"Книга безумия: дневники". Часть 7. (1/2)

***Дыши моей душой***

Current music: D’espairsRay - Screen

/Обратная сторона: Айн/

- Приступай.

Я когда-нибудь сойду с ума. И как этого еще не произошло?Я снова на каменном полу, и мое сердце бьется через раз. Опускаю голову ниже, рискую.- Пора?

Тишина оглушает. В зале становится на несколько градусов теплее.- Тебе нужно повторять дважды? Не разочаровывай меня, Айн.

Волосы спадают на пол, образуя кольца-завитки, угольно-черные. Смотрю, как они переливаются в тусклом свете. Глотаю внезапные слезы.И откуда только они взялись?

Как же больно снова это делать. Снова. Снова. И так каждый раз, Он приказывает приводить приговор в исполнение.Почему на этот раз я не могу сдержать слез?Почему мне так хочется верить в «них»? Что «они» справятся с этим, перешагнут через мои сети, через Аримана, через все существующие предубеждения о всесилии Шести?

Я плачу от нелепой надежды, я плачу от понимания, что не бывать этому.Волосы цвета мазута, не могу больше сдерживать изменения.. Да пошел он к черту! Не буду я больше держать под контролем эмоции! Не могу!

Нет, Ариман, мне не нужно повторять дважды. Но не жди, что я убью в себе эту боль. Я _хочу_ страдать. Оставь мне хотя бы это.

Медленно, медленно вытягиваю вбок руку, расслабляю ладонь, снова напрягаю, концентрируюсь на кончиках пальцев – на них образуются маленькие вихри энергии, частички моей души.Я щелкаю пальцами.Но только одной руки.

В моем мире и для счастья, и для трагедии нужны двое.

***

Current music: Buck-Tick – Nocturne (rain song)

/Обратная сторона: Лоренс/

Я никогда не знал. Просто никогда не думал.Что что-то бывает на свете _таким_.

Люди любят все подсчитывать, приравнивать, сопоставлять, искать различия. Да?Мне до 19 лет не приходилоголову. Я знал, что они – да, любят, но чтоб самому это делать – просто не приходило в голову.

Представьте. Вам 12, и вы скованы льдом. А вокруг – огонь. И смерть. И вы, вам 12, не понимаете, что живы. Вы просто об этом не думаете. Вы просто наблюдатель – душа, отделенная от тела, заключенная в лед. Вам нужно много времени, чтоб поверить в вероятность того, что вы живы. Что у вас есть физическое тело, что вас видят, понимают и воспринимают.Это _уже_ шокирует. И вам говорят, что лед – это просто защитная реакция и тому подобное. А вы с 12 лет даже не представляли себя иным – отдельным живым существом, разумным, реальным.Поверить в вероятность того, что вы живы, возможно. Намного тяжелее понять, что такое – быть живым. И осознать, что это – не «снова», а «иначе». Но все же – живым.

Первым человеком, кто посмотрел мне в глаза и увидел за ними меня, был дядя. Впервые я увидел его на похоронах – приехал из Америки и тут же оформил надо мной опеку.Он многому меня научил за время наших редких встреч - он жил в командировках, приезжая в страну пару раз в год. Например, стремиться к независимости. Он никогда об этом не говорил, но само его присутствие в моей жизни меня этому научило.Если в мой день рождения он был в городе, а не в очередной командировке, то спрашивал меня, хочу ли я провести его с ним.Я отказывался. Гейл не уговаривал – не навязывался.С 12 я жил один. Дядя помогал материально, пока я не начал работать. И первым местом моего труда был далеко не клуб.. туда я попал, достигнув совершеннолетия. Брали только с этим условием.С музыкой меня свел тоже дядя. Тогда на день рождения Гейл подарил мне настоящий диджейский пульт с вертушками и всякими прибамбасами, жутко дорогой– новейшую модель. Тогда меня нельзя было вытянуть из толщи льда, которым я себя окружил. Когда я увидел дядин подарок, я сначала ничего не почувствовал и не понял – ни зачем, ни почему он выбрал именно это. Согласитесь, тринадцатилетнему сироте можно купить что-то более подходящее, даже не имея особой фантазии.Дядя показал мне, что это за вещь, насколько сам разбирался, поставил какой-то диск и одел мне на голову огромные наушники.«Ты сам для себя», сказал он тогда. Он никогда не был особо щедр на слова, часто говорил урывками и не слишком понятно для ребенка, но те его слова я запомнил, ведь это было последним, что я услышал перед тем, как навсегда погрузиться в музыку.С того времени я не вылезал из-за пульта. Я, конечно, ходил в школу, но жизни там не было – жизнь ждала дома. Стоит ли говорить, что друзей у меня не было ни в школе, ни когда я ее закончил? В людях, окружавших меня на тот момент, я не видел ничего живого.Все изменилось, когда я попал в клуб. Бешенство толпы, энергетика, отдача – да, я понял, что здесь смогу существовать. Без каких-либо моральных потерь для себя.А когда я все-таки начал играть, стало ясно, что имел в виду дядя.Он уехал в Америку, когда мне было 19.

