Запах грозы (1/1)

Ветер приносит с собой запах гари с нежными, едва различимыми сладкими нотками. Можно закрыть глаза и на несколько коротких, как вспышка молнии, мгновений заставить себя поверить, что это сакура в цвету… Вот только запах слишком густой и тяжёлый для сакуры, а о щеки бьются, тут же тая, пушистые снежные хлопья. До настоящей весны мучительно далеко, так, что дожить бы?— это не самое важное, если принять во внимание происходящее, но отчаянное и острое желание не умирать сушит горло, скребется в грудной клетке, не в силах найти выход.Гэнитиро хмурится, смаргивая иней с ресниц. Ветер доносит запахи походных костров, пороха и мертвой плоти?— в горах не должно пахнуть так, и особенно не должно в шаге от замка Асина. Но война не спрашивает, когда её ждут в гости, и с детской непосредственностью грозится сорвать с петель замковые ворота, вломиться в них под звон стали и свист пуль.Трудно не заметить, как шепчутся за спиной, перечисляя сомнения и подозрения: странное что-то задумал командир, где это видано, чтобы в войне использовали одержимых красноглазых животных, не отличающих своих от чужих. Сильны они?— да, конечно, но и опасность едва ли соразмерная здравому смыслу. Что ж, ладно, командиру виднее, но и мы будем осторожнее на всякий случай…Шепчутся, но все ещё с уважением, лимит доверия не исчерпан до конца. Когда-то давно пришлось приложить серьезные усилия, чтобы вассалы клана Асина научились идти за ним, не сомневаясь и не оспаривая авторитет выскочки родом из ниоткуда.Гэнитиро уже давно признался сам себе: это было бы невозможно без протекции Иссина, который принял в клан мальчишку-простолюдина и дал ему шанс доказать, чего стоит?— выставил счёт, который едва ли можно выплатить за одну жизнь. Но доказывать пришлось своими собственными силами и способностями, беззаветной преданностью… Грудь сдавливает от сдерживаемого невеселого смеха. Преданность!Ворота замка не пришлось замуровывать только потому, что там, на предпоследнем рубеже, остался вернейший вассал Асина, вытащенный Иссином из безвестности и прошедший с ним горнило войны двадцатилетней давности. Демон Гёбу?— так его называют солдаты, даже не пряча по-мальчишески восхищенные взгляды. Их неукоснительная вера холодна и крепка, как сталь, и едва ли есть хоть что-то под этим небом, способное пошатнуть её. Гэнитиро не может представить, что бы пошатнуло её?— поражения, заставившие Асина прятаться за стенами кланового замка, оказались слишком слабы, и слишком слаба оказалась смерть, дышащая ему в лицо вместе с порывами ветра.Кем нужно быть, чтобы заслужить такое, как нужно жить дальше, когда заслужил?Острие веры, которая удерживает клан Асина на самом краешке катастрофы,?— это три имени. Демон Гёбу Онива?— ликующий громоподобный голос, разносящийся над полем битвы, безудержная сила, сметающая врагов под конские копыта. Иссин Асина?— жесткий нрав и верный клинок, мастерство непобедимого и непобежденного, почти способное перешагнуть порог человеческих возможностей.Эти двое?— герои восстания, что бы ни случилось завтра, через неделю, с наступлением весны?— их имена огнем и кровью вплавлены в историю клана и останутся там, пока будет жить Асина?— или память о нём.Гэнитиро знает наверняка: третье имя веры?— его собственное. Когда это стало так, что послужило причиной?— теперь уже не вспомнить. Стрелы с орлиным оперением, не знающие промаха в его руках? Угрюмая жёсткость, не признающая своей или чужой слабости, с которой он стремился стать первым среди равных?Кажется, что ответственность за других была рядом всегда, будто незримый хлыст, свистящий над упрямо развернутыми плечами. Свист его выпевает приказ никогда не проигрывать?— ни себе самому, ни другим; быть с каждым шагом чуточку сильнее, потому что если солдат некому станет вести вперед?— что тогда станет с войной?Всё ещё хватает решимости мрачно усмехнуться в ответ на собственные сомнения: ты предпочел бы никогда не увидеть, что в таком случае станет с войной, и ты не увидишь. Потому что из сложившейся ситуации есть всего два выхода. Победить?— или умереть, сражаясь за победу даже на краю пропасти.Садится солнце. Его лучи окрасили танцующие снежинки в два цвета: золотой, как ювелирная взвесь, и алый, как кровь. Красивая и почти спокойная картина?