1 часть (1/1)

?Мы знаем: Смерть не слышит нас,Не видит наших потрясений?. Лорд Байрон.1828 год. Лондон.- … я могу вас заверить, что Компания Мандуса через несколько лет станет лучшим мясоперерабатывающим заводом во всём Лондоне! Мы гарантируем нашим потребителям качество, а, значит, мы гарантируем им честную сделку и наилучший выбор! Журналисты толпились по краям лестницы, ведущей к главным дверям завода. Красная толстая лента с массивным бантом оплетала двери, рядом с которыми стояла улыбающаяся жена хозяина с огромными и несоразмерными по отношению к её маленьким ручкам ножницами. Трибуна покачнулась, когда мужчина, топорща свои усы, взмахнул руками.- Этот завод станет не только частью моей жизни, но и частью вашей! Люди зашептались, репортёры, изучающие пытливым взглядом хозяина, что-то быстро начеркали в своих блокнотах. - Он, - мужчина медленно отвёл руку и указал на главные двери, - уже моя жизнь. И, как только я умру, он не исчезнет… Миссис Мандус, уловив паузу, торопливо поманила к себе мальчика, до этого стоявшего в тени и мрачно наблюдавшего за развернувшимся представлением. Женщина склонилась к нему и коротко поцеловала в лоб, после чего осторожно подтолкнула к отцу. Хозяин развернулся к сыну, встречая его торжественной улыбкой.- Мой сын, - голос мужчины стал тише, и он обхватил за плечи мальца, испуганно вздрогнувшего от резкого движения, - Даниэль возьмёт в свои руки управление этой ?огромной машиной?. Сейчас, конечно, он слишком юн и неопытен, даже чтобы потянуть за рычаг - настоящему юному джентльмену не пристало пачкаться в масле, вы ведь знаете.Внизу послышались смешки, а тот самый ?юный джентльмен? потупил глаза и обиженно поджал губы. - Но скоро, - неожиданно громко зазвучал над ухом мальчишки мощный голос родителя, и его крепкая ладонь встряхнула ребёнка, - совсем скоро он сам увидит величие отцовского дела! Он сам увидит его расцвет и сам примет участие в его развитии!Всплеск аплодисментов. Хозяин довольно улыбался толпе, а под его рукой испуганно дрожал молодой наследник – Даниэль Мандус. *** 1837 год. Париж.- Вот, барон, познакомьтесь с моей дочерью Жюстин, - Мистер Флорбелль, по-приятельски обнимая неизвестного, подошёл к дочери, стоящей поодаль от остальных. – Не правда ли она милейшее создание? - Красота ей досталась от вашей жены, мой друг, - седовласый мужчина мягко улыбнулся и, заметив заинтересованный взгляд девочки, наклонился к ней. – И сколько же лет юной леди? Жюстин молчала. Её большие едва ли не чёрные глаза внимательно изучали незнакомца. Грубый немецкий акцент искажал плавный и мелодичный французский, медленная и оточенная, как у военного, походка отличалась от суетливой живости французских мужчин. Девочка наклонила голову и прищурилась.- Вы немец? - Жюстин! - отец нервно засмеялся, когда барон выпрямился, получив в свою сторону неожиданный комментарий. – Милая моя, ответь месье как подобает! Вы уж простите, Александр, она у нас девочка дерзкого нрава и весьма сложного характера…- Ничего, - барон отмахнулся, - у вас прекрасная дочь и без напускных реверансов и уважительных обращений. Я бы даже сказал, что замечательная дочь. Девочка холодно и всё так же заинтересованно встретила взгляд мужчины, но в этот раз что-то внутри похолодело. Малышка насупилась и поджала губки, уверенно и твёрдо глядя в светло-карие глаза.- Вы первый, кто это говорит, - чуть смущённо и неловко улыбнулся мистер Флорбелль, после чего опустил на дочь строгий и недовольный взгляд: - Милая, ты не хочешь-таки ответить месье?На тонких и длинных губах Александра расползлась по-своему страшная для девочки ухмылка, но она смело смотрела в лицо этой подозрительной опасности.- Девять. Детский голосок дрогнул, и малышка впервые опускает глаза к полу, словно стыдясь своей же неуверенности.- Умница, Жюстин! – отец в нетерпении хлопнул в ладоши. – Ну что ж, мой друг, пройдём дальше? Я хотел вас ещё со многими познакомить, к примеру, с месье Флавьеном – замечательный учёный! - Конечно, - спокойно отвечая на живой говор мужчины, Александр улыбнулся одними глазами товарищу и снова опустил взгляд на юную Флорбелль, - с удовольствием. В шумном зале постукивание каблуков не слышно, а голоса мужчин мгновенно растворяются в потоке речи соседствующих компаний и пар.Жюстин поднимает глаза только тогда, когда отец и барон отходят на достаточное расстояние. Сердце взволнованно бьётся в груди, а торжественная музыка и шумные разговоры приёма какофонией заполняют её голову.?Wir werden eine junge Dame zu treffen*? - неожиданно всплывает в голове у девочки, и она испуганно окидывает взглядом толпу – кажется, всего на мгновение где-то позади пышных платьев дам и объёмных хвостов-турнюров мелькает въевшееся в память лицо того странного мужчины – Александра Бренненбургского. * - ?Мы ещё встретимся, юная леди?*** 1868 год. Лондон. Освальд был спокойным ребёнком. Его няня Клариса, высокая худая дама, наверное, чуть старше его матери, всегда посмеивалась над этой схожестью.