ГЛАВА I: НА СВЯЗИ (1/1)

В маленькой, совсем крохотной комнате покрытой мраком и запахом сырости, сидел тощий радист, жадно выкуривая казенный табак из мятой сигареты, он раздраженно щелкал переключателем на бледно-зеленой радиостанции, сменяя каналы он вслушивался в шумы радиопомех, и, прослушав очередной канал он вновь щелкал переключатель.Который день радист сидел в этой душной комнате наедине с темнотой и шумами радиостанции. Раз за разом сменяя каналы каждый день перепроверяя их вновь. Каждый день ничего нового. Ничего не меняется. Словно безумие.Вновь щелкнул переключатель – вновь чистые шумы.Он уже не понимал, зачем это делает. Он не знал чего ему стоило ожидать. Он ни разу не слышал голос с другого конца эфира. Не было такого ни разу за весь тот месяц, за который принесли радиостанцию в Общину, чтобы кто-то вышел с ними на связь. Когда он знакомился с радиостанцией на специальных курсах, ему предоставляли запись эфира неизвестного радиста, который вел переговоры с невидимым собеседником из прошлого.Он слушал ту запись и представлял картину происходящего. Это была запись последних минут экипажа самолета. Записи было двадцать с небольшим лет, и сделана она была в самый разгар Последней войны.Черный ящик – так называл систему, которая сделала эту запись старший прапорщик, который обучал Максима основам работы с радиостанцией.Он вновь закурил сигарету, и очередная затяжка с горьким привкусом легонько обожгла легкие. Радист почувствовал всю свою усталость. Он, сидевший двое суток в одном положении, почти не выходя из помещения и не спавший все это время, бросил недокуренную сигарету в переполненную пепельницу больше похожую на ежа с бычками вместо иголок, и с недовольным видом бросил взгляд на чертову радиостанцию. Он смотрел на нее таким диким взглядом, будто она была виновата во всех смертных грехах. А ведь почти все так и было, ведь благодаря этой работе он попрощался со своей личной жизнью. Даже тогда еще в самом начале, два года назад, когда ему исполнилось восемнадцать, когда он только попал в ряды Вооруженных Сил Общины будучи ?духом? у него была невеста. Не краса станции конечно, но зато смышленая и безумно хозяйственная, и свою смышленость она использовала по назначению – она была подававшим большие надежды санинструктором. Ее скромная внешность для него была главным аспектом; они были ровесниками, поэтому Макс собирался сделать ей предложение сразу после того как он встал бы на светившую ему должность командира отделения. И все вроде бы складывалось хорошо: упразднившийся командир отделения специального назначения сержант Игорь Зайцев, ушел на должность разводящего караула, и разбитое на поверхности отделение было частично вновь сформировано бойцами из других подразделений. И все говорило само за себя – командование должно было поставить именно Максима на столь желанную должность, но вышло все довольно иначе: Игорь, отважившись, вновь отправился на поверхность, но уже в одиночку, принес ту добытую в недрах города чертову радиостанцию, и его (Максима), как весьма результативного солдата отправили на переквалификацию. ?Переквалификация? и ?связь? у него были чуть ли не синонимами к ругательным словам.После переквалификации на ?Студяге? он решил взять небольшое увольнение, чтобы смотаться в отчий домой на Площадь Маркса и повидаться с родителями и со своей невестой – Алисой – которая уже полгода после учебы на той же ?Студяге?, работала на Маркса. Никаких вестей в течение всей переквалификации до Максима не доходило, поэтому, когда он приехал, его ждала новость, от которой все смыслы существования попросту потерялись. От матери он узнал, что Алиса умерла от рук солдата заболевшего новым штаммом бешенства. Того солдата так же нет в живых, поэтому Максиму было некому смотреть в искупающиеся перед ним глаза.