В гостях у доктора (1/1)

POV ФироНа мое счастье папаши дома не оказалось. А небесный, кажись, хозяйничал на кухне. Экзекуция была не долгой. Еще былые следы наших пламенных встреч не сошли, а я от души разукрасил его новыми. Он опять не сопротивляется – ему походу поровну, что с ним будет. Бьют – пофиг, трахают – тоже. Хоть капля самоуважения в нем осталась? На этот раз он не улыбается, ему больно, он харкает кровью. Допрыгался? Не уж то мама не говорила, не связываться с нашим семейством?Черт, как же бесит. - Это все или еще чего?ТЦ. Больной. Нет, он и, правда, больной. Не, не так, он не больной, он – смертник. Но я не настолько добренький, чтобы давать ему желаемое. - Ну, раз уж ты настаиваешь, маленькая шлюшка.Кажется, он очень удивлен, хотя за его лохматостью трудно читать выражение лица. Но это не важно. Уже не важно.Хватаю его за густую поросль, он даже не пытается ослабить боль, перехватив мои руки, тихо поскуливает и безвольно плетется вслед за мной. Это выводит меня из себя лишь сильнее. Да что он за дерьмо такое!Я обследую одну комнату за другой. Первый этаж – не то. Ползем на второй. Первая дверь – ванна. Весьма кстати. Стиральная машинка так же имеется, ага, а вот и шланг.Срываю с придурка штаны. Ага. Паника – уже что-то. Значит, такого рода развлечения все же задевают за живое, да? Он брыкается неожиданно сильно для своего состояния, у меня снова расходятся швы. Черт с ним. Кое-как фиксирую его кверху жопой, в последнюю вставляю не хитрую клизму из шланга, подключенного к водопроводу. Надо полагать ощущения не из приятных. Он дергается как ненормальный, кроет меня благими матами, когда у него начинает срываться голос, понимаю, что пора. Он опорожняется, и мы повторяем сначала, только теперь он потерял ко всему интерес. Ему снова стало побоку на то, что с ним происходит. Очень удобная позиция для неудачника. После этого я запихнул его под душ. Сам он мыться наотрез отказался, снова играл в партизана, пришлось мне.Тело у него такое, что без слез не взглянешь. Худое, костлявое, немощное, так еще и все в синяках да гематомах, вот и след от окурка тут. Странно, но каждый синяк, каждую царапинку я признаю, неужели я единственный, кто его бил?

Блин, а что если не встанет?На такое-то убожество. А я не привык останавливаться на полпути. Никогда не думал, что опущусь до того чтобы спать с парнем. Нет, я не стану с ним спать, я просто…На секунду я даже забыл, как дышать. За этой нелепой шевелюрой он прячет бомбу. Больше не сомневаюсь в том встанет ли. Встало. Еще как. Начинаю понимать, о чем говорил брат. Его глаза неприлично хороши для парня. Подумал бы линзы, но нет. Зрачок на свету сужен, так что можно наслаждаться всей прелестью сочно голубой радужки с ярко зелеными прожилками и темно зеленым ободом. Это нереально. Таких глаз просто не может быть. Таких больших, таких невинных. Такому уроду, такому серому лицу просто не подходят такие глаза.Выволакиваю его из ванной, тащу в спальню, которая обнаруживается через дверь. Он дрожит. Его трясет, но он продолжает упорно молчать. Тянется руками к своей постылой челке в надежде отгородится от мира, от меня. Примечаю аптечку, в ней какое-то масло и еще ножницы. Хватаю, выстригаю ненавистные, мешающие пряди. Больше не спрячешься, не убежишь. Ему страшно, эту эмоцию я ни с чем не спутаю. Это хорошо, потому что если бы он лежал тут с постной миной я бы попросту убил засранца.Он не пытается убежать или зажаться, зло сверлит взглядом, будто не понимая, что роет себе могилу, а сам дрожит. Мурашки летают стаями по мокрой коже. Нет, он не дрожит, его попросту колотит, но он уперто молчит, будто так и надо. А я смотрю на него загнанного в угол, беспомощного, озлобленного и не могу оторваться. Он не такой как прочий мусор. Он не сломался. И сейчас ему точно не все равно, что случится, хоть он и знает, что проиграл. Но как проиграл. Будто делает мне одолжение, разрешает смотреть на него, позволяет зайти дальше, и я соглашаюсь.Так хочется оттянуть момент, но сейчас подо мной не девушка, чтобы с ней церемониться. Он парень, более того, тот, кого я ненавижу больше всех на свете. Он – просто шлюха. Из-за него плакала Руби. Из-за него мне снились эти странные бредовые сны. Он просто сводит меня с ума. Не хуже кислоты въедается в мысли своей нелепостью, своими неуместными улыбками.Грубо хватаю его за подбородок и тяну на себя, хочу видеть его глаза. Ловлю его дыхание на своем лице – частое и прерывистое и это вовсе не от возбуждения, он просто кипит от злости, но ничего с этим не делает. Продолжаю удерживать его лицо на уровне своего, а второй рукой начинаю медленно пересчитывать все его ушибы, слабые точки, не обделяя вниманием ни одну, вдавливая с такой силой, что у него на глазах собираются слезы. Он морщится, поджимает губы, сводит, изламывает брови, но и глазом не моргнет, упорно уничтожая и испепеляя меня. Идиот. Это только больше заводит.И тут он неожиданно дернулся и судорожно всхлипнул. Я не сразу понял в чем дело. Списал на боль, но ошибся. Мальчик оказался форменным мазохистом. - Вот как, теперь понятно…Я понял значение тех его улыбок. Он ловил кайф от того, что я избивал его. А я-то наивный думал, что в нем что-то есть. Что он не такой, какой-то особенный. Это все его глаза. Да, определенно, только глаза с нереально длинными ресницами. - Отпусти.Он не говорит. Шипит. Покраснел, что маков цвет, слезу пустил. Не прокатит. Не на того напал.Хочется сломать его, сделать как можно больнее. И я сделаю. Переворачиваю его, впечатывая в кровать, обрывая все недовольства, брыкания и отчаянные попытки сбежать. Ставлю, наконец, в знаменитую позу "раком", пошире разведя ноги, повыше приподняв бедра.У блондинчика истерика, кажется, я сломал его. Ревет хуже бабы, трясется весь, нервно трепыхается, но уже потерял надежду.Я подготавливаю себя. Все как положено: презерватив, масло, от последнего я бы отказался, да вот не предназначены парни для такого, так что без этого никак. А вот его подготавливать не зачем. А потому я просто беспардонно вторгаюсь в его тело в несколько тяжелых грубых толчков. Как-то он узковат для шлюхи. И слишком голосист для парня. Хотя, если уж мне не комфортно, то ему подавно. Надо бы обождать, чтобы стало легче двигаться, но я здесь не любовью занимаюсь, так что начинаю резкие и рваные движения. Он мычит, извивается, сходит с ума, шипит проклятия, захлебывается в глупых мольбах.