— кажется, совсем ничего не изменилось за прошедшие годы. Восхитительная иллюзия, в которую так хочется поверить.В замке Асина и окрестностях почти не осталось мирных жителей. Слуг Гэнитиро отослал сам, оставив лишь необходимый минимум?— это помогло бы сберечь время в случае осады. Крестьяне, не защищенные стенами замка, начали разбегаться и того раньше.Сейчас сменяются посты и возвращаются с докладами разведчики. Их слова определят, насколько крепко можно спать этой ночью. Как далеко авангард войск министерства? Что они планируют, выдвинулись ли в направлении замка? Как долго одно только имя Иссина Асина сможет удерживать их на расстоянии?Было бы наивно полагать, что эти вопросы не занимают мысли каждого в замке, и всё же солдаты почти не сомневаются в том, что победа неизбежна. Вера ослепляет их, как летящий в лицо снег, но от неё нельзя отмахнуться с той же лёгкостью.До наступления ночи стоило бы ещё раз побеседовать с упрямцем Куро, но времени не хватает: нужно принять доклад человека, отправленного к воротам. Ежедневная процедура, которую вполне можно поручить кому-то из офицеров, но в этот вечер Гэнитиро остаётся ждать сам. Ему отчего-то очень неспокойно, и виноваты в этом не только мрачные мысли.Пронзительные вороньи крики, непрерывно доносящиеся со стороны ворот в течение последних часов, всё никак не стихнут. Неясно, с чего бы отъевшимся на полях боя птицам вдруг понадобилось устраивать переполох. Может быть, произошла одна из мелких стычек с неудачливыми разведчиками министерства, которые так любит Гёбу Онива?— даже если так, лучше знать наверняка.Выгадывание каждого движения?— не самый приятный способ ведения войны, но все другие себя давно исчерпали. Остаётся только осторожничать и выжидать удобные моменты, даже индивидуально подстраиваясь под происходящее: тяжелая боевая кираса уже успела стать привычной, как вторая кожа. Гэнитиро лучше даётся быстрый и плавный, как танец, стиль фехтования, который он частично перенял у Томоэ, но кираса вполне способна защитить от выстрела по касательной. Сейчас это важнее, потому что солдаты министерства вооружены танэгасима[1] и куда лучшим порохом, чем есть в его распоряжении.Гэнитиро хотелось бы быть на передовой вместе со старшим товарищем и другом. Не потому, что там всё проще: последняя черта, которую требуется удержать любой ценой, враг впереди и братья по оружию рядом. Сложность передовой в том, чтобы удержать веру солдат, стоя у последней черты многие недели и месяцы. Это совсем не то же самое, что поднимать отряд в лихую атаку, не надеясь на победу?— и вряд ли кто-то мог справиться лучше Масатаки Онивы.Он предпочёл бы передовую потому, что это бы означало право позволить себе не думать о неизбежности, не выискивать способ пройти сквозь огонь и остаться невредимым; это бы означало: решение отыщет кто-то другой.А не нашлось никого другого?— живи с этой честью, с этой ответственностью; неси чужую веру на плечах, как оружие и оберег от зла. По праву первого среди равных, которого так долго добивался…—?Господин[2] Гэнитиро! Господин Гэнитиро!Он так задумался, что не услышал поспешных шагов на лестнице и оказался застигнут врасплох взволнованным возгласом, который раздался за спиной?— в шаге или двух, совсем рядом. Опасная неосторожность, даже если находишься за стенами родного замка.Гэнитиро оборачивается с подчёркнутым спокойствием на лице и чуть хмурится, оценив состояние разведчика: тот бледен, руки его чуть подрагивают, комкая и тут же разглаживая ткань непонятного продолговатого свёртка.—?Ямагути, докладывайте! —?говорит Гэнитиро, пытаясь поймать его бегающий взгляд. Невольно отмечает про себя сбивчивое дыхание, как будто только что из боя?— или после долгого бега.Память, услужливо подсказавшая нужное имя, с прохладцей сообщает: ты неплохо знаешь этого человека. Страшный упрямец, отнюдь не трус, отличился несколькими безумными и всё-таки успешными вылазками?— такого, как он, непросто выбить из колеи.Ямагути Дзиро[3] молчит несколько долгих секунд, затем тяжело сглатывает и наконец поднимает глаза.—?Да.Ни одна жилка не вздрагивает больше на его лице, всё тело словно окаменело, застыло в напряжённом усилии держаться достойно?— и эта чрезмерная неподвижность выдаёт истину едва ли не лучше, чем дрожащие руки.