Его смена подходила к концу, и он услышал звуки приближающихся шагов сквозь хлипкую дверь; затем дверь открылась, и помещение налилось тусклым светом аварийных ламп из коридора. Второй связист, молча сменил Максима и с упрямством стал щелкать тумблеры.Смена Макса закончилась.***Эти двое суток пролетели незаметно. Он вновь возвращался обратно дежурить у радиостанции вновь заниматься однотипным, муторным и бесполезным делом.По пути в дежурку пару пачек папирос, литра три воды небольшую банку свиной тушенки отдав за это девять жетонов. Что бы Макс ни говорил про работу на посту дежурного радиста, но она приносит ему неплохую прибыль в десять жетонов за сутки – отличные деньги, вот в сравнении с другими должностями и профессиями которые предлагала Община, эта была непыльной и, что самое главное, безопасной.Прибыв в дежурку, он уселся на свое место у радиостанции. Сменившийся дежурный покинул свое место, как всегда молча, что означало только одно – ничего нового в шумах тот не услышал. Максим так же не надеялся услышать что-то новое.Надев наушники, дежурный принялся плавать по радиоволнам.Шумы. И ничего кроме шумов.Время стояло на месте. Радист достал из портсигара папиросу и, прикурив ее, стал оную жадно смаковать. На рабочем месте он курил довольно много. В комнате почти нечем было дышать, но Мак продолжал курить раз за разом.Сделав очередную затяжку, он обратил внимание на свисающую на проводах от наушников микрофонную трубку. Странно, но за все время, что он был дежурным, он ни разу не использовал его, так же как и его сменяющий товарищ. Они разговаривали друг с другом редко, но как-то однажды они решили поговорить, и речь зашла про эту ненужную трубку. Конечно, когда он переквалифицировался, прапор объяснял про этот микрофон и как нужно с ним правильно обращаться, но он так же развеял о нем мысли, когда сказал, что тот сломан. И тогда какой смысл от этой радиостанции, когда работает только приемник? На этот вопрос Максиму никто не ответил.Макс покрутил микрофон в руках, и нерешительно нажал на кнопку связи.– Прием, – на выдохе произнес дежурный, – прием, я дежурный радист ефрейтор Войтович, станция метро Студенческая; прием, всем кто слышит, прием! Все… всем кто меня слышит, прошу выйти на связь, на части Ленинской линии метро есть люди, есть свет и вода, есть тепло, еда и патроны! Есть армия и медицина! У нас здесь еще осталась цивилизация. Есть жизнь! Прием.В конце его голос задрожал, руки выпустили микрофон, и он вновь повис на проводах.В следующий момент в жизни Максима все изменилось. От того что произошло у Войтовича ёкнуло в груди. Из помех еле слышно пробивался голос. Он был далекий, совсем тихий, все, что пытался сказать человек на том конце, утопало в море помех. Максим сделал пометку в журнал напротив пойманной волны, и стал медленно крутить регулятор. Шумы стали угасать, а голос невидимого собеседника и того пропал.Дежурный посмотрел на радейку с растерянным видом, на лице выступил пот, не смотря на то, что в помещении было прохладно.– Ё… твою мать! – выругался ефрейтор и стукнул кулаком по столу. Он, обезумевший от того что упустил прямой разговор на расстоянии с живым человеком находящимся за пределами Общины, выхватил из портсигара очередную губительную папиросу. В голову дежурного лезли разные мысли. Все разом. Поэтому он не знал, не понимал, что ему сейчас предпринимать. Он перебирал эти мысли, стал выхватывать их из общего конвейера и вдруг схватил, будто не своими руками, микрофон и вновь нажал заветную кнопку связи, – Прием! Дежурный радист ефрейтор Войтович, станция метро Студенческая, Ленинская линия метро. Здесь люди, есть еда и вода, оружие и достаточно патронов. Здесь цивилизация. Прием!