- Такой же пристальный и внимательный взгляд, - когда женщина улыбается, в уголках её губ появляются лёгкие морщинки, и мальчик видит в них что-то очаровательное, - такое же спокойствие и такая же рассудительность. Вы с ней очень похожи, хотя сейчас вряд ли можно сравнить твою юную осторожность с её взрослым азартом. Но, поверь мне, мальчик мой – ты однозначно её сын, иначе и быть не может. Освальд ещё некоторое время смотрит на расслабленное лицо своей няни, погружённую в далёкие приятные воспоминания и расставляющую чашки на маленьком кофейном столике в саду, а потом задумчиво опускает глаза к полу и медленно болтает ножками, оценивая расстояние от его детских ботинок до пола. Молодой Мандус никогда не сомневался в своей родственной принадлежности, но почему-то из раза в раз тётя Клариса с упоением повторяла одно и тоже. Иногда мальчик задумывался над тем, что самой няне приятно вспоминать о его ещё молодой маме, будто это было самым тёплым и светлым воспоминанием за всю её жизнь. Но когда он спрашивал про маму в более зрелом возрасте, например, когда ей было лет двадцать, то глаза женщины резко тускнели, а уголки губ опускались, превращая очаровательные морщинки в глубокие натянутые морщины как у изъеденных жизнью стариков. - Она была… не такой, как в детстве, - в эту секунду у тёти Кларисы дёрнулась рука, и носик маленького чайничка на мгновение отклонился, а душистый чай расплескался по подносу. - Mon Dieu!* - Clarice, quelque chose s'est passé? **Освальд поднял голову, услышав этот плавный и до безумия красивый голос. Он даже не знал, что было больше красивого в этой фразе: мамин пылкий, но одновременно нарочито медленный и бархатный голос, или томный и чуточку понятный загадочный французский язык. - Non, rien de grave madame Justine!***- Eh bien Clarice c'est bon****, - мисс Мандус вошла в сад с ещё не убранными волосами: мальчик любил этот её слегка потрёпанный и домашний вид, поэтому с немым восторгом обратил свой взгляд к изящному профилю матери и пышным смоляным волнам волос, спадающих на хрупкие плечи. – Оззи, тебя не ошпарило? - Non Maman… - завороженно и слегка разочаровано от перехода на английский ответил Освальд. - Oh, vous avez décidé de parler fran?ais? C'est bien, mon cher, mais votre père ne sera jamais satisfait,***** - женщина улыбнулась, щуря свои большие чёрные глаза, и сложила на груди руки. – А так же он не будет доволен, если кто-то не уберёт свои игрушки до его прихода. Мальчик покорно спрыгнул со стула и, уже выходя из сада, коротко вздохнул, про себя ещё стараясь полностью разобрать нехитрую фразу матери, но не получалось: этот волшебный и таящий за собой какой-то огромный секрет язык лишь отчасти был понятен юному наследнику. В свои восемь лет он ему казался ещё более таинственным и неоднозначным. Маленький Мандус, подбирая свои игрушки с пола, думал о том, что именно из-за этих шёлковых и эмоциональных созвучий французского он до сих пор не понимает причину горько потупленных глаз няни. * - "Боже мой!"** - "Кларис, что-то случилось?"*** - "Нет, ничего серьезного, мадам Жюстин!"**** - "Это хорошо, Кларис, хорошо".***** - "О, ты решили заговорить по-французски? Это прекрасно, мой дорогой, но твой отец не будет доволен".*** 1838 год. Лондон.- Даниэль..!- Отец, я и слышать не хочу о компании! Эти свиньи, грязь и суматоха не по мне! Я уже сказал тебе о своём решении, - юноша отмахивается от мужчины в дверях, суматошно собирая сумку и надевая слегка помятый жилет, - я собираюсь стать археологом, но никак не хозяином тонн истерзанного мяса. Чем это лучше того же самого убийства?- Никогда бы не подумал, что ты, мой сын, такой чувствительный и брюзгливый! – лицо старшего Мандуса краснеет, а глаза опасно мигают в полутёмной комнате. – Подумать не мог, что выращу такого… такого… легкомысленного уродца! История, прости Господи! Наука, чтоб тебя! Мужчина тяжело и порывисто дышит, разводя руки и замолкая. Щёки пылают не то от жары, обыденно царящей в комнате сына, не то от ярости. Парень продолжает метаться по комнате, не обращая внимания на вставшего в дверях отца, и сваливает какие-то книги и свёртки к себе в чемодан. Большое окно полуприкрыто шторой, а в длинном луче света, остающимся на ковре делённым квадратом, летают пушинки. -Даниэль, послушай… - мужчина переменяется в лице и уже спокойно выдыхает, проходя в комнату и останавливая сына за локоть, - неужели ты бросишь компанию на свою умирающую сестру..? На старика-отца..? Ты – единственный, кто может взять дело в свои руки. Потускневшие глаза хозяина встречаются с яркими и упрямыми глазами юноши. Отец видит, как в этих зелёных глазах, доставшимся сыну от матери, плещется молодой протест, негодование и максимализм. - Подумай ещё раз, - усы со множеством серебряных отсветов как и прежде топорщатся при улыбке мужчины, а в глазах появляется скромная надежда, - Даниэль, подумай. Парень презрительно изучает отцовский взгляд и, погодя секунду, вырывает свою руку из слабой хватки.- Я уже всё решил. Пожалуйста, оставь меня.