1 часть (1/1)

?Жертва есть благо??— сказал Он,?— ?ибо и Закланный,и Жнец спасаются ею. В крови порабощена жизнь,Жертва же выпускает её на свободу; как Закланный спасается,отдавая жизнь, так и Жнец спасается жизнью, взятою им.Закланный освободится от оков своих, и пролью Я по немуслёзы рдяные, и обретёт он благодать пред очами Моими.Жнец же упьётся Жертвою, благословлённую Мною,и обретёт Жизнь Вечную.?—?Книга Крови 3:14?— 16Вечерами в трущобах Лондона было по-настоящему темно. Узкие, тесные улочки нависали над ней, как сжимающиеся тиски, а из-за плотно прижатых друг к другу домишек она смогла бы увидеть крошечный кусочек неба только если бы задрала голову вверх; то, что сегодняшняя ночь была безлунной, только усугубляло ситуацию. Фонарей?— хоть газовых, хоть керосиновых,?— в таких районах попадалось мало, а те, что имелись, давно уже были разбиты студентами-дебоширами, которые любили предаваться по вечерам кутежам и пьянкам. Поэтому ей приходилось ориентироваться едва ли не на ощупь, пока она стремглав бежала через этот лабиринт грязных стен и закопченных окон, чувствуя, как в нос бьёт запах нечистот и чего-то более мерзкого, непонятного, какого-то странного запаха, что издавали её преследователи.* * *Он нёсся вперёд, петляя между грязными, разрисованными граффити зданиями, во многих из которых отсутствовали стёкла?— а иногда и двери. Его охватило острое чувство дежавю?— его жизнь в последние несколько лет была такой другой, но такой похожей на ту, что была до этого. Он приехал издалека, из мест, где царят бескрайние пустыни, и растут пышные пальмы, утопающие в соцветиях диковинных цветов и зарослях осоки; мест, где в узких, грязных трущобах утопших в грязи, нечистотах и крови, ютились тысячи людей, не знавших, доживут ли они до завтра. Сбежав сюда, в эту холодную, туманную и суровую страну, спасаясь от нищеты, голода и насилия, он совершенно не ожидал, что найдёт здесь всё то же самое, но в ещё более отвратительной форме?— на его Родине тёмные дела свершались при свете дня, ибо не перед кем было притворяться; здесь же грязный, прогнивший фундамент прятался за пышно изукрашенным фасадом благообразности и достатка развитой державы.* * *Этой ночью она вновь стояла на панели, ожидая работы. В конце-концов, какой ещё у неё был выбор? Даже продавая собственное тело любому, кто был готов заплатить, у неё едва хватало средств на то, чтобы снимать жалкую каморку на чердаке, с дырами в полу, постоянными сквозняками, гуляющими сквозь щели в рассохшихся досках, и крохотным оконцем, настолько грязным, что сквозь него едва проникал солнечный свет. По крайней мере, она ещё не сдохла с голоду в ближайшей канаве, как какое-нибудь животное, и её ещё не зарезал Потрошитель, как многих её ?коллег? по несчастью (и пусть о нём уже несколько лет как никто не слышал, люди всё ещё ёжились от страха, стоило им ступить в неосвещённый переулок). Но то, что гналось за ней сейчас, было куда хуже любого серийного убийцы?— это она знала твёрдо.* * *Он был вынужден мириться со многими вещами, с которыми ему, в глубине души, вовсе не хотелось мириться?— с еле скрываемым отвращением в глазах ?белых?, в то время как их лица расплывались в обманчиво-лицемерных улыбках дружелюбия и терпимости; с сочащимся, словно яд, презрением собственных соплеменников, которые вместо того, чтобы устраивать массовые стрельбы на улицах, как это было в его старой стране, тихо и молча уволакивали неугодных в закутки, быстро и беззвучно перерезая горло. Сложно было сказать, кто ненавидел его больше, но у местных, всё-таки, хотя бы было на это право?— те же, кто приехал?— бежал,?— сюда из жарких, тёплых, охваченных войной стран, как и он сам, ненавидели и его, и всех, кто приезжал после него; казалось, они винили его в том, что их всех теперь стало больше, что они отняли власть у первых, кто ступил на эту чужую землю. И всё же ни от кого из них ему ещё не приходилось бежать со всех ног, чувствуя, как сердце от страха бьётся где-то в горле. Никогда ещё он не чувствовал этого отвратительного в своей противоестественности запаха неизвестно чего, который забивался ему в ноздри и словно кричал: ?Они уже близко!?