На другом конце стояла мертвая тина. Возможно радист, что по другую сторону, не спешил отвечать из принципиальных взглядов. Дежурный упрямо ждал голос, он был готов в любое мгновение ответить. Радист теперь спокойно сидел, сжав в руке микрофон, а палец был уже наготове нажать кнопку. Ответа не последовало и через минуту, и через пять тоже была тишина. По сути Максим должен был уже находиться в кабинете у своего командира с соответствующим докладом, но он не спешил делать этого, так как он мог пропустить ответ который может поступить так же внезапно, как и в прошлый раз.Прошло уже минут двадцать, ефрейтор ждал, держа микрофон в руках, словно взведенную гранату. К своему удивлению, ему хватало еще терпения, но он уже чувствовал, как оно скоро закончится. Дежурный вновь нажал на кнопку и дословно продублировал все ранее сказанное. ?Нет, – подумал Войтович, – это бессмысленно?. Он бессильно выпустил микрофон, скинул наушники злобно достал папиросу и подкурил ее. Он уже сбился со счета, он не помнил какая по счету это была сигарета. Дежурный отодвинулся на стуле от стола и встал на подкосившиеся ноги. Он глубоко вдохнул, и медленно выдохнул, сделал затяжку, вторую, третью, напряжение спадало, злость уходила, а расшатанные нервы вставали на место. Дежурный взял бутылку с водой, что купил по пути в дежурку, достал из ящика в столе железную кружку, и оттуда же следом достал бумажный сверток, в котором находилась грибная стружка и, засыпав ее в кружку, он залил ее водой. Максим разжег керосинку, подождал, пока пламя разыграется, и поставил кружку на огонь. Грибной чай он безумно любил, ведь кроме него он почти ничего не пил, разве что только раз попробовал бормотуху да и только; его отец рассказывал что до того как люди оказались под землей, когда небо было голубое, был настоящий чай. Что существовало огромное количество сортов, но Максиму за все двадцать лет не удалось попробовать того самого настоящего чая, выращенного где-то далеко на поверхности, поэтому для него настоящим чаем считался грибной. Докурив папиросу он, будто сделав кому-то одолжение, уселся за стол и нацепил наушники обратно, погрузившись в тишину той самой многообещающей волны.Вода в кружке вскипела, и Войтович осторожно снял ее с керосинки. Он взял карандаш погрузил его тупым концом в кружку, и стал размешивать, выполнив эту незамысловатую процедуру, он аккуратно, чтоб не обжечься, взял кружку и так же аккуратно пригубил ее, сделав небольшой глоток. Чай оказался слишком горячим, поэтому он обжег язык и полость рта с горлом, но это не доставило радисту особого дискомфорта, потому что он уже привык к этому. Очередной глоток горячо прошел по кишечнику, дежурный разом почувствовал расслабленность, ему стало довольно хорошо, спокойно и тепло, как в прямом, так и в переносном смысле.Наушники не издавали ни единого звука до тех пор, пока Максим снова не подкурил сигарету.– Ршшкх… – прозвучало из наушников, – Примерно полтора часа назад мы услышали ваше сообщение, – человек, что говорил все это, будто чуял то, что дежурный сидел и, не отрываясь, слушал его, – Ефрейтор Войтович, если я не ошибаюсь, мы – выжившие из наукограда Академгородок! У аппарата сержант Бизикин, – Максим потерял дар речи, он не знал что ответить сержанту, ведь он не встречался с этой ситуацией, а то чему его обучили на переквалификации, моментально вылетело из головы. На заднем плане говорившего Бизикина, Войтович слышал чьи-то глухие голоса, ясное дело, что сержант, находящийся в радиорубке при разговоре был не один, помимо голоса сержанта Бизикина, ефрейтор слышал, по крайней мере, еще минимум два различных голоса. На удивление связь была хорошая, помех почти не ощущалось, – Прием, товарищ ефрейтор! – осторожно проверил его присутствие, невидимый сержант.