Все время мира (1/1)

Приходя в сознание после оглушающего удара, Герреро чувствует на языке пальцы Баптиста, пытается их прикусить – почти рефлекторно, и, только услышав щелчок, понимает, что совершил очень глупую ошибку. – Прежде, чем ты ее выплюнешь, чтобы взорвать нас обоих, – шепчет Баптист ему на ухо, – подумай: кто защитит твоего сына, когда за ним придет Старик?Герреро стискивает мини-гранату зубами, и чуть встряхивает головой – пытаться говорить бессмысленно, это он понимает. – Нет, я не блефую. Думаешь, как к нему попал я?В шепоте нет никакой нужды, никто не услышит его здесь, на заброшенной стройке – но, должно быть, Баптисту нравится интимно склоняться к уху Герреро, почти касаясь его губами.– Я давно хотел это сделать, еще когда мы работали вместе. Герреро старается думать, а не чувствовать, когда Баптист затягивает плотнее узлы веревок на его запястьях, заходит сзади, наклоняется, чтобы проверить лодыжки, сжимает обеими руками чуть разведенные ягодицы. Не стоило идти на эту встречу, не сообщив остальной команде – Герреро готов признать за собой и этот промах, признать, что либо постарел, либо стал слишком самонадеянным.Но, когда Баптист, сдернув его джинсы до колен и сняв пояс, вгоняет Герреро в задницу смоченные слюной пальцы, тот уже не может думать, а не чувствовать. Он почти готов разжать челюсти, чтобы все кончилось, когда, навалившись сзади, Баптист целует его за ухом.Чтобы не потеряться во времени, Герреро считает секунды, за которые арматура под его запястьями становится теплой, как плоть, считает проносящиеся по полу тени птиц, пролетающих мимо большого окна без стекол, считает движения Баптиста.Закончив, тот приводит одежду Герреро в порядок, поправляет его очки, съехавшие на кончик носа, умиротворенно улыбается, без тени страха.– Любимым принято делать подарки, так что, – он больше не шепчет, говорит в голос. – теперь они твои.Он снимает часы со своего запястья, кладет их в нагрудный карман рубашки Герреро, и уходит.Если мужчина дарит свои часы – он дарит свою душу.