1 часть (1/1)

Месье Живодэр замер за столиком своего же ресторана в нелепом пальто, словно сошедшем со страниц безвкусного нуарного детектива, низко надвинув на лицо широкую кепку и неотрывно глядя на Антуана Эго, грозу всех ресторанов Франции, который костлявым вороном?— с этим его громадным носом, больше напоминающим клюв, весь в черном, высокий и сутулый?— скрючился за соседним столиком. Во рту у бывшего шеф-повара мучительно пересохло. Как выкрутится этот мальчишка Лингвини?.. Под атакой ядовитого пера?— хорошо-хорошо, не нужно этой рисовки: не пера, а авторучки и печатной машинки, если на то пошло?— Антуана Эго не устоял даже такой гений, как Огюсто Гюсто, что уж говорить об этом нелепом сопляке и стервозной бабище Колетт Тотту? Живодэр нервно кусал губы и барабанил пальцами по столу.Он одновременно и хотел, чтобы Эго не оставил от этих двоих мокрого места?— и… И не хотел. Потому что это означало бы конец для ресторана ?Гюсто?, а ресторан Живодэр любил с той же силой, с какой ненавидел этого мальчишку. Ресторан был делом его жизни, Живодэр не знал, что будет делать, если его закроют?— и вместе с тем желание отомстить Лингвини грызло его изнутри, перекрывая даже любовь к этому месту.Сопляк! Он, Живодэр, отдал годы кулинарии и этому ресторану, он был с Огюсто с самого начала, когда они вдвоем открыли крошечную забегаловку на углу улицы Мон-Фавор и работали, как проклятые! Огюсто, милый, добрый, толстый Огюсто, он был настоящим гением в кулинарии, но совершенно ничего не смыслил в финансах и ведении бизнеса. ?Не беспокойся об этом,?— говорил ему Живодэр, представляя себя крестным отцом от мира кулинарии (не зря же он с Сицилии?),?— просто готовь свои шедевры, а все остальное я возьму на себя?. И он действительно брал: договаривался, добивался, обивал пороги, до поздней ночи сидел над сметой, думая, как сделать их предприятие успешней. А Огюсто? О, Огюсто готовил. Огюсто готовил так великолепно, что вскоре стал лучшим поваром Франции. И Живодэр был счастлив за него… Хотя, возможно, он был бы счастлив чуточку больше, если бы и его заслуги кто-то заметил. Но кому интересен низенький, неприятный, некрасивый Живодэр с резким голосом и сицилийским акцентом, мгновенно выдающим в нем итальянскую крысу-макаронника, каким-то чудом забравшуюся в самое сердце Франции, когда есть добродушный, веселый, улыбчивый и гениальный Огюсто Гюсто? Живодэр тихонько хмыкнул в тонкие усы. Выходец из бедных кварталов, он с самого детства знал, что жизнь несправедлива… Но не настолько же! Ты живешь этим рестораном, ты болеешь за него всем сердцем, ты выбиваешься из сил, пытаясь пусть даже с помощью полуфабрикатов, но удержаться на плаву, потому что с потерей двух звезд, со смертью ?гениального Гюсто?, после той чертовой рецензии (Живодэр знал ее наизусть, едкие, насмешливые, злые строки въелись в сердце намертво; наверное, влюбленные с таким отчаянным упоением не перечитывают строки любовных писем, как Живодэр перечитывал ту злополучную рецензию, пока она не впечаталась в его мозг и сердце навсегда) ресторану грозило банкротство и закрытие, ты не спишь ночами, нервничаешь и дергаешься, срываешься на подчиненных, чувствуешь, буквально всеми нервами чувствуешь каждый шепоток за спиной, сравнивающий тебя?— раздражительного (а попробуй тут не быть раздражительным!), резкого, профессионального, но вовсе не гениального повара?— с великим Гюсто, чувствуешь, что авторитет среди подчиненных выскальзывает из пальцев, кричишь и срываешься от этого еще больше, пытаясь хоть так его вернуть… А потом появляется этот мальчишка! Потом появляется этот мальчишка, и ты понимаешь, что это не жизнь. Нет. Это не жизнь, где за свое надо грызться зубами. Это чертова сказка о Золушке! Нелепому, нескладному уборщику с громадным носом и глазами побитого щеночка достается все. Алфредо Лингвини срывает джек-пот. И эта мистика с крысой… Живодэр был уверен, уверен, что тут что-то нечисто, он уже начинал с суеверным ужасом думать о сверхъестественных силах… Но сейчас ему было на это плевать. Сейчас он напряженно смотрел на Эго?— сердце екало каждый раз, когда критик помечал что-то в блокноте. Быстро бросал взгляды по сторонам: почему в зале только Лингвини? Пацан метался по залу, разнося меню и заказы, с бешеной скоростью, уже успел запыхаться и побагроветь в тон волосам, но не сдавался и даже неплохо обслуживал. Может, стоило взять его официантом? Почему больше никого нет? Живодэр нахмурился: что-то тут нечисто… Блюда, впрочем, были восхитительно вкусными, похоже, ребята сегодня в ударе. Бывший повар искренне наслаждался, жадно поглощая все, что ему приносили?— то же самое, что и Эго, как он и просил. Почему Лингвини его не узнал? Да в общем-то неудивительно: парень так замотался, что просто не стал смотреть ему в лицо, просто записал заказ и унесся, сломя голову. Тем лучше. Одно блюдо, второе, третье… Наевшись восхитительно вкусной еды, Живодэр даже немного размяк: он всегда любил вкусно поесть, как, наверное, и все итальянцы. Многие повара со временем теряют умение просто наслаждаться вкусной едой, они воспринимают ее слишком профессионально?