– Я! – вдруг инстинктивно ответил пришедший в себя дежурный. – Товарищ сержант, прошу, оставайтесь на связи, я обязан доложить о Вас своему командиру.– Конечно, – незамедлительно одобрил сержант.Дежурный подорвался, вскочил со стула и, распахнув дверь, понесся в палатку командира. Его палатка находилась недалеко от радиорубки на платформе.На станции почти никого не было, работы прекратились, все разбрелись по палаткам или домой на Маркса, только пара человек сидели у костра и задушевно разговаривали, в их сторону направлялся пожарный патруль – два человека с виду из себя жесткие, серьезные; этих патрульных Войтович прекрасно знал и их характеры серьезно рознились с их внушительным внешним видом. Так же вслед за патрульными двигались трое представителей комендатуры: их одежда была опрятной и все они были будто на подбор – высокие, коренастые, стрижены налысо, на головы были накинуты неподходящие по размеру береты; у них были начисто выбритые лица; кителя заправлены в штаны, а штаны опоясывают строгие черные портупеи с оливковыми бляхами; рукава закатаны по локоть и у каждого с плеча вдоль плотных грудин свисали ремни планшетов. Обе этих компаний направлялись к нарушителям тишины что сидели у костра. Войтович пронесся мимо нарушителей, и в итоге сам стал целью интереса комендатуры. Из троицы вышел один прямо навстречу дежурному.– На месте! – приказал страж закона, на что радист незамедлительно отреагировал, подчинившись. – Младший сержант Трегубов, – представился тот, – Почему передвигаемся бегом в комендантское время, товарищ?– Товарищ младший сержант, я дежурный радист, из радиорубки я, спешу с докладом к командиру, там это, не поверите, товарищ младший сержант, на связь вышли! Люди с правого берега! – Максим сделал акцент на слове ?правый?.– Что за чушь ты несешь? – не поверил-таки комендант, – Ты что, солдат, решил лапши мне на уши навешать? Да ты знаешь где у меня окажешься за ложные сведения? – ни с того ни с сего, сорвался комендант. Он расстегнул планшет, достал оттуда наполовину исписанную тетрадь, достал карандаш, помусолил его острым концом во рту, и со злобным, покрасневшим, лицом задал четкий вопрос обратившись в тетрадь приготовившись записывать: – Звание, фамилия-имя-отчество.– Товарищ младший сержант, я действительно получил ответ от других людей!Комендант был беспрекословен. Он не верил ни единому слову радиста, что для него, в принципе, было даже неудивительно, ведь и правда, будь он сам на месте коменданта, он бы сам покрутил бы пальцем у виска. Такое событие решается не на уровне начальника радиорубки, и даже не на уровне коменданта станции, такие вещи решаются прямиком с командующим. Но Максим подчинялся уставу, а как написано в уставе? Дежурный докладывает начальнику радиорубки, затем начальник докладывает коменданту станции, и дальше выше. Но сейчас донести доклад мешал патрульный комендант. Как ему доказать что Максим говорит правду? Только привести ему наглядные доказательства. Ага, может ему еще и в жопу поцеловать?– Товарищ младший сержант, – с натянутой улыбкой продолжал отстаивать свою позицию Максим, – я действительно говорю вам правду, вот, – Войтович достал из внутреннего кармана корешок с записью, – я приближенный командующего по части радиосвязи, так что мои слова имеют свою цену, и лгать мне нет смысла.