Глава 1 (1/1)
Когда его перевели в эту больницу, он сначала даже не понял, что изменилось. Те же большие светлые окна с тонкими гардинами, те же стулья и столики, тот же белый потолок. И люди, отстранённые, затянутые в свою боль люди, не поднимающие глаз от своих миров.
Психи. Больные на голову. Шарики за ролики зацепились. Крыша поехала. Сбрендившие. Ненормальные.За окнами шумели могучие деревья с огромными тёмно-зелёными кронами. В саду прохаживалась пара сестёр, держащих под руку своих пациентов. В воздухе свежий ветерок смешался с горьковатым запахом лекарств. Поздняя весна походила на поражённую каким-то вирусом женщину – некогда красивую, а теперь сгибающуюся под наступающим жаром горячки.Жар. Rubor, calor, tumor, dolor. Ну, а после неминуемая morte, в противовес холодная, тёмная, как застывшая смола. - Вот, присядь, - женщина в белом халате тепло ему улыбнулась, но он не дал себя провести. Эта женщина не была женщиной, он видел, как за ней трепыхался чёрный флаг с черепом и костями. Эта женщина – слуга смерти, она подчиняется своему мрачному богу, она так же, как и её предшественницы будет колоть ему вену тонкой иглой, похожей на жало осы. - Вот и хорошо, вот и славно, - женщина похлопала его по руке и пошла прочь быстрой и решительной походкой. От места, где она стояла, ещё долго шёл запах мяты, поддёрнутой морозом. Откуда у неё этот запах, если уже почти наступило лето?Точно, она ведь закапывала трупы позади больницы, а от них шёл зимний пар.Он поджал губы. Нет, он не умрёт, не позволит этим скелетам, прячущимся за кожей, похоронить его позади этого душного здания. Он обязательно выберется и приедет к своей маме и брату. Он не будет доказывать им, что они не правы, он не будет больше душить их кошку, хотя та своим мяуканьем мешала им всем спать. Ладно, как-нибудь перекантуется. Главное, чтобы его сюда снова не отправили. Не выкинули. Не сдали обратно. Не вернули в мусорном пакете.Он обвёл взглядом комнату, где его оставили. Возле окна сидела изможденная светловолосая девушка и складывала цветные карандаши параллельно друг другу. Рядом начинающий лысеть мужичок сосредоточенно запихивал в рот кости домино, а санитарка, ласково что-то воркуя, отбирала их у него, как у малого ребёнка. Мимо, тихо шаркая, проплелась женщина с растрёпанными рыжими волосами, хрипло напевая себе под нос песенку про Жозефину.Они все одинаковые. У них в голове только «шшшшш», а у него нет. У него не «шшшшш», а конструктивный разговор. Он ведь нормальный.
*** - А вот сейчас мы примем лекарство и пойдём гулять, - женщина в белом халатике протянула ему ложечку, наполненную какой-то прозрачной жидкостью. Он непонимающе поднял на неё глаза, потом принюхался. Запаха не было, в ложечке плескался безвкусный воздух.Зачем ему есть воздух? Он же нормальный. - Ну, открой ротик, - медсестра почти насильно заставила его открыть губы. Воздух стал тягучими каплями и пролился ему в горло. В носу засвербело от резкой волны свежести, будто он проглотил лёд. В горле, напротив, было тепло. Женщина заулыбалась, помогая ему подняться с кресла и надевая ему на плечи пальто. От пальто пахло мятой и замёрзшими трупами.А может, оно сшито из кожи трупов? А вдруг, если он его наденет, то сам станет трупом? Что тогда? Тогда он точно станет больным, его закопают, и он больше не увидит маму и брата. - Стой! Не бойся, это просто пальто! - женщина удержала его руки, когда он начал остервенело сдирать с себя тёмный фетр. Её голубые глаза с участием смотрели на него, стараясь понять, чего же он хочет. Но ведь это ложь, наверняка, всему виной надетые ею специальные линзы, чтобы радужка казалась доброй.Тогда нужно следовать заповедям Библии. Ведь сказано в ней не лги, значит нужно ложь истреблять. Нужно выцарапать её лживые глазёнки. Но что тогда? Вечно прозябание здесь? Он замер, дожидаясь, пока ловкие пальцы застегнут ему пуговицы. Потом сухая жесткая расчёска пригладила его непокорные тёмно-каштановые волосы, чья чёлка торчала во все стороны. Может, его сюда отправили из-за странной чёлки? Так нужно было сбрить её, когда он был дома! Повинуясь тёплой уверенной руке, он вышел из палаты, наблюдая, как коридор наполняется больными. Их отрешённые взгляды бессмысленно скользили по нему, стенам и потолку. Печальная и тихая процессия, разбавленная лишь весёлыми голосами медсестёр, послушно вылилась в сад, заполняя его зелень светлой волной больничных одежд. Запах травы и цветов казался одуряющее-прекрасным, живым, он доказывал, что мир всё ещё существует и ждёт, когда он вернётся в него. - Смотри, какая милая скамеечка! Садись! - женщина, держащая его за руку, подтолкнула его к деревянному сидению на железных ножках. Он огляделся, выискивая могилы, но не нашёл ни одной. Зато совсем рядом была пара больших кустов чубушника, усыпанного белыми, как кипень, пышными цветами. Умиротворяюще бренчали пчёлы. Он чувствовал, как на него накатывает усталость, словно он и не спал вовсе.
Застывший мир, заперший его здесь. Замуровавший. Законсервировавший.- Руди, не ломай ветки, не надо, милая, - подбежала пухленькая медсестра с дёрганым лицом и принялась отводить руки вчерашней девушки от кустов. Пациентка сопротивлялась, тихо шипела сквозь зубы и смотрела на злополучную гроздь цветов, всё равно упрямо пытаясь переложить её на другое место.- Руди, растению больно. Руди, - женщина сжала в своих ладонях тонкие пальцы девушки с выступающими костяшками и серьёзно посмотрела на неё, - нельзя так делать. Твоя мама будет недовольна!Девушка, названная Руди, отводила глаза, сверля взглядом куст. С её некрасиво искривлённых губ срывалось раздражённое хрипение, будто она задыхалась. Медсестра несильно встряхнула её, отводя подальше от клумбы. Он попытался сделать вид, что его вовсе не задела эта сцена, хотя хотелось поднять и придушить эту женщину и её подопечную за то, что они оказались не в то время, не в том месте. Словно услышав его мысли, медсестра обернулась. - Вот, Руди, смотри, какой хороший юноша! Сидит себе спокойненько и отдыхает! Если ты будешь такой спокойной, то твоя мама приедет и заберёт тебя!Девушка подняла на него слишком тёмные для её цвета волос и кожи глаза, почти чёрные, похожие на две маслины. Во взгляде не было ни одной эмоции, словно смотрел не живой человек, а кукла. Злая гримаска окончательно пропала с её лица, сползая, как дурно наклеенная картинка. Он даже немного опешил от таких метаморфоз, но не выдал это не единым движением, словно боялся, что в этой пациентке снова пробудится фурия. Медсестра, тихо что-то бормоча, отвела девушку прочь, скрываясь за кустами.