* * *Ни она, ни остальные никогда не испытывали недостатка в клиентах, несмотря на дурную славу района. Может быть, общественность и пресса и клеймили их как ?рассадниц порока? и ?развратных дьяволиц?, попустительствуя пуританским взглядам Её Величества, под покровом ночи, в строжайшей тайне очень многие из них готовы были оставить в лондонском ?квартале красных фонарей? изрядное количество денег. Иногда, конечно, ?бобби?* устраивали на них облавы?— в большей степени под давлением общественного мнения, чем по собственному желанию; в конце-концов, они сами были не прочь стать клиентами местных куртизанок, когда, конечно, не находились при исполнении. Так что когда она услышала топот множества ног, крики, звуки бьющегося стекла и с треском ломающегося дерева, она по привычке заподозрила очередной рейд?— иначе рванула бы прочь из трущоб гораздо раньше.* * *С электричеством в таких местах всегда было плохо, и фонари, испускавшие тусклый, желтоватый свет, зловеще мигали, издавая при этом жутковатый треск. Это нисколько не облегчало ему задачу спрятаться от его преследователей, но он нутром чувствовал, что просто не имеет права быть настигнутым. Он нырнул в небольшой подземный переход, заваленный горами мусора, пробежал по затхлому, сырому туннелю?— одному из тех, что затопляет каждую весну при разливах Темзы,?— проскочил какой-то полуподвал и выбежал на пустую парковку, затравленно озираясь по сторонам. Он чувствовал их?— громкий, гулкий топот ног?— большего их количества, чем должно быть у любого нормального человека, а ещё рычания, хрипы и ещё более жуткие звуки, что могли издавать лишь чудовища из Ада, не меньше. Он понятия не имел, кто они, чего от него хотят и почему появились именно здесь и сейчас, но поймал себя на мысли, что непроизвольно судорожно произносит дуа**, моля Аллаха о спасении.* * *Она неслась мимо шатких, деревянных галерей вдоль задних стен, общих для пяти-шести домов, мимо деревянных пристроек, нависавших над грязью и грозивших рухнуть в неё, мимо гнилых фундаментов и канав, наполненных нечистотами. Бешено колотящееся сердце отдавалось в её ушах непрерывным грохотом, а в груди вспыхивала резь при каждом судорожном вдохе. Она еле успевала оборачиваться по сторонам, как загнанный зверь, со всё более возраставшим ужасом осознавая, что преследователи окружали её. Она могла видеть их в слабом свете редких газовых фонарей?— закутанные в чёрные плащи с острыми, блестевшими на свету клинками в руках, они подкрадывались к ней из каждого переулка, с каждой каменной лестницы, из каждого подземного перехода, а перед ними неслись твари куда более устрашающие, со множеством ног, рук, глаз и много чего ещё, столь омерзительного облика, что хуже этого были лишь издаваемые ими мерзкие звуки?— нечто среднее между рычанием и хрипом, глухое и надрывное. И они все явно были натравлены на неё, как спущенные с цепи собаки. Она всё ещё хотела бороться, но каким-то шестым чувством уже поняла?— она в ловушке, и похитителям теперь не составит труда взять её.* * *Он слышал истории, когда только-только приехал сюда. Слышал, как братья в подпольной мечети рассказывали ему мрачные, туманные слухи о механическом чудовище, погребённом глубоко внизу, под шумными, пестрящими рекламой улицами, под тёмными, освещаемыми фарами поездов линиями метро. Они говорили, что этот колосс, этот титан, эта колоссальная в своих размерах и кровожадности машина правит подземельями Лондона, как дьявол?— подземным царством, что под его властью?— армия монстров, что хуже всяких ночных кошмаров, что тёмными, безлунными ночами, эти демоны наводняют трущобы британской столицы и хватают всех, кто попадётся им на пути, и уволакивают глубоко вниз, под землю, в самые тёмные глубины Преисподней?— туда, откуда никому нет возврата. И маленькие, голодные мальчишки с расширившимися от страха глазами и раскрытыми ртами жались друг к другу, трясясь от ужаса, а его братья стоически сидели с напряжёнными спинами, крепко сжатыми кулаками и ничего не выражавшими лицами. И вот теперь он своими собственными глазами убеждался в том, что всё это?— правда… Вот только вряд ли он сможет теперь кому-то рассказать об этом.