1 часть (1/1)

В воздухе буквально чувствовалось напряжение, нагнетающее мысли о самом трагическом варианте исхода очередной перепалки членов шабаша.Стоящая плотным кольцом нечисть устремила свои взгляды в центр. И виною тому была новая ссора демонов Гнева и Похоти. В просторном зале, освещенном яркими факелами под самым потолком, громким эхом прошлось дикое агрессивное шипение. Это был Таунсенд. Не отводя от Роберта озверевших глаз, Пит изогнулся и принял боевую стойку. - Как посмел ты, носатый, и такой подлый Мастер Мощных Подкатов, присвоить гитарные струны моего Пэйджи?! – истерично завизжала Лимонная Ведьма.- А как посмел ты, негодяй, наехать на моего Роджера? Из пасти гитариста вырвалось новое одичавшее шипение. Не было страха большего, нежели разозлить покровителя Гнева, но демона Похоти это словно не касалось.- Уж я ли виноват, что если вокалист кудрявый и блондин – то он Роджер Долтри, а если вокалист кудрявый, да еще и сексуальный блондин, то это Роберт П…Плант осекся, когда пальцы Демона Гнева вцепились в его златые кудри. Среди наблюдавшей за этим действом толпы пронеслось взолнованное аханье. Грэйс Слик панически закрыла глаза сидящему у нее на руках белому кролику. Уотерс, покровитель коньцепции, отступил на шаг назад, и, дабы оградить от назревающего холивара Кэндис, дочь свою внебрачную, велел ей спрятаться у него за спиной, после чего почти сразу послышался ехидный смешок Ричи Блэкмора, покровителя Гордыни. Эксл Роуз же, как и всегда, заедал волнение очередным куском пиццы.Теперь, когда воздух сотряс пронзительный вопль Роберта Планта и просто горячего покровителя лимонных платаций на мотив вступления “Immigrant Song”, напряжение достигло своего апогея. Пит схатил противника, намереваясь его проучить, но тот сразу принялся активно защищаться.- Кудри мои златые!.. Нет, только не лимоны… Остановись, носатый нелюдь! Руки прочь от златокудрого бога!!! Кто знает, чем бы кончилась эта схватка, если бы не оглушительный раскат грома, пронесшийся по всей Преисподней. Огни факелов задрожали, а после и вовсе потухли. Пит с Робертом так и замерли, раззинув рты и больше не смея вымолвить ни слова.Здесь, на возвышенном пьедестале, перед всею Черною Мессой, предстал Он. Облаченный в длинную черную мантию, из-под которой выглядывали желтые короткие шортики и такого цвета чулки, гладко обтягивающие изящные волосатые ножки; сам Повелитель, тот, чье имя заставляло невольно трепетать даже неверных ему, снизошел к остальным демонам. Нечисть расступилась, и перед Великим оказались двое, от ужаса своего положения и стыда перед Сотоной не смея двинуться и на сантиметр.Он, ступая медленным патетичным твердым шагом, приблизился к нарушителям порядка. Лик его вышел из непроглядной тени, и пред взором шабаша предстало утонченное обличие самого Сотоны, басиста и просто красавицы – Дьякона. - О, ваше Т-темное В-в-величество, - залепетал Плант, заикаясь, аки в конце “Nobody’s Fault But Mine”.- Не сочтите за дерзость, о, молим вас, проявите благосклонность… - продолжил за Роберта Таунсенд, понимая, что от страха не может просто разжать пальцы на волосах бондинки.Дикон только презрительно скривил носик. Поднеся изящную руку в воздух, он произнес: - Да начнется собрание!Помещение вновь сотряс гром, а огромные темно-красные мраморные плиты, служившие подпорками для потолка, затряснись, заставляя белого кролика Грейс Слик вновь испуганно сжаться на руках у хозяйки.Нечисть важно выстроилась в центре огромного зала, взглядами, полными страха и трепета, провожая своего Господина до его пьедестала. Несколько секунд – и Дьякон, совершив три грациозных пируэта, уже восседал на своем ложе, сделанном из точной копии костей еще живого Фарруха Булсары.Провинившимся Питу и Роберту оставалось только стыдливо потупить взгляды и отойти друг от друга на достаточное растояние, чтобы потеряться в топлпе.- Дети мои, - томно произнес Дьякон, и от голоса его звонкого пронеслось эхо на всю Преисподню. Верные Дикону поклонили головы. - Сотни лет существует наше темное братство. Мы пережили времена чумы, войн, инквизиции. И до тех самых пор нам удавалось оставаться в тени, в далеке от глаз смертных. Мы были дальше, чем мог увидеть близорукий Леннон, но в то же время настолько близко, чтоб слышать, как он моется в душе. Мы есть тень. Мы – то, чего не постигнуть разуму смертного. Мы – семь смертных грехов; мы – концепция, мы – вся существующая нечисть. В сердцах каждого от этих слов что-то переворачивалось, на глаза наворачивались слезы, а по коже ползли мурашки. Дикон пиздел как Господь. Точнее, это скорее Господь пиздел как Дикон.