Разве ему не нравится? Разве меня это волнует? Вообще-то, если быть честным, то да. А ведь не должно.Туго, жарко, ни на что не похоже. Как же мне хорошо. Да, пожалуй, брат и здесь прав, ни одна даже самая опытная девушка не доставит такого удовольствия, как девственная попка парня. Стоп. Эта попка уж точно не девственна. Бесит. Что он из себя ломает? Со сколькими он на деле спал? Я начинаю вколачиваться в него неистово, вкладывая в каждый новый толчок всю свою злость. Он больше не говорит, лишь стонет, тяжело дышит и… подмахивает?

Вцепляюсь в его мокрые волосы и тяну на себя, меняя положение на менее удобное, но я должен, должен увидеть его похотливое лицо, его глаза. Потеряв опору, он вцепляется руками мне в бедра, плотнее сжимая меня внутри, но я, наконец, могу увидеть его лицо. Красное, со стекающими капельками воды, опухшие губы просто нереально алые от его же крови, тонкая полоска слюны, тянущаяся по подбородку. Какая же он все таки блядь. Но, я не лучше, ведь я чуть было не всосал его по самые гланды, так развратно, так непристойно-аппетитно он выглядел. А его глаза. Закрытые от накатившего удовольствия, неспособные больше отражать никаких чувств и мыслей, с их трепещущими ресницами и толи слезинками, толи просто водой, замершей на самых кончиках черных изогнутых линий.Еще чуть-чуть и все будет кончено. Хочется, чтобы он сжал меня тесно и жарко, а потому я начинаю снова перебирать все его раны, надавливая, царапая. Похоже, он окончательно теряет связь с реальностью, так как зарывается своими паучьими пальцами в мои волосы – теребит, мнет, массирует, наконец, тянет на себя и целует. Совершенно не умело, рвано, скомкано. И я теряю себя полностью, сминая его кровоточащие губы, овладевая так гостеприимно приветствующим меня ртом. А потом все кончается. Он действительно великолепен. Горяч и тесен, а еще развратен и ненасытен. В голове все мутно, ярко и красочно, так что она звенит, гудит и раскалывается. Прежде такого не бывало.Нехотя отпускаю его, от чего он тут же заваливается на кровать. Выхожу, снимаю презерватив и подумываю о втором раунде, как он меня обрывает. - Отец вернется, – он еле дышит, его тихий голос почти не слышно из-за гула в моей голове. – Завтра. Ты можешь прийти завтра. Он снова уйдет.Вот как. Завтра значит. Ничего не говорю. Молча встаю, собираюсь и, не принимая душа, хочу уйти. - Стой. Твои раны, дай мне зашить, – Он садится на постели, морщась от не самых приятных ощущений, и облизывает истерзанные губы.Он точно идиот. Мазохист и гребанный извращенец. Но почему-то сейчас я остаюсь и доверяюсь ему. Он отсылает меня за аптечкой и приступает к работе.

Он выглядит по-другому, когда занят делом. Такой спокойный, умиротворенный. Похоже, ему действительно это нравится. Его руки такие нежные, слегка дрожащие, ни одна медсестра не была так заботлива, как он сейчас. Его запястья. Они даже не искусаны, изгрызены, да что за на х? Не может это быть настолько больно! Безумие. И эта нежность теперь. Он так со всеми ублюдками, которых штопает или лишь с теми с кем спит? Я даже не чувствую стежков, только и вижу тени, что ложатся на приятно розовые щеки от длинных темных ресниц и капельки воды, что мешаясь с испариной стекают к подбородку.И почему мне кажется, что я попал по-крупному?_______________________Прям даже спрашивать страшно... Как оно?