1 часть (1/1)

Сухой ветер лениво гонял невысокие клубы песчаной пыли по лесной тропинке, а солнце немилосердно палило, прожигая своими вездесущими лучами густую влажную сень вековых деревьев. Тропинка, по которой шёл парень, густо увитая неприхотливыми зарослями стрельчатого пустырника да золотистыми шапками заячьей травы, ещё некоторое время петляла меж стволов мохнатых иглистых елей и серебристых стройных осин, позволяя насладиться летним пейзажем, а потом резко сворачивала, чуть ли не обрываясь, и убегала в гущу леса. Самую гущу древнего леса, именуемого местными жителями, Мрачным.Юри устало остановился на краю яркой цветочной поляны, смахивая выступившую испарину со лба и водружая громоздкую плетёную корзину на торчащий неподалёку пень. Сам же уселся на большой, прогретый за день, камень, спасаясь от палящего зноя в зыбкой тени старой замшелой березы. Покопавшись в складках одежды, извлёк старенький телефон-раскладушку, помахал им в поисках сети и, не найдя оной, разочарованно вздохнул.Вот же бабка! И угораздило её поселиться в самой чаще Мрачного леса. Не иначе как сам нечестивый домик продал. А бедному внучку мотайся туда-сюда по лесу с корзиной пирожков! И ладно бы на велике скоростном или хоть в нормальных кроссовках гонял, так ведь нет. В красном бархатном платье с оборками да белых чулочках. И где справедливость, а?Кацуки еще некоторое время просто сидел, прикрыв глаза и наслаждаясь царящей вокруг тишиной, нарушаемой лишь дружным пением цикад и редкими гортанными криками птиц. Затем резко вскочил и взглянул на небо, провожая взволнованным взглядом раскалённый солнечный диск, давно миновавший свой зенит и неумолимо клонящийся к рваной линии горизонта.Он должен успеть. До заката.Этот лес и при свете дня не внушал доверия, а уж в темное время суток и подавно. Сразу же вспомнились все предостережения и байки о водящихся здесь Волках. И пусть Юри ещё ни одного не встречал, но ведь всё бывает когда-то в первый раз. Встреча с Волком?— это явно не то событие, которое Юри ожидает от сегодняшнего вечера. И ладно бы здесь водились одни Волки, так ведь и ужасающих ёкаев никто не отменял. Вот уж с кем точно Юри не хотел бы столкнуться на склоне дня в лесной глуши.Юноша ещё раз вздохнул, расправил складки на пышной юбочке и, прихватив плетеную корзину, споро направился по едва видной дорожке. В скором времени идти стало совсем неудобно: дорога практически исчезла, сменившись густым и девственным пологом травы, а деревья стояли уже сплошняком, образуя клеть, скрывающую небо. Пробираясь, Юри то и дело спотыкался об острые узловатые корни, а изломанные корявые ветви так и норовили оцарапать его кожу, цепляясь за узорчатую ткань пышного платья.Несмотря на все старания, к дому бабки Юри вышел уже к ночи. Последние лучи багряного солнца ласково лизнули его кожу, прощаясь, словно верный домашний пёс, и растворились в глубоких чернильно-лиловых сумерках ушедшего дня.Последний всполох света, последняя надежда.Юри припустил к дому, виднеющемуся впереди неясным низким силуэтом. Остановился только на пороге избушки, переводя сбившееся от быстрого бега дыхание. Тонкие длинные щупальца призрачного тумана тут же коснулись кожи ног, вселяя чувство неодолимого удушающего страха. До уха донеслись гулкие звуки приближающейся невесть откуда повозки: цокот копыт, звон сбруи и храп разгорячённых скачкой лошадей.?Мертвые быстро ездят…??— пронеслось заполошное в голове, прежде чем Юри с силой толкнул деревянную дверь и исчез за спасительными стенами домика.В безопасности. Он добрался. Он смог. Донёс сегодня пирожки бабуле.