1 часть (1/1)

Шесть лет назад что-то сломалось над Сахарой в моторе моего самолёта. Мне пришлось сесть в пустыне, хоть со мной не было ни пассажиров, ни механика, которые могли бы помочь мне починить мотор. Я должен был заняться этим сам, хоть это и было для меня?— простого лётчика?— трудным. Воды было дней на шесть, не больше, и передо мной стоял выбор?— исправить поломку или погибнуть в пустыне. Сел я уже ночью, когда было видно почти все звёзды на тёмном, почти чёрном небе. Стоя на начинающем остывать песке, я вспоминал, как рисовал в детстве слона в удаве, а мне говорили, что это шляпа, и что она не может быть страшной, и что я должен надеть свой шарф, чтобы не простудиться… Непроизвольным движением я поправил ярко-оранжевый шарф на своей шее. Я не любил вспоминать детство, потому что, по сути, ещё совсем не стал Взрослым. Я всё ещё спрашивал иногда у новых знакомых, которые говорили почти как дети: ?Вы знаете, что на этом рисунке?? Но ответ был неизменным?— шляпа. И с каждым годом становилось всё грустнее и грустнее. Поводя плечами, я огляделся. На тысячи миль?— никакого жилья, никаких людей. Может, оно и к лучшему. Засыпая в маленькой импровизированной палатке, я уже был близок к отчаянию. ?Человек, потерпевший кораблекрушение,?— подумал я,?— и затерянный на плоту посреди океана, и тот был бы не так одинок?. На рассвете, когда заря только занималась над этими огромными пространствами песка, я был разбужен чьим-то звонким голосом. Когда я открыл глаза, лицо незнакомца засвечивало лучами восходящего солнца.?— Пожалуйста… нарисуй мне барашка! —?повторил он, наверное, в третий раз.?— А?.. —?сонно пробормотал я, протирая глаза.?— Нарисуй мне барашка… Я вскочил, точно надо мною грянул гром. Сон сразу же как рукой сняло, потому что я был удивлён и немного даже напуган. Всмотревшись в лицо стоявшего передо мной и серьёзно разглядывавшего моё лицо человека, я понял, что это была девушка, очень сильно похожая на юношу лет шестнадцати. Не забудьте, я находился за тысячи миль от человеческого жилья. А между тем ничуть не похоже было, чтобы она заблудилась, или до смерти устала и напугана, или умирает от голода и жажды. По её виду никак нельзя было сказать, что это человек, потерявшийся в необитаемой пустыне, вдалеке от всякого жилья. Наконец ко мне вернулся дар речи, и я всё ещё охрипшим после сна голосом спросил:?— Но… что ты здесь делаешь? Ты ещё ребёнок… И она нахмурилась и опять попросила тихо и очень серьезно:?— Пожалуйста… нарисуй мне барашка… Всё это было так таинственно и непостижимо, что я не посмел отказаться. Хоть и было абсолютно нелепым здесь, в пустыне, на волосок от смерти, я всё-таки достал из кармана лист бумаги и вечное перо. Но я тут же вспомнил, что учился-то я больше географии, истории, арифметике и правописанию,?— и сказал девочке (немножко даже сердито сказал), что не умею рисовать. Она ответила:?— Все равно. Нарисуй барашка. Так как я никогда в жизни не рисовал баранов, я повторил для неё одну из двух старых картинок, которые я только и умею рисовать,?— удава снаружи. И очень изумился, когда она воскликнула:?— Нет, нет! Мне не надо слона в удаве! Удав слишком опасен, а слон слишком большой. У меня дома все очень маленькое. Мне нужен барашек. Нарисуй барашка. И я нарисовал. Рисунок ей постоянно не нравился, пока я не нарисовал ящик и не отдал ей со словами, что в нём сидит её барашек.?— Вот такого мне и надо! —?просияла она неожиданно. —?Как ты думаешь, много он ест травы??— А что? —?спросил я, вновь озадаченный её просьбами.?— Ведь у меня дома всего очень мало…?— Ему хватит. Я тебе даю совсем маленького барашка. Почти такого же маленького, как ты.?— Не такого уж маленького… —?сказала она, смешно и очаровательно наклонив голову и разглядывая рисунок. —?Смотри-ка! Мой барашек уснул… На какое-то время мы замолчали, пока она не положила бережно листок в карман своей зелёной рубашки.?— А я вовсе не такая маленькая, как ты думаешь. Может быть, маленькая, но взрослые люди на других планетах и на этой планете так не считают.?— Взрослые люди считали моего слона в удаве шляпой. Ты не можешь быть Взрослой, пока не увидишь здесь однажды шляпу вместо удава, проглотившего слона.?— Правда? —?улыбнулась она. —?Я так рада! Потом, немного позже, я узнал, что ей было около двадцати трёх или даже меньше.?— Ты умеешь петь? —?спросила Маленький Принц, садясь на песок и поджимая колени под себя. В мою сторону она не смотрела, разглядывая что-то эфемерное на горизонте.?— Немного. Правда, давно не пробовал.?— Спой мне что-нибудь.?— Я же плохо пою.?— И рисовать не умеешь. —?кивнула она с оттенком иронии. —?Спой мне что-нибудь. И мне пришлось спеть ей о том, как я в шесть лет прочитал энциклопедию, и как нарисовал удава, проглотившего слона, и как смеялись надо мной Взрослые, когда я спрашивал их: ?Разве мой рисунок не страшен??, и как я перестал с тех пор рисовать, стал учить арифметику и географию…?— Взрослые злые. —?тихо сказала она, когда я прервался на какое-то время.?— Да. —?согласился я. —?Злые. Я боюсь когда-нибудь стать Взрослым, потому что это будет значить, что зря были нарисованы мои два детских рисунка. И что зря я спорил с ними, когда говорил, что надо рассказывать, какой у твоего друга голос и как он смеётся, а не сколько он весит и где живёт.?— Я не хочу быть Взрослой.?— Давай не хотеть быть взрослыми вместе. Её золотистые волосы немного покачивались на ветру, отливая золотом на ярком солнце пустыни, и я залюбовался ей, как может человек залюбоваться картиной, потому что она красивая. Я видел, как она перехватила мой взгляд и широко улыбнулась мне в ответ, даже не поворачивая особенно головы в мою сторону. Она задавала мне огромное количество вопросов, буквально заваливая меня этими вопросами. Она не давала мне спрашивать её о чём-то, пока не досказывала мысль сама. И ещё одно было очень важным?— на её шее был повязан точно такой же оранжевый шарф, как у меня. Это правда очень важно. По крайней мере, для меня, потому что сейчас, когда я вывожу эти строки шесть лет спустя после своей посадки в пустыне, на мне уже не мой шарф, а её шарф, который она повязала мне на шею. Так и началась моя дружба с Маленьким Принцем.