Часть 1 (1/1)

Did you stand there all alone? Oh, I cannot explain what's going down I can see you standing next to me In and out, somewhere else right now You sigh, look away I can see it clear as day Close your eyes, so afraid Hide behind that baby face Cage the Elephant, Cigarette Daydreams— Господин Кан знает подозреваемую? — Нет, — в один голос отвечают До Ён и ещё один телохранитель. — Это невозможно, — добавляет До Ён, хоть и знает, что это не просто возможно, а совершено точно так и есть. И знает тут не совсем подходящее слово. Детектив выглядит сконфуженным — Они похоже близки. — Я бы даже сказал, очень близки. Внутри До Ёна что-то обрывается. Ну что они могли там делать? Вряд ли Чоль совсем уж стыд потерял, так что наверняка просто целовались или что-то вроде того. Подобного исхода, очевидно, стоило ожидать, но в груди все-равно болезненно скребёт. До Ён дотрагивается до неё рукой и слегка потирает, пытаясь унять неприятное чувство. Если бы боль была физической, это могло бы помочь. Если бы. До Ёну кажется, что Чоль над ним издевается, передавая Ёнджу это слащаво-романтичное послание через него. Серьезно? Золушка? Романтическое путешествие? Но Чоль, похоже, даже не подозревает. До Ён рад видеть его... воодушевленным?.. почти что счастливым? Но вместе с тем, он не может отделаться от болезненной ревности. Черт бы его побрал. Ёнджу выглядит сбитой с толку. До Ён не может сказать, что он ее не понимает. И вообще-то она не так уж плоха. Действительно симпатичная, действительно спасла Чолю жизнь — дважды (или уже трижды — До Ён начал сбиваться со счета), и похоже действительно в него влюблена. Но До Ён все-равно не может избавиться от глухого раздражения, и оно невольно прорывается из-под маски спокойствия и отстранённости. Ёнджу явно против идеи превращения своих потенциальных отношений с Чолем в раздел бизнес-сделки, но До Ён с каким-то мазохистским удовольствием настаивает на том, чтобы она сделала выбор. Он бы вот вполне не отказался от четвёртого варианта. Смелая и сексуальная эротика, ага. Хотя при воспоминании о том, с каким лицом Чоль его озвучивал, До Ёна скорее тянет ржать, чем... делать что-либо ещё. Тот явно пытался изобразить что-то вроде брутального альфа-самца, но получилось... что получилось. У До Ёна язык буквально чесался сказать, что в ?рабочем? модусе, холодным и слегка надменным, Чоль выглядит куда сексуальнее, но его мозги все-ещё не отказали до такой степени, чтобы До Ён решился озвучивать подобное вслух. Когда До Ён оказывается в курсе просто восхитительной идеи про свадьбу, то не может определиться — это у него истерический смех или полноценная истерика. Ну серьезно. Все могло бы идти, ну хоть слегка медленнее, чтобы он успел смириться. Но похоже — не судьба.Прямо сейчас ему хочется нажраться. Но он же ж на работе. Блядь.До Ён думает, что действительно находит во всем этом фарсе (ох, если бы это действительно был всего лишь фарс), определенное мазохистское удовольствие. Серьезно — он выбирал чертово кольцо. Оно красивое. Он и сам не отказался бы носить такое. До Ён одёргивает себя на этой мысли. Он что-то слишком часто за последнее время стал думать о том, что мог бы делать на месте Ёнджу. А должен бы реже. Раньше шевелиться надо было. Ёнджу не было. А он был. И страх потерять Чоля тоже был. Но пока не было Ёнджу, он мог, имел право, сделать шаг. Но не сделал. Так что До Ён вполне уверен, что в общем-то заслужил все это дерьмо. Ёнджу похоже чувствует себя неловко и невольно держится к нему ближе. Как к наиболее знакомому человеку. Прелестно.