Истина скорби, сомнений и долга звучит в его ровном голосе, когда Ямагути чеканит, как по написанному:—?Сегодня около полудня неизвестный обошел наши посты на окраинах. Долгое время он оставался незамеченным, но всё же выдал себя, вырезав последний отряд перед старым полем боя у ворот.Это и переполошило воронов, думает Гэнитиро, ну разумеется. Вот только… неизвестный? Следующие слова разведчика вторят вдруг возникшей неуверенности:—?Он не принадлежит к войскам министерства?— или нас пытаются заставить думать, что не принадлежит. Действует явно в одиночку, бьёт исподтишка, тут же исчезает, как вечерняя тень. Выяснив, что к воротам подбирается вовсе не вооружённый авангард, Гёбу Онива приказал своим людям беречь силы, выехал на поле один, без прикрытия. И…Короткая пауза вплетается в танец снежинок и далёкий вороний грай. В ней всего-то времени?— на один вдох, или взгляд, или мелькнувшую искоркой страшную мысль.—?…и был убит,?— договаривает Ямагути. А затем не разворачивая протягивает Гэнитиро свёрток, что принёс с собой, и склоняется в безупречном сайкэйрэй[4]. Так, что больше не видно его лица с каменным выражением ложного спокойствия.Гэнитиро бережно касается некогда белого полотнища. Огрубевшая ладонь мечника почти не чувствует материю, но взгляд безошибочно определяет плетение и оттенок: это часть нобори[5] Семерых копьеносцев Асина.Отчего-то хочется расхохотаться в голос: в самом деле, что ещё можно найти на поле боя, кроме боевых знамён и затупившихся клинков! Кровь, и смерть, и наглых сытых птиц, на разные лады кричащих о поражении, которое никак нельзя допустить.Ямагути наконец распрямляется, и Гэнитиро отвечает ему кивком, более глубоким и долгим, чем казалось бы допустимым в любой другой ситуации.—?С этим разберусь сам. Доложишь генералу Мацумото?— более подробно, чем сейчас, не упуская ни одной детали, даже самой незначительной. Пусть дождётся меня?— этой ночью будет что обсудить.Разведчик снова кланяется и уходит?— прямая спина, бледное лицо, пожар в глазах. Наверное, стоило бы сказать ему, уходящему, спасибо. Это было бы так… человечно.Гэнитиро наконец разворачивает полотнище, берёт в руки наконечник катакама-яри[6] и устало выдыхает. Принеси ему подобную весть сам демон Гёбу, было бы тяжёлое беспощадное спасибо, и были бы дружеские шутки, мрачные в преддверии грядущего хаоса, но оттого не менее необходимые?— как глоток грозового воздуха.Вдохнуть полной грудью, распробовать омерзительный сладкий привкус?— воздух пахнет неотвратимой угрозой, нет в нём искристой свежести, несущей короткое облегчение перед новым витком войны.Жжёт ладони холодная сталь. С этим оружием в руках Сюдзен Тамура вышел на битву с Иссином Асина?— и проиграл, ознаменовав триумфальное завершение восстания. Больше символ, чем что-либо иное?— но всё ещё смертоносный в правильных руках. До поры до времени.Смотровая площадка пуста, Гэнитиро знает это наверняка, и лишь потому не сдерживает горький смешок.Видно, противник твой и правда не из министерских псов, старый друг, ну разве не интересно, как повернулась судьба? Министерские бы не оставили твоё оружие вот так: или вернули бы, как полагается, или, что более вероятно, сохранили как военный трофей. Кажется, я знаю, кто он?— твой противник…Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Вместе с его последними лучами ускользает время, а сделать нужно ещё так много: выслушать полный вариант доклада, пересмотреть защиту замка, придумать замену стражу ворот, заглянуть в подземелье к Додзюну, чтобы проконтролировать состояние исследований, противных человеческой натуре… Наконец, нужно найти Масадзи Ониву и рассказать ему о судьбе брата?— такие вещи не делают через посыльных.И ещё самое последнее. Грозовым фронтом наползает откуда-то изнутри, рокочет весело и страшно. Не умирать или умереть?— не имеет значения. Нельзя пройти сквозь огонь, не обгорев до кости, иначе это не огонь. Нельзя победить, если сомневаешься?— в этом Иссин был прав.Последнее: найти решение, потому что не осталось рядом никого, только яри мёртвого друга и совет смертельно больного старика.Последний солнечный луч яростно вспыхивает, отражаясь от лезвия яри, и гаснет; замирает мгновение, звенящее, как спущенная тетива?— полшага до победы, полшага до смерти.Не знают промаха орлиные стрелы в руках Гэнитиро Асина. Только бы не дрогнули руки.