысиный…Отто?— крепкий и жилистый, кровь северной крысы, далеко не пигалица, но ниже всякого из стражи?— рычит и рвётся вперёд, а Ги вздрагивает, слыша утробный щелчок челюстей, и, тут же повиснув на его плече, волочится по земле,?— плевать, лишь бы не вырвался; командующий отдёргивает пальцы и смеётся.—?Э, так ты теперь беззубый? Ни одного резца?—?М-мэ х-хаит,?— хрипит Отто, еле выговаривая слова, встряхивает головой и облизывает рот, а кровь мешается со слюной?— и всё течёт и течёт, капает с подбородка, заливает ремень и рубаху, разодранную от ворота до локтя, и ни одного переднего зуба во рту у него нет?— сплошная драная рана, лишь среди коренных виднеется парочка целых.—?Кто это сделал? Ги, Гай, Бенгтссон? —?Командующий щурится, особенно останавливаясь взглядом на дылде Бенгтссоне, и тот ёжится; весь гарнизон по уши наслышан о драчливом нраве бывшего сержанта из-под Песы, а кое-кто?— и знает лично, но перед командиром Бенгтссон всегда стоит навытяжку с постной физиономией, поджав хвост, и покаянно кивает, когда тот тычет его носом во все прегрешения. —?Я же тебя учил, Бенгт: не порть фасад, когда лапы связаны, даже если это самый распоследний скрыга. Ни-ког-да. Или подрались?—?Это не я, командир Кнудд,?— помолчав, бурчит басом Бенгтссон, стукнув алебардой оземь,?— это ?Ведьма?. Видали б вы, как она килем налетела, диво, что только зубы выбиты. И трюм с бризантом… В общем, не пойдёт больше она в рейс.—?Да, это ?Ведьма?,?— торопливо вступается Ги.—?Она самая.—?Надобно бы с неё шкоты и паруса снять, командир. Пригодятся в крепости.—?И древесину…—?От ведьм одни проблемы, даже от деревянных. Снимем паруса, и пускай своё отживает. А с этого?— перевязь и сапоги, крепкие ещё. —?Командующий машет в сторону тюрьмы и рявкает, скинув всё благодушие:?— Увести! Маттис Ларс, записать его в третью камеру! Казнь?— четырнадцатого!Отто сочно, с оттяжкой и с немалым удовольствием?плюёт ему в глаза.***—?Как-то раз фрегат имперский шёл из Скарна в Барингоф… —?напевает Рез Стаут, свистит под нос и сонно разглядывает, как по потолку ползает зелёный жук. Было бы неплохо сцапать и сожрать: зелёные жуки вкусные, Рез в детстве, когда жил в деревне, чуть ли не половину местного поголовья переловил,?— да только лень, лень, лень.Рез трёт висок, зевает и кусает коготь.Где-то за решёткой, во дворе, щёлкает крыльями улетевший из клетки вестовик. Ночь настала.День, ночь и ещё один день уже миновали, а выходит, сидеть до вечера семнадцатого дня апреля, не более, а может?— и до полудня. Командир никогда не сажает в карцер надолго, тем более за такую дурацкую шалость, как пьянство. Да и не посадил бы, если бы Резу не пришла в голову чудесная идея скинуть нагрудник с поножами и в таком виде проплясать от кузни Бертольда до самых казарм, а подобного баловства командир Кнудд, говорят, ни разу за годы службы не прощал.—?Справедливо,?— говорит сам себе Рез, всё-таки садится и, встав на лавку, тянется к низкому потолку?— хвать!Жук ещё дрыгает надкрыльями, но Рез, откусив и выплюнув жёсткую хитиновую голову, обрывает их с концами и отщипывает по одной все шесть лапок, а потом?— жуёт.В стороне, через пару стен, что-то шуршит и звякает, и поначалу Рез не волнуется, а потом вспоминает услышанное днём, производит в уме некоторые подсчёты и возмущённо давится недожёванным жуком.—?У-у, изверги! Да я ж всё веселье прохлопаю!Четырнадцатого апреля, завтра на рассвете,?— казнь, вешают знаменитого Отто Пороховую Бочку, верёвку из пеньки готовят: давно в Тающих башнях не сидело таких матёрых, как Отто, всё-то ворьё и залётные бродяги без пропуска,?— виселицу на дрова чуть не пустили, разве ж повесишь за такое? Отто?