Несмотря на то, что все его боялись и трепетали, вспоминая одно только имя своего Господина, Дьякон был их вдохновителем. Коварным, но в то же время относительно справедливым. Могущественным, но грациозным. Милым, но в то же время дьявольски злым.Толпа резко вздрогнула, когда тон вещавшего Хозяина Тьмы и желтых шорт, изменился, а сам он встал со своего ложа и гневно поднял руку.- И я не позволю, чтобы из-за двух демонов наша община, наша идеальная система обрушилась в небытие!Глаза Сотоны наполнились кровью, а носик вновь сморщился от негодования.- Пит Таунсенд, покровитель греха Гнева и носатый Мастер Мощных Подкатов! Явись предо мной, о, ничтожный, да преклони свои колени в благоговейной молитве ко мне.Толпа нечисти разошлась, и уже через несколько секунд у ног Дьякона стоял бледный, словно смерть, демон. За его спиной послышался ехидный смешок Планта, но и тот сразу стих, стоило только Сотоне поднять вторую руку.- А ты, демон Похоти, неужто, ты думаешь, что сможешь избежать гнева Дьяконового? Выйди сюда, чтобы я узрел ближе твою гнусную физиономию.Перед Повелителем Присподней стояли на коленях двое провинившихся, обреченно склонив головы в ожидании рассправы. - Как объяснишь ты, носатый, свое непозволительное поведение? – томно произнес Господин, спускаясь и касаясь тонкими пальцами макушки Таунсенда. Увидев прикосновение, толпа зашепталась, а у Пита на секунду отобрало дар речи.- Смеешь заставлять меня повторять вопрос? – уже громче спросил Дьякон, и от его голоса рядом сидящий Плант испуганно пискнул.- О, Г-господин… - пролепетал гитарист, чувствуя, как воздуха стало внезапно нехватать. Дьякон все так же не отрывал руки от его головы. – Коварный демон Похоти смел з-заявить… что он, что Долтри… Что он, подлый Роберт Плант, сексуальнее, нежели Роджер Долтри.- Вот как, - Дикон изогнул изящную бровь. – На то он и демон Похоти, невежда. А ты, гнусная Лимонная Ведьма, что оскорбительного нашла в поведении Мастера?..Повелитель шагнул в сторону Планта, теперь касаясь пальцами его златых кудрей.- Пресвятой, клянусь, не виновен я ни в чем, - пробубнил Роберт, незаметно утирая со лба выступивший пот. – Подлец в отместку украл струны моего смертного… Пэйджи. Я вернулся с собрания и узрел своего сизого воробушка на полу в слезах. И это все вина носатого!- В слезах? – переспросил Дьякон. Голос его становился все громче. – В слезах?! После, зал пронизал громогласный хриплый смех, от которого стыла кровь в жилах. Члены собрания, не смотря на страх, подхватили смех и теперь заливались вместе со своим Господином. Но стоило только Дьякону замолчать, как в зале воцарилась идеальная тишина.- Мастер, – провозгласил со всем присущим ему пафосом, Сотона, - я благосклонен к тебе сегодня. Пит изумленно поднял глаза, но только встретился со взглядом господина, тут же потупил их обратно. Плант же хапнул ртом воздух от возмущения и гнетущего чувства несправедливости.- Довести смертного до слез, превосходно! Сажай семя зла и несчастья на этой земле, демон Гнева, благославляю тебя! – С упоением вещал Дьякон, чувствуя, как коленки его восторженно трясутся от одной лишь мысли о рыдающем, словно маленькая девочка, Джимми Пэйдже.- А ты, бесчестный, - указал он на Планта, - за то, что смеешь проявлять жалость к смертному, получишь наказание.Увидев ужас в глазах блондина, Дьякон широко улыбнулся. - До весеннего солнцестояния, до самого Дня Великих Весенний Оргий, ты лишаешься своих златых кудрей. Панический вскрик Роберта и довольный смешок, прокатившийся в толпе, которой Роберт успел изряное поднадаесть. Порой, завышеное самомнения демона разврата выводило из себя даже покровителя Гордыни. - О, Господин, - навзрыд бросился Плант к ногам Повелителя, - пощади, о, Великий! Клянусь служить тебе больше прежнего, целовать ноги твои, но не лишай, о, не лишай меня златых моих кудрей, Темнейший из Темнейших!.. – но Дьякон был непреклонен. Занеся руку над головою Лимонной Ведьмы, он ударил блондина по златой макушке, и та вмиг стала огненно-рыжей. Только на глаза Планта упала ядерно-оранжевая прядь, зал сотряс пронзительный истеричный вопль.- А лимоны твои… - продолжал Дьякон, не обращая внимания на то, как порыжевший демон сразу упал ему в ноги, не сдерживая горестного рыдания и просящего пощадить хотя бы его малышей, - не пожамкает более никто, аж до самого праздника весны. Не подвернется ни единого случая, чтоб хоть кто-нибудь коснулся их за эти двести тридцать семь дней. Сверкнула яркая молния, после которой послышался очередной оглушительный раскат грома. Лимонная Ведьма упала в ноги Повелителя без чувств, явно лишившись рассудка от горя. И всю Преисподню сотряс ужасный Дьяконовский смех.