Корешка комендант не ожидал увидеть. Он явно рассчитывал поиметь с наивного ефрейтора подачку. Да, многие комендачи брали взятки, почти все это знали, пользуясь этим решая проблему на месте, но был притом небольшой нюанс которого остерегалась подкупная комендатура, это взятие с поличным на месте дачи взятки. Ведь после такого нарушения бывшему сотруднику комендантской службы придется не сладко. Во-первых, его само собой разжалуют в звании и снимут с должности, нет из Вооруженных Сил не выпихнут, конечно. Но это уже во-вторых: его отправят на дальние кордоны, а там уж и решается судьба бедолаги, либо он возвращается обратно, но в нестабильном психическом состоянии, что происходит довольно редко (а то что кто-либо возвращался с дальних кордонов совершенно вменяемым, так это вообще единичные случаи, может, последний раз это произошло где-то три года назад). Либо же просто не возвращается, что случается почти всегда. Хоть борьба с коррупцией здесь и жесткая, но она все равно присутствует в достатке, притом каждый думает, что авось да пронесет.Радист ухмыльнулся и довольно посмотрел на коменданта. Комендант взял в руки корешок, изучающе посмотрел на него, и после недолгих раздумий вернул хозяину.– Всего доброго Максим Максимович, – фальшиво улыбнувшись произнес комендант.Максим кивнул и спешно зашагал к палатке своего командира. Свет в палатке был погашен, ровно, как и в других соседних. Войтович осторожно отодвинул шторку, и тихо, почти бесшумно, вошел внутрь. Он двигался очень осторожно, чтобы ненароком не разбудить семью командира. Радист прошел до самого конца палатки, до койки, размещенной в углу справа. К удивлению Максима, на кровати никого не было, и она была аккуратно заправлена. Вот тут Макс оказался в тупиковой ситуации. Кто знает, вдруг в этот момент связь с Академгородком оборвалась, и уже не появится, и в итоге его сочтут за сумасшедшего.Куда мог деться начальник радиорубки ночью? А хер его знает! Да куда угодно: на боевой задаче, на докладе или совещании, да, в конце концов, с товарищами в столовой брагу пьют!Вдруг шторка палатки отодвинулась и внутрь зашел человек. Радист прищурившись зашагал навстречу.– Что за херня?! – грозно прохрипел человек голосом начальника радиорубки.– Товарищ лейт… – Максим не успел закончить, так как командир хорошенько зарядил ему в ухо, отчего Макс тут же осел на пол. Затем лейтенант схватил юношу за китель и выкинул из палатки. Тот что-то ворчал, матерился, но Максим был потерян и вовсе не слышал что говорит его начальник. Лейтенант вылетел из палатки и уже было приготовился бить с ноги в голову, но тут вдруг остановился, признав своего солдата.– Войтович, – удивленно крякнул начальник радиорубки, – мать твою, я ж чуть не угробил тебя. Ты чего тут делаешь, почему не на смене?– Товарищ лейтенант, – Максим скорчившись натирал подбитое ухо, – вы не поверите, с Академгородка на связь вышли.Лейтенант даже ухом не повел, выдержав недолгую паузу все же произнес, усмехнувшись:– Да ну, Войтович, хорош языком чесать, давай-ка иди ты, пожалуй, домой отдохни, переработался больно ты, смотрю. И вот ты ради этого сюда пришел посреди ночи, давай-давай домой, пока от меня дюлей не получил.Максим был ошеломлен нелогичным поведением своего начальника, ведь тот при первом же упоминании о том, что радист вышел на связь, должен безоговорочно лететь в радиорубку и сам убедиться в словах своего подчиненного, что, собственно, лейтенант и не спешил делать.Радист прекрасно понимал своего начальника, все мы люди, и все хотим отдыхать, но только сейчас не та ситуация, в которой нужно отдыхать.– Никак нет товарищ лейтенант, слова мои чистая правда и все очень серьезно. Там некий сержант Бизикин на проводе в данный момент, – Максим смотрел на командира так серьезно на сколько это было возможно.– Так, ладно, иди обратно в рубку, я сейчас, – приказал лейтенант, он, разворачиваясь от Максима зашагал в палатку, на ходу снимая подменный рабочий китель, потом откинул полог палатки и растворился в ее темноте.Командир радиорубки лейтенант Сергей Архипов был в помещении уже через две минуты; переодетый в повседневную служебную форму он, подойдя к радисту почти вплотную, спросил:– Ну чего там?