У До Ёна ощущение, что он сам себе вскрывает грудь, на живую, без анестезии, когда проводит Ёнджу в комнату Чоля и спокойным тоном заявляет, что разумеется они должны делить комнату, они же женатая пара как ни как. Прислуга смотрит, все дела. Надо соблюдать правдоподобие. Он не может избавиться от толики злорадства, когда видит, что Ёнджу откровенно неловко. Она не виновата. Но До Ёну слишком паршиво. * * * Чоль возвращается поздно вечером. Ёнджу явно собиралась его дождаться, но в результате заснула, свернувшись калачиком на краю кровати. Чоль накрывает ее одеялом, мягко улыбаясь уголками губ. До Ён смотрит на эту картину, застыв в дверном проеме, и ему хочется выть. Пить все-таки было плохой идеей. И не только потому, что он все-еще на работе, а потому, что чувства, вместо того, чтобы притупиться и дать ему долгожданную передышку, вдруг будто сорвались с цепи, грозя толкнуть его на какую-нибудь глупость. Он медленно выдыхает и заставляет себя отвернуться. Уйти. Ему хватит, но До Ён все-равно подхватывает недопитую бутылку коньяка и идет к лифту. У него очень подходящее настроение для депрессивного созерцания ночного Сеула. На крыше ветрено, но это даже хорошо. Потоки воздуха бьют в лицо, и До Ён пару минут стоит на месте, позволяя им выдувать из его головы хотя бы часть дурных мыслей. В конце-концов он плюхается на траву — на крыше обустроен вполне милый, на взгляд До Ёна, садик, который на удивление не пользуется популярностью. Или же просто администрация отеля решила не пускать сюда гостей, чтобы лишний раз не беспокоить господина Кана чужим присутствием. Надо будет уточнить.До Ён нашаривает в кармане смятую пачку сигарет — курение расслабляет, вгоняет в приятное странно-медитативное состояние — но До Ён балуется не слишком часто. Его дыхалка ему спасибо не скажет, если он подсядет, а он должен быть в форме, чтобы смочь защитить Чоля когда потребуется. Хотя тот обладает каким-то магическим талантом влипать в неприятности именно тогда, когда его, До Ёна, нет рядом. У До Ёна вырывается невеселый смешок и он, наконец справившись с зажигалкой, затягивается сигаретой. Дым приятно горчит на языке. Он медленно выдыхает и откидывается спиной на траву. На небе, на удивление, даже видно звезды. — Что за повод? До Ён вздрагивает и приподнимается на локте, оглядываясь на голос. Чоль стоит в паре метров от него, запустив руки в карманы брюк. Он выглядит уставшим. — Лучший друг женился. Радуюсь вот, — ляпает До Ён. И тут же мысленно матерится. Обещал же сам себе, что не будет лезть. Чоль вздрагивает и смотрит на него с полминуты странно-пристально. Потом подходит и усаживается рядом. Прямо в своем костюме, стоящем как крыло неплохого реактивного самолета. До Ён думает ему об этом напомнить, но от Чоля исходит чуть заметное тепло, и До Ён на самом деле совершенно не хочет, чтобы он уходил. Так что он молчит и снова затягивается почти дотлевшей до фильтра сигаретой. — Тебя это настолько задело? — спрашивает Чоль, — Моя свадьба. До Ён вздыхает. Отвечать ?нет? откровенно глупо — он нажирается и курит — какое уж тут ?нет?. Поэтому он просто произносит короткое отстраненное, — Да, — и ничего больше не добавляет. — Почему? — спрашивает Чоль с неумолимостью надвигающегося на берег цунами. До Ён чувствует себя маленьким человечком перед лицом безжалостной стихии, которому некуда бежать. Но все же выдыхает: — Не важно. — Почему? Вот уж чего, а упрямства Чолю всегда было не занимать. — Слушай, — До Ён садится ровнее, с силой трет лицо руками, стараясь собраться, — Она ведь тебе нравится? Ёнджу. Чоль пожимает плечами, но по его лицу снова проскальзывает мягкая улыбка. Такая же с которой он смотрел на спящую девушку на своей кровати. До Ёну эта улыбка, как ножом по сердцу, но он старается не сбиться с мысли и придать голосу твердости.