— так художник видит технику, композицию, даже как лег мазок на холст, но не наслаждается картиной в целом, так музыкант слышит все отсылки и ритмические тонкости мелодии, но не получает от нее удовольствия. Живодэр, как и Гюсто, этого счастливо избежал: он воспринимал еду и профессионально?— и просто, наслаждаясь ею, как обычный человек. Наслаждаясь?— и удивляясь. ?— Рататуй?.. —?удивленно пробормотал повар, когда Лингвини (уже весь в мыле, в прилипшими ко лбу багряными локонами, даже воротничок рубашки посерел; Живодэр невольно забеспокоился, не отметит ли это Эго, славящийся своей придирчивостью) поставил перед ним очередную тарелку. —?Это явно шутка! Рататуй?— простое, деревенское блюдо, его готовила мать самого Живодэра, простая, как два цента, женщина, ничего не смыслящая в высокой кухне. Конечно, рататуй красиво оформили, все-таки это ресторан ?Гюсто?, а не забегаловка ?У дядюшки Джо?, но это по-прежнему был рататуй, просто рататуй, тушеные овощи с мясом! Живодэр нахмурился и нервно заерзал на стуле. Мальчишка решил совершить ритуальное самоубийство? Эго разнесет ресторан по камушку! Внимание повара привлек какой-то стук?— а в следующее мгновение его глаза широко распахнулись. Эго уплетал рататуй за обе щеки, мыча от удовольствия, с жадностью, даже не собираясь смаковать или анализировать вкус и запах?— он просто ел его, как проголодавшийся мужчина, вернувшийся с работы, которому приготовила ужин любимая жена, как бедный студент, который заглянул в родной дом и теперь жадно поглощает мамину стряпню. Живодэр знал это выражение лица, высшую похвалу повара высокой кухни: когда клиенту настолько вкусно, что он забывает о манерах и пафосе, забывает, что находится в статусном месте, и просто жадно набрасывается на еду, будто в жизни не пробовал ничего лучше. Но ни один повар Парижа не видел такого выражения на лице Антуана Эго! ?Что этот мальчишка подмешал в блюдо???— подумал Живодэр почти сердито и схватился за вилку. Быстрое движение?— и… Внутри у бывшего повара все вздрогнуло и екнуло. Этот рататуй… Он был точно таким же, как его готовил Огюсто. Тогда, когда они оба были моложе, когда Живодэр еще умел радоваться жизни, когда Огюсто только-только закончил кулинарное училище, и они ютились вдвоем на крошечной съемной квартирке под самой крышей с видом на Эйфелеву башню. Квартирку продували все семь ветров, Живодэр постоянно кутался в дырявые пальто и замызганные шарфики, даже дома не снимал стареньких, привезенных еще из дома, с Сицилии, перчаток. Они едва сводили концы с концами. Им еще предстоял головокружительный успех, но тогда они были бедны, молоды… Счастливы, как всегда счастливы молодые, амбициозные и верящие в свои силы. И Огюсто каждый день готовил ему. Живодэр умел готовить и сам, но для Огюсто это было настоящее наслаждение, да и получалось у него, чего уж греха таить, лучше. Из самых простых, дешевых продуктов он умудрялся создавать шедевры. И самым любимым блюдом Живодэра был рататуй. Ярко полыхнула под прикрытыми от удовольствия веками картинка: та самая квартира, крошечная комнатка, в которой Живодэр корпел над счетами, чтобы их отсюда не вышвырнули, над газетами в поисках работы, потом оформлял бумаги, чтобы открыть уже чертов ресторан… А Огюсто тем временем порхал по кухне. Напевал. Готовил свои шедевры. Иногда Живодэр безумно сердился на него: пока он работает, Огюсто развлекается со своими ложками-поварешками-сковородками! Но трудно было сердиться, глядя на искреннее, добродушное лицо этого толстяка. Еще труднее?— когда Огюсто приносил ему поздний ужин. Он входил в тесную комнатку, мигом заполняя ее целиком?— не столько из-за своего уже тогда внушительного брюшка и полных рук, сколько из-за подвижности, смеха, улыбок, из-за того, что он всегда заполнял собой все окружающее пространство, каким бы оно ни было огромным. Но при этом двигался удивительно легко и плавно, будто вообще не чувствуя своего веса. Похлопывал скрючившегося за столом Живодэра по спине, добродушно улыбался, глядя в его воспаленные, уставшие глаза, немного виновато моргал. Ставил на край стола тарелку, полную горячих, ароматных овощей, и у Живодэра невольно набиралась в рот слюна, а на губы просилась улыбка. Рататуй пах овощами и солнцем, пах его родной Сицилией, которой ему так не хватало в этом прекрасном, но иногда таком чужом городе… И Живодэр жадно набрасывался на еду. Огюсто с улыбкой наблюдал?— для него, повара по призванию, не было большего наслаждения, чем смотреть, как кто-то жадно ест то, что он приготовил?— а потом они болтали допоздна обо всем подряд, двое мальчишек в крошечной съемной квартирке, продуваемой всеми ветрами. Мечтали о том, что будут великими… И вот сейчас Живодэр снова чувствовал этот божественный, солнечный вкус. Снова чувствовал себя молодым и полным надежд, и… ?— Не может быть… —?пробормотал он, едва не роняя изо рта кусочек рататуя. Не может быть! Это в точности такой рататуй, какой готовил ему старина Огюсто, милый, добрый… давно мертвый старина Огюсто... но это невозможно! Даже если готовить в точности по его рецепту?— вкус будет незначтельно, но отличаться у любого другого повара, не могло быть такого точного совпадения! Но оно было… И эта мистика с крысой… И… Потеряв голову, Живодэр сорвался с места и помчался на кухню, не обращая внимания на недоуменные взгляды посетителей.