Вошедший незадолго до начальника Максим дрогнул, обернулся, с бледным видом глянул на командира. На его лице читалось будто он осознал запретное, и что за этого его ждет кара.Архипов не отводя взгляд сверлил бедолагу радиста. Максим отвернулся от него, и истерически завопил в микрофон:– Прием мать вашу! Прием!!Лейтенант покачал головой, и положив руку на плечо радиста успокаивающе сказал:– Заработался боец, я так и думал. Заработался, отдал, так сказать, всего себя этому делу, похвально конечно, но отдохни недельку, хватит тебе?– Нет…– Ну ты конечно отличный радист я тебя уважаю само собой, но ты перегибаешь палку больше чем на неделю я не могу тебя отпустить, сам должен понимать.– Нет, товарищ лейтенант, мне не нужен отдых, – ответил Войтович. Он вновь поднес микрофон ближе, и нажал на кнопку связи, – Прием! Товарищ сержант, ефрейтор Войтович…Он смотрел на радиостанцию с надеждой что в этот момент ему все-таки ответят и не прогадал. Будто в ответ его мыслям в наушниках зашумело.– Прием! – последовал ответ. Войтович на радостях вскинул руки вверх и вскрикнул протяжное ?ДА!?. Лейтенант тут же понял, что к чему и сняв с ефрейтора наушники нацепив их на себя принялся на связь сам.– Прием. Лейтенант Архипов у аппарата, – после произнесенного начальник сделал затяжную паузу; глянув на сидящего у радиостанции лейтенанта, Макс понял, как выглядел он сам, когда связался с чужими людьми впервые: лицо лейтенанта было едва естественного цвета, глаза округлились, а рот был от удивления разинут. Видимо Архипов растерялся и сам не до конца понимал что говорить. После того как он пришел в себя (растерянным он был совсем недолго может, полминуты максимум), он сначала пытался связать хотя бы пару слов, которые вертелись на языке, но их оказалось довольно сложно поймать чтобы в итоге произнести, – Хорошо, давайте, – согласился Архипов. Потом он просто молчал видимо в ожидании чего-то. Лейтенант нервно стал шарить по карманам, но поняв, что, то что он искал у него не оказалось бросил это дело, и повернувшись вполоборота к Войтовичу, протянул руку тряхнув ей пару раз, явно что-то выпрашивая, Макс так и не понял, что требовал от него начальник.– Сигарету дай, – выпалил лейтенант. Макс тут же достал из кармана штанов портсигар открыл оный и протянул Сергею, тот вытащил папиросу и подкурил ее. Вдруг лейтенант вновь заговорил в микрофон: – Я, товарищ полковник… Так точно… Никак нет, товарищ полковник, по последней переписи населения в Ленинской Общине насчитывается чуть больше пятисот человек… Так точно… – лейтенант отвечал четко, и почти не вдумываясь; разговор затянулся. Командир отвечал то утвердительно, то отрицательно, периодически он объяснял свои слова какому-то непонятному для Макса полковнику. О чем спрашивал полковник Сергея – непонятно, Макс не уловил мысли лейтенанта, он пытался вообще не слушать этот разговор, ссылаясь на то что его работа уже была выполнена. Лицо лейтенанта сияло, и наконец он поставил точку в разговоре: – Есть! – и после этого положил наушники на стол. Лейтенант посидел еще немного на стуле в раздумьях, после он встал и глянув на ефрейтора с такой гордостью, будто бы перед ним стоял ученик прыгнувший выше учителя. Для Сергея это была реальная победа, ведь последний курс переквалификации что он держал Макса под своим крылом не прошел зря. Он ни разу не пожалел, что ко всем отличившимся он выбрал именно этого паренька. Торжествуя про себя за эту победу, лейтенант, хлопнул ефрейтора по плечу, пройдя к выходу он остановился и спокойно сказал: – Ты свободен Войтович, можешь приготовиться к внеочередному званию, ну и собирай вещи, нормальную должность тебе подыщем. Хватит с тебя этого дерьма.