А где, кстати, бабушка? Юри прислушался к царящей вокруг тишине. Тишина, к слову, оказалась теплой и уютной, с ароматом домашней похлёбки и звуком потрескивающих в камине дров. Влекомый этими звуками, парень направился в спальню бабки.Небольшое помещение окутывал легкий полумрак, разгоняемый лишь светом огня камина и дрожащими искрами высоких сальных свечей, стоящих горстками по углам комнаты. Их мягкие блики рождали причудливую, фантастичную игру теней, что лениво скользили по стенам и немногочисленной мебели. Впрочем, главным украшением комнаты всегда являлась большая широкая кровать с массивным резным балдахином. И вот на этой самой кровати сейчас вполне спокойно растянулся незнакомый молодой мужчина с седыми волосами.—?А где Ба?.. —?опешил Юри.—?Я за неё,?— оскалился незнакомец и хищно щёлкнул зубами.Юри растерянно сделал шаг назад, прижался к шершавому дубу двери, остро ощущая свою беспомощность. Вряд ли ему удастся сбежать, да и нужно выяснить, что с бабкой сделал этот маньяк.—?Ну? И долго молчать будешь? Ты же с пирожками? —?поинтересовался седовласый. —?Давай их уже сюда. Я есть хочу,?— он ловко поднялся с кровати и подошёл к Юри, забрал корзину из омертвелых рук. —?Да ты не бойся, присаживайся, в ногах-то правды нет.Юри только кивнул и, последовав совету, уселся в одно из двух старых кресел, расположенных полукругом у камина. Мужчина же вновь занял место на кровати и, что-то бубня, стал копаться в корзине.Мужчина ли? Юри запоздало отметил ленивую, королевскую грацию движений, хищный блеск тёмных сапфировых глаз и… серый пушистый хвост с белой кисточкой, весело помахивающий из-за спины незнакомца.—?Волк?!—?Ага, он самый,?— беспечно отозвался Волк, впиваясь острыми зубами в найденный пирожок. —?Мм… Вкусно-то как! Пирожки с кацудоном… Вот знаешь же, как угодить, негодник! Меня, кстати, Виктором кличут. Виктор Никифоров.—?Юри Кацуки,?— невольно представился в ответ Юри. —?Ты бабушку съел?Виктор аж поперхнулся на этих словах и бросил на Юри полный возмущения взгляд.—?Далась тебе эта бабка! Я, чтобы ты знал, старыми клячами не питаюсь. Мясо уж больно жёсткое?— замучаешься потом из зубов выковыривать,?— Никифоров теперь уже уселся на кровати по-турецки, подтянув под себя длинные мускулистые ноги, и вовсю копался в корзине, изучая её содержимое,?— я, может, по поросяткам вообще. Таким сладким, аппетитным, с розовыми щёчками…Юри честно сделал вид, что не заметил взгляда, с которым Виктор сказал последнюю фразу. Хотя попробуй тут не заметь, если смотрят прямо на тебя, опаляя плотоядным взглядом лазоревых глаз. Виктор хочет его съесть? Виктор считает его аппетитным и сладким?—?А запить? —?донеслось недовольное с кровати.—?Там ?Хеннесси?… Смотри лучше.—?Ого! А бабуля знает толк в выпивке! —?Волк бережно извлёк со дна корзины тяжёлую фигурную бутыль и, соскочив с кровати, подошёл к невысокому столу, достал два гранёных стакана, разлил по ним коньяк. К одному тут же приник, осушая в пару глотков, второй протянул Юри. —?Держи. Тебе это нужно.—?Нужно?.. —?усомнился Юри. С каких пор красивые и опасные незнакомцы решают, что ему нужно?—?Просто необходимо,?— заверил Никифоров. Плеснув себе еще алкоголя, Волк вальяжно прошёл к кровати и вновь лениво растянулся на ней, подбив под себя одну из пуховых подушек. —?Ну давай, заводи свою шарманку. Как там-то было?Юри аккуратно пригубил светло-янтарную жидкость в своём стакане. Пряные гвоздичные нотки ударили в нос, а горло опалило терпким медовым послевкусием. С каждым последующим глотком по телу разливалось мягкое тепло, даря нереальную восхитительную легкость. Словно и не было это изматывающего дня, не было страхов и опасностей Мрачного леса, мёртвого тумана за окном. Остались лишь эта небольшая комната, тонущая в полумраке ночи, да они с Виктором. И почему ему раньше не сказали, что Волки такие? Такие… умопомрачительно-сексуальные. Юри залип взглядом на треугольнике светлой кожи, виднеющимся в развороте рубахи.