— Я же вижу. Ну вот и все. Просто… Не знаю. Все так быстро поменялось. Я правда за тебя рад. Он даже не то чтобы врет. Скорее не договаривает. Процентов эдак восемьдесят существенных деталей. — Ты ненастоящий, — вдруг еле слышно выдыхает Чоль, старательно рассматривая траву между своими коленями. — Что прости? — До Ёну кажется, что ему за шиворот опрокинули ведро ледяной воды. Серьезно? — Тебя просто придумали. Как и меня. Как и всё в этом гребанном мире, — в голосе Чоля проскальзывает какой-то нездоровый надрыв, — О Ёнджу единственное настоящее, что здесь есть. — Ключ к твоей жизни, я помню, — хрипло смеется До Ён, вставая. В нем вскипает иррациональная злость, и он чувствует физическую потребность сделать хоть что-то, чтобы ее выплеснуть. Ему кажется, что в словах Чоля зарыто что-то куда более глубокое и болезненное, чем то, что он может сейчас уловить своим затуманенным алкоголем сознанием. Но его собственная боль все-еще живет внутри него и в очередной раз сжимается отвратительным клубком за грудиной. Чоль поднимается следом. Он смотрит на До Ёна, а потом вдруг неожиданно запускает руку в его волосы и притягивает к себе, впиваясь в губы резким, грубоватым поцелуем. До Ён каменеет на пару мгновений, но потом отвечает — пока есть возможность, пока дают… Господи. Чоль отстраняется и смотрит как-то зло, с надрывом. У До Ёна проскальзывает мысль, что Чоль похоже все-таки подозревает. И он понятия не имеет радоваться ему или…— Этого ты хочешь? — шипит Чоль, — Этого правда ты хочешь? — это сказано уже с толикой истерики в голосе. До Ён смотрит на него и ни черта не понимает. Глаза Чоля становятся совсем больными. Он отворачивается и тянется рукой к лицу. Но До Ён хватает его за предплечье и резко притягивает к себе. Чоль упирается лбом ему в плечо, его спина вздрагивает. До Ён слышит тихий, задушенный всхлип. Он обнимает Чоля крепче и медленно гладит его по волосам. Все внутри него вопит о том, что что-то не так. Что-то очень, очень сильно не так. А он умудрился не заметить, слишком занятый своими переживаниями. До Ёна затапливает чувство вины. Его собственная боль наконец отступает — куда-то даже не на второй — на десятый план. Все что важно сейчас — он не хочет видеть Чоля таким. Разбитым. Почти сломленным. И отчаянно пытающимся сделать вид, что все в порядке. И главное, удручающе успешно с этим справляющимся. Он обещает себе разобраться в том, что происходит. Чем бы оно ни было. Но сначала ему надо протрезветь. Поэтому он не задает больше вопросов, просто продолжает гладить Чоля по голове, пока его плечи не перестают вздрагивать. Чоль пытается отстраниться, как-то восстановить статус-кво. Но До Ён не дает. Он крепче прижимает его к себе и шепчет на ухо: — Все будет хорошо. Мы со всем разберемся. Я обещаю. Я рядом. Что бы ни случилось, я рядом. Чоль ничего не говорит, только как-то болезненно вздыхает в ответ на эти слова. До Ён отстраняется и берет его за руку. Он ведет его к лифту, давя в себе желание дотащить Чоля на руках. Тот явно не оценит. До Ён тянется к кнопке обозначающей пентхаус, но Чоль перехватывает его руку. — Можно… я переночую у тебя? — негромко спрашивает он, смотря куда угодно, но только не на До Ёна. До Ён молча нажимает нужную кнопку. В его комнате темно, и До Ёну иррационально кажется, что яркий свет может спугнуть что-то хрупкое между ними, так что он включает только лампочку рядом с кроватью. Он роется в шкафу, выуживает оттуда растянутые треники и футболку и кидает их на кровать рядом с Чолем. — Тебе надо во что-то переодеться, — говорит он. Чоль кивает и молча начинает стягивать костюм. До Ён переодевается тоже. Чоль сворачивается клубочком в его объятиях и вцепляется в майку на его груди. — Я никуда не денусь, — шепчет До Ён, — Обещаю. Он по-прежнему ни черта не понимает, но обещает себе обязательно со всем разобраться. Завтра.