— другая порода. Говорят, одними когтями разорвать шею может, а уж сколько торговых шхун в водах Ваэлии за одиннадцать лет потопил?— не счесть.И вот теперь его вешают, а Рез Стаут, хрен крысиный, мелкая солдатская сошка, даже не поглазеет, как тот блюёт и дрыгается в петле.—?Знал бы, не нажрался,?— с досадой ворчит Рез, облизывая пальцы, и наваливается спиной на дверную решётку: никак не пролезть, только по локоть просунешься.Вестовик щёлкает ещё разок?— и замолкает, Рез настораживается, а через мгновение на его горло ложатся когтистые пальцы, мокрые от фонарного масла,?— мягко и так крепко, будто хотят по-дружески обнять; Рез чувствует, как кто-то дышит ему в ухо, вздрагивает, осторожно поворачивает голову и недоумевает, вперевшись в побитую физиономию Отто,?— на розыскном листе, право, тот выглядит краше.Отто Пороховая Бочка должен сидеть в камере в ожидании казни, и Рез Стаут прекрасно это знает, но Отто прижимается к решётке, а его когти?— к горлу Реза, и всё это абсолютно неправильно.—?Ш-ш. Не шуми,?— говорит Отто, плохо выговаривая согласные и облизывая разбитые, лишённые зубов дёсны.—?Я закричу,?— отвечает Рез, пытаясь отодрать с горла пальцы, но на последнем слоге срывается в хрип, давясь собственным языком.***—?Слушай,?— хмурится Ги, принюхиваясь к банке чернил, и косится на кривую запись в учёте; Маттис Ларс учился грамоте у кастеляна, и у Ги есть догадка, что тот никогда не написал бы трудное слово ?головорез? с тремя ошибками,?— солнце только встаёт. Разве его уже вздёрнули, Гай?—?Не наше де-е-ело,?— зевает Гай.—?Наше. Пойдём, проверим камеру.Ги сгребает в горсть связку ключей, вертит головой, пока идёт по сырому коридору тюремного подвала, и волочит сонного товарища под локоть; Гай никогда толком не просыпается раньше семи утра, и сейчас это очень некстати.—?Ты будешь проверять.—?А чё это я?—?Потому что я так сказал,?— шипит Ги, звеня ключами в тугом, давно немазанном замке. —?Продри глаза, сова херова!Сговорчивый Гай, в очередной раз зевнув и почесав задницу, кивает и суёт нос в приоткрытую дверь.—?Сухопутная шваль! Недоноски! —?доносится ор из соседней камеры, и Ги, подобрав бутылку из-под брюходёра, швыряет её в стену; стекло разлетается воском и брызгами, и в коридоре ненадолго воцаряется тишина. —?Блохастое шерстяное отребье!—?Заткнись, Керольд!—?Да спит он, спит,?— докладывает Гай, высунув нос обратно.—?А ты разбуди да проверь.—?Хрен! У корабельной крысы и беззубая пасть кусается.Гай заходит на цыпочках, морщась при каждом шорохе, заглядывает под драную шляпу и повязку, подняв их двумя пальцами,?— и тут же, взвизгнув, прыскает прочь, как от подожжённой бочки бризанта.—?Чё? Страшно?—?Ты сам погляди, Ги! Погляди!Ги жмёт плечами, подходит тоже?— не трясясь и не на пальцах: глупости и сказки, разве можно кусаться, если и кусать-то нечем? —?и, опешив, трёт покрасневшие от вечного недосыпа глаза, вперившись в мёртвый, ничего не выражающий взгляд и вываленный из разбитого рта язык Реза Стаута, обвисшего на цепях.—?Господь наш покровитель железа, это ещё что за дерьмо? Гай!—?Я не знаю, Ги! Никакого шума не было, клянусь матерью и сёстрами!—?Это ж что, значит, что он где-то здесь? —?Ги передёргивается, сдвигает забрало и потуже завязывает шарф на горле. —?Надо его быстрее поймать. И запись эта…—?Какая ещё запись?—?В учёте заклю… а, да.Гай невинно хлопает глазами, и Ги вспоминает, что Гай неграмотен.—?Ну, давай рассуждать, как умные господа. Выходит, он выбрался, влез в камеру к Стауту, задушил его, перетащил на своё место и ушёл.—?Так.—?И подделал запись о казни.—?Так.—?И командир… он должен знать?—?Должен. —?