—?Шарманку?..Почему в этой комнате так жарко? Юри обвёл языком враз пересохшие губы. Тщетно. Пожалуй, ему следует ещё выпить. И не пялиться на седовласого. Но это как получится. Он не обещает.—?А… почему у тебя такие большие руки? —?выдаёт затуманенное подсознание.Виктор изумлённо рассматривает свои руки: растопыривает длинные пальцы и подносит ладони к лицу.—?Серьёзно? Руки как руки. Многим нравятся. —?Юри явно входит в число этих многих. —?Хотя… —?Виктор елозит по постели, устраиваясь удобнее. Теперь он лежит, опираясь на согнутую в локте руку и закинув нога на ногу. Юри видит теплые отблески рыжего пламени камина на его коже. Золотистые всполохи на нежной коже и в тонком серебре волос, жаркий огонь в глубине лукавых лазоревых глаз. —?Это чтобы покрепче обнять тебя, дитя…Юри рисует у себя в голове эту картину и щёки помимо воли расцвечивает предательский румянец. Определённо, здесь слишком жарко, невозможно и вдоха сделать. Хм, ведь ничего страшного не случится, если он ослабит завязки тугого корсета? А лучше вообще избавится от этого ненужного элемента гардероба.—?Ох, совсем забыл! —?неожиданно всполошился Виктор. —?Ты, верно, совсем устал. Приляг рядом со мной.Соблазнительно. Безумно соблазнительное и, чего греха таить, желанное предложение. Юри встаёт и подходит к кровати, аккуратно пристраивается под боком Виктора. Близко. Кожа к коже. Юри ощущает жар чужого разгорячённого тела, чувствует легкое дыхание в своих волосах. Восхитительно!Он пристально смотрит на изящный профиль Волка, отмечая удивительную гармонию линий, а затем встречается с взглядом голубых глаз, тонет в их бездонной кристально чистой синеве.—?Виктор… —?вспомнить бы, как говорить,?— Виктор, почему у тебя такие большие глаза?..—?Чтобы лучше тебя видеть… дитя моё…Хриплый прерывистый шёпот обжигает нежную кожу шеи. Юри плавится от звуков этого голоса, растекается елейной лужицей по белым простыням. Остается только одно неодолимое желание?— прижаться к этому красивому сильному телу, раствориться в сладком омуте порочных желаний. Он поднимает руку и медленно обводит контур чужих губ, чувствуя отзвуки биения собственного сердца на подушечках дрожащих пальцев... Он должен ещё что-то сказать?—?Ах… П-почему у тебя такие большие зубы?..Мысли хаотично путаются в голове, не давая связать и пары слов. Глаза, зубы, губы… Юри совершенно не уверен в том, что сейчас сказал. Всё его внимание сосредоточено на прекрасном волевом лице мужчины.—?А это чтобы скорее съесть тебя!Виктор впивается в его губы жадным требовательным поцелуем. Словно путник, томимый жаждой дальней дороги, припадает к спасительному источнику. И Юри рад утолить это желание, отдать себя всего, до последней капли на волю этим сладким губам.—?Мм… Какой же ты сладкий, малыш! —?Виктор проводит дорожку рваных влажных поцелуев от мочки уха до острого выступа ключиц, слегка прикусывает нежную чувствительную кожу и, заслышав сдавленный стон Юри, тут же зализывает покрасневшее место. —?Настоящий пирожок! Хочу больше такого вкусного пирожка.В подтверждение своих слов Виктор ловко развязывает тесёмки корсета и спускает платье Юри с плеч, позволив кружевной ткани свободно скользить по изгибам гибкого молодого тела.—?Bellissimo… —?Виктор выводит невидимые узоры на теле юноши, слегка задевая острые бусинки сосков. —?Какой же красивый… Покажи мне себя, Юри… Давай.Юри не совсем понимает, что происходит: почему теплые руки покинули его тело, а темные от желания глаза смотрят выжидательно.—?