Вторым человеком был Оуэн.Он, сам того не ведая, показал мне меня не изнутри.Я не могу точно сказать, кем он был для меня. Любовник, друг, коллега, любимый – я плохо ориентируюсь в этих понятиях. Мы спали, значит, наверное, мы были любовниками. Он от меня ни на шаг не отходил, при любой возможности крутился рядом, чем-то делился – наверное, это значит быть другом? Работали в одном и том же клубе, все же, были коллегами.Он, сам того не ведая, не зная, в какую пустоту влезает, начал вырывать кусочки мозаики и тыкать меня в них – «это – ты, это – тоже ты, и это, и это тоже».Я не люблю вспоминать то, что случилось, когда мы вместе перешли в «Б.И.».

Как-то раз на одной из вечеринок, куда меня пригласили даже не играть, а просто поприсутствовать, Оуэн кое-что устроил. Спустя пару часов праздника, проходившего в огромном новомодном баре, снятом специально по этому поводу, я общался с несколькими уже знакомыми мне людьми обоих полов, когда Оуэн вдруг утащил меня на улицу практически силком и закатил скандал. Он вопил так, что я перестал его узнавать.Именно из его криков я и узнал, почему меня приглашают везде и всегда и за кого, по его мнению, меня держат.Хотите - верьте, хотите - нет, но Оуэн Шайн заявил, что для всех этих избалованных жизнью людей я не более чем «оригинальный предмет интерьера, нужный лишь для яркого контраста».Я не знаю, что он имел в виду.

Я никогда не интересовался никем, даже собой. Просто не приходило в голову. Дядя говорил, что это защитный рефлекс – «прятаться в скорлупу, чтоб уберечься от потерь и разочарований».Еще он говорил, что если меня что и погубит, то моя собственная наивность.Я не знаю, что он имел в виду.

И я не знаю, что в этом плохого – быть «для контраста», «прятаться в скорлупу», остаться в живых и не подозревать об этом. Что в этом хорошего, я также не знаю.

Я понял, что что-то изменилось, когда познакомился с Сайке. На тот момент я не знал, что именно и в какую сторону, важно то, что я впервые признал факт изменения, а вместе с тем и то, что я был – одним, после смерти родителей стал другим, встретив Сайке – третьим.Можно предположить, что я признал себя как личность.

Не знаю, что тогда произошло – наверное, магия.Первый цвет, отпечатавшийся в сознании – зеленый. Взгляд, устремленный на меня, на сцену, меня поразил. Я не знаю, как реагировать на вещи, которые я встречаю впервые. Наверное, поэтому страха и сомнений не было.Второй цвет – два оттенка золотого. Волосы – светлый оттенок, кожа – чуть тронутая городским загаром – второй.

Я заметил человека.Более того – я за ним наблюдал.Я пытался собрать образ воедино, и он показался мне .. правильным. Самое интересное то, что я подумал, впервые его увидев – «Это я, каким я мог бы быть».