Гай ещё раз смотрит на Реза Стаута, сглатывает и вздыхает. —?Знаешь, мне кажется, с ним и так покончено.—?С чего это?—?С того. Капитан-то теперь без корабля, а в тюрьме ему сидеть нечего. И штурмана у него… —?Гай красноречиво тычет в стену,?— вроде?как и нет. Разве ж теперь этому скрыге выйти в воды Ваэлии?—?Предлагаешь…—?Да. Конечно, всыплют по первое число, но, думаю, сор из крепости не вынесут.—?А Стаут?Ги, помедлив, оправляет на мертвеце шляпу так, чтобы прикрыть ему глаза, и отворачивается: в памяти до сих пор плывёт блаженная физиономия Реза, в очередной раз вылакавшего бутылку брюходёра в одно рыло, втихаря, а теперь он в цепях?— окоченевший, мёртвый,?— и больше никогда не напьётся.—?Он сирота. Кто его будет искать?—?Если спросят, то в увольнительную пошёл,?— мрачно язвит Ги,?— в бессрочную.P. S.—?Эй, Бесса! Что-то давно кузнец из Башен в корчму не приходил. Заболел, что ли?—?Может вообще носа не казать!—?У, ты б так и сказала?— нравится.Бесса, скривившись, прутиком и окриками гонит с площади заплутавшего перепела.—?Ничего он мне не нравится!—?У-у, Бесса, он се-мей-ны-ый,?— противно тянет Фрида, уперев кулаки в крутые бока. —?Уж я-то таких сразу раскусываю.—?Бертольд уже четыре зимы в Башнях живёт. Кто б не раскусил?—?А ты вот не раскусила.Бесса швыряет в сторону подруги горстью прелого зерна,?— легко швыряет, не прицельно: муж у Бессы работает в Орандасе и каждую неделю присылает деньги, а в каждое новолуние?— приезжает, но Бессе, год как вышедшей замуж, всё-таки немножко скучно.—?Помолчала бы, Фрида! Богов побойся!—?Птенцам свою сырость кидай, не мне!Фрида?— насмешница. Кузнец Бертольд из крепости в двух милях к Ваэлии, добряк и золотые руки, проиграл Бессе в кости двенадцать флоринов, не отдал?— мол, пропил утром, лишнего нет, всё надо отправить жене, детям и племянникам, а детей-то у него девять,?— и божился вернуть, и Бесса каждый раз посылала в его спину бранные проклятия, а потом Бертольд пропал. Словно в воды озёрные канул, с хвостом потонул.Со стороны рынка идёт к колодцу, при каждом шаге подпирая бедром деревянный кузнечный ящик на ремне, чужой крыс угрюмого и не самого юного вида, хоть и не старый ещё, и левое ухо у него проколото, так что Бесса тут же настораживается: раньше таких в посёлке она никогда не видала, а иначе уж припомнила бы. Не из торговцев с тракта,?— это точно, уши прокалывают только воры и моряки. Может, и кузнец на торговом судне по юности ходил?Кузнец вытаскивает из колодца ведро, на три четверти полное, и сначала моется, намывая уши, а потом пьёт, собирая воду в мелкие пригоршни,?— да так жадно, что по локтям течёт и стекает ручьями на кожаный передник, а потом?— на песок.—?Эй, пс-с. Фрида! Погляди, он чей?—?Ничей,?— зевает Фрида, навалившись локтями и грудью на каменную кладку ограды. —?Не видала таких. Наверное, с рейса. Слыхала, там ?Фантазия? с утра на якоре?—?Ага.—?Говорят, у них главная мачта сломалась.—?Ага-а…—?Вот, видать, и возвращается на землю. Работать пришёл.Бесса не больно-то интересуется ни кораблями, ни моряками,?— будто великое дело, куда важнее выводок перепелов, разве только в корчме о том, как парой-тройкой недель назад на рифах пиратский корабль разбился, слыхала. Да и кто б не слыхал, если капитан ?Озёрной ведьмы? впервые потопил чужую шхуну в шестнадцать лет, а ещё?— что он поджигает смазанный воском хвост перед абордажем, а фитиль за пазухой?— прежде чем ввалиться в драку, и оттого с ним боятся драться?Поджигал, точнее. Забрали его в Тающие башни?— и с концами пропал, а на Ваэлии тише стало, спокойнее.Не встать больше знаменитому Отто Пороховой Бочке за штурвал своей ?Ведьмы?.