Давай, Юри, поласкай себя для меня,?— Виктор окончательно отстраняется, перебравшись в дальний конец кровати. —?Иначе ничего не получишь. Ты ведь хочешь меня?Ох ты ж! Виктор ещё спрашивает, словно и так не видно. Юри на миг замирает, а затем начинает плавно двигаться на кровати, несмело скользя руками по собственному телу. Касается шеи, пробегает пальцами по линии рёбер, потирает ареолы сосков. Постепенно скованность исчезает из движений, и Кацуки весь отдается процессу, наслаждаясь новыми невинными ласками. Словно дивная музыка наполняет всё его тело, пронизывая каждую клеточку, звучит, срываясь с розовых приоткрытых губ томными стонами.Никифоров хотел шоу? Юри выгибается на простынях, позволяя неверному свету десятка свечей сиять тусклым бисером на нежной коже груди. Здесь и сейчас… Он открывает себя Виктору. Невероятное чувство абсолютного восторга захлёстывает, превращая кровь в сладкое терпкое вино. Юри призывно облизывает губы, теребит соски и вновь хрипло стонет. Но этого слишком мало. Он пододвигается к Волку и, подобрав подол дурацкого платья, усаживается на его ногу. Недвусмысленно скользит, развратно двигая тазом. Затем склоняется к чужим горячим губам, дразнит лёгким поцелуем и отстраняется, пытаясь отползти.Виктор издает хриплый раздраженный рык и резко тянет Кацуки назад, грубо вцепившись в бедра. Даже сквозь многослойные оборки Юри чувствует дрожь пальцев, чувствует сбившееся горячее дыхание на своём животе. Виктор утробно рычит, прижимаясь губами к чувствительной коже. Юри вплетает свои пальцы в жидкое серебро волос и слегка тянет, заставляя Волка взглянуть вверх, встречается глазами с бездонным темно-синим океаном плотского вожделения.—?Хочешь меня? — Юри возвращает вопрос.Вместо ответа Волк опрокидывает его назад, вдавливает в матрас, нависая сверху.—?А ты неплох, малыш,?— хрипло соглашается Виктор. —?Только я не всё рассмотрел под юбкой. Попка у тебя хороша. Покажешь?Юри в который раз за вечер покрывается румянцем. От стыда? Желания?—?Ну так как? —?мурлычет Никифоров с невинным видом, словно это и не его рука сейчас по-хозяйски шарит под юбкой юноши, касаясь самых сокровенных мест.Юри лишь кивает и, спрятав лицо за подушкой, неловко тянет ажурную ткань юбки вверх, ощущая прохладу воздуха на своих бедрах, разводит ноги, демонстрируя себя.Несколько бесконечно долгих мгновений ничего не происходит, а затем брюнет чувствует, как жаркие влажные губы смыкаются на его возбуждённой плоти. Юри выгибает от нахлынувших чувств. Виктор сосёт просто потрясающе: умело ласкает языком вставший член, спускается к яичкам, покрывая их поцелуями, и вновь возвращается к члену. Скользит губами вдоль напряжённого ствола, повторяя витой рисунок рельефных вен, заглатывает на всю длину, расслабляя горло, и нежно ласкает уздечку, вылизывая побагровевшую, сочащуюся каплями предэякулята, головку.Юри громко стонет, бессвязно выкрикивая имя Виктора, требовательно толкается в чужой горячий рот, ища удовлетворения. Невероятно, потрясающе, прекрасно! До сорванных связок, до дрожи в уставших мышцах, до…—?Разворачивайся,?— звучит краткое от Никифорова, и Юри нехотя укладывается на живот. Очень не хочется прерывать ласки?— член болезненно пульсирует, а дрожащие ноги отказываются держать вес тела.—?Тш… малыш… Я аккуратно… —?Никифоров нежно вырисовывает дорожку поцелуев вдоль позвоночника парня. —?Ты делал это раньше?Юри кивает. Но тут же понимает, что этого явно недостаточно Виктору, поясняет:—?Я иногда… делал это с собой различными предметами… и… пальцами.И тут бы опять застыдиться, но, похоже, лимит на сегодня исчерпан. Да и смысл краснеть перед мужчиной, который пару мгновений назад делал тебе восхитительный минет, а сейчас ласкает твой голый зад.