* * *Она прижалась спиной к какой-то грязной стене, буквально плача от страха, когда неведомые твари окружили её. Они стояли полукольцом, глядя на неё множеством глаз разных форм и размеров, скалясь своими пастями, росшими порой в самых невероятных местах, и обнажая зубы?— длинные, окровавленные, росшие в несколько рядов. Странное, непонятное, чужеродное зловоние, исходившее от них, казалось, затопило весь окружающий воздух, и уже только от этого к её горлу поднималась жёлчь и ей казалось, что она с минуты на минуту потеряет сознание. Но порождения ада, преследовавшие её, не атаковали?— вместо этого они лишь рычали на неё, как псы, которым было положено загнать добычу в угол, но не убивать её, оставив на милость охотникам; и те не заставили себя ждать. Они медленно приближались к ней, чёрные, безликие фигуры, закутанные в плотные балахоны, с вытянутыми грубыми масками, похожими на птичьи клювы. Острые клинки различных форм поблёскивали в их руках, пока они обступали свою жертву всё ближе и ближе, а она всё смотрела на них испуганными глазами, изо всех сил желая, чтобы её дух, наконец, покинул тело и избавил её от предстоящих мук.* * *Зарычав от бессильной злобы, он выхватил нож из-за пояса. Может быть он и умрёт, но уж точно не сдастся без боя. Глаза с сузившимися от страха зрачками метались от одного врага к другому, не замечая абсолютно никакой разницы?— чёрные плащи, птичьи маски, острые клинки в руках. Он был в меньшинстве, окружён и практически безоружен?— и, может быть, именно безнадёжность его положения придала ему неожиданной смелости. Он вдруг резко бросился вперёд, к ближайшему врагу, который от неожиданности не успел направить свой клинок в его сторону, и со всей силы ударил его ножом в грудь. Однако лезвие с громким ?звяк? лишь отскочило от твёрдого металла. ?Доспех???— удивлённо подумал он, и в этот самый момент ощутил резкий и сильный удар по голове, из-за чего его ноги подкосились, нож выпал из ослабевших пальцев, а сознание, наконец, окутала долгожданная тьма.* * *Спасения ждать было неоткуда?— кольцо преследователей всё больше сжималось, а рыскавшие позади них твари не давали и шанса прорваться сквозь окружение. Однако, в конце-концов, именно осознание приближающегося конца заставило её лихорадочно мыслить, и она, внезапно, увидела крохотный шанс?— между двумя ?охотниками? расстояние было чуть больше, чем между всеми остальными. Конечно, один их приказ?— и чудовища моментально бросятся в погоню, и, почти наверняка, догонят её. Но, тем не менее, это была возможность?— а даже слабая возможность была гораздо лучшим вариантом, чем бездействие. Собрав остатки своего мужества, она резко оторвалась от стены и бросилась прямо на преследователей. На какой-то миг ей казалось, что её план удастся?— ?охотники? явно не ожидали от жертвы такого поведения,?— но внезапно она ощутила резкую боль в ногах и рухнула наземь, как подкошенная. Двое в балахонах немедля оказались рядом, крепко прижав её руки к мощёному камню, а третий склонился над ней.—?Пожалуйста! —?из последних сил всхлипнула она.В этот момент к её лицу грубо прижали тряпку, источавшую сильный эфирный запах?— и она тут же ощутила, как её сознание затуманивается. Глаза закрылись сами собой, и вскоре она провалилась в небытие.* * *Его медленно волокли за руки по длинным, чистым коридорам, освещённых яркими лампами. Пол был выложен белой плиткой, а обстановка напоминала больницу. Воздух был сухим, холодным, с ярко выраженным запахом крови и металла. Страшно болела голова, а в глазах до сих пор стоял туман. Он не совсем понимал, куда его тащат и зачем, и кто были все эти люди в белых халатах, напоминавшие то ли врачей, то ли каких-то учёных, и почему эти жуткие, закутанные в чёрное воины так спокойно расхаживали среди них, словно были совершенно нормальным явлением. Иногда из-за стен или открытых дверей каких-то залов доносились пронзительные, душераздирающие крики?— и всякий раз в эти моменты его сознание прояснялось, а в душу вновь закрадывался страх; но он всё ещё был слишком слаб, и не было надежды, что он справится с двумя закованными в броню воинами, тащившими его всё дальше и дальше, вглубь этого стерильного, белоснежного подземелья.* * *