—?И как? —?интересуется Никифоров, размазывая согретую смазку по колечку сжатых мышц. Вводит один палец. —?Это было так же? Расскажи мне.Да Боже!.. Юри прикусывает губу, чтобы не заскулить как сучка от нахлынувших жарких ощущений. Разве это можно сравнивать? Жалкие неумелые потуги Юри и мастерские откровенные ласки Никифорова.—?Или ты делал это двумя пальцами?Хриплый обжигающий шёпот проникает прямо под кожу, растекаясь жаркими волнами тепла по истерзанному желанием телу.—?Тремя? —?продолжает Виктор, не дождавшись ответа. —?Тебе было так же хорошо? Ты так же стонал, как сейчас подо мной?—?А ты всегда так много говоришь? Может уже трахнешь меня нормально? —?огрызается Юри, не в силах терпеть сладостной пытки.Никифорова не приходится просить дважды. Он входит резко, на всю длину, не давая времени привыкнуть. Вколачивается резкими, грубыми движениями, оставляя тёмные следы от пальцев на чувствительной поверхности бёдер. Малыш хочет жестче? Виктор исполнит это желание, заставит кричать от блаженства, доведёт до наивысшего пика эротического наслаждения.Юри весь отдается новым ласкам, подстраивается под Волка, страстно отзываясь на каждое движение. Протяжно стонет, умоляет не останавливаться и ласкает сочащийся смазкой член. Каждое движение Виктора порождает волны чувственного животного удовольствия на грани с экстазом. Невероятно и слишком много для Юри! Не выдержав, он коротко вскрикивает и изливается, пачкая семенем свой живот и простыни.Спустя несколько толчков следом финиширует Виктор. Рычит громко, срываясь на протяжный торжествующий вой. А затем кусает Кацуки за шею, оставляя неглубокие отметины острых зубов.—?Эй! —?взвизгивает тот. —?Кусать-то зачем было?—?Извини,?— улыбается Никифоров, блаженно растягиваясь и прижимая к себе разомлевшего, запыхавшегося Юри. —?Ты такой сладкий, страстный, аппетитный. Мой внутренний Волк не сдержался. Я должен был оставить метку.—?Спасибо, что не съел,?— недовольно отзывается Юри.—?Ну что ты,?— мягко смеётся Никифоров, нежно целуя костяшки чужих пальцев. —?Тебя-то я точно уж никогда не съем. Можешь мне верить, золотце.Юри крепче прижимается к Волку и легко целует в губы.—?Можно я буду приходить сюда каждый день? К тебе.Ответить Виктору не дает раздавшийся из-за двери шум. Будто что-то большое скребётся в двери, царапая обшивку мощными тупыми когтями.Никифоров улыбается.—?Виктор?..Юри испуганно оглядывается на сотрясаемую дверь.—?Там что-то есть, Виктор.—?Есть,?— соглашается Волк, всё также лучезарно и фальшиво улыбаясь. —?Сходи проверь.— Ты уверен? —?Юри предпринимает ещё одну попытку остаться в постели.—?Юри, солнышко,?— Никифоров неожиданно жёстко сдавливает рукой его подбородок, принуждая смотреть прямо в глаза,?— ты не понял? Со мной достойны остаться только лучшие. Ступай.Юри нехотя встает с кровати и робко продвигается к двери. Когда до цели остается несколько шагов, всё неожиданно прекращается, оглушая наступившей тишиной. Словно то, что за дверью, ушло.Или притаилось.Юри тихонько ступает, подкрадываясь, боится даже вдохнуть, и, наконец, прижимается ухом к шероховатой деревянной поверхности.Мощный удар сотрясает дверь, Юри отшатывается и… падает с кровати.Юноша легонько потирает ушибленное место и растерянно смотрит в высокий белый потолок.Из-за двери доносится шум возни, прерываемый негромким голосом Никифорова:—?Да Маккачин, прекрати! Хватит скрестись, разбудишь же. Пошли, Макка, выведу тебя на прогулку.А Юри всё также лежит на полу, сжимая угол смятого одеяла, и отстранённо думает, что пить с Никифоровым после балета ?Красная Шапочка? было не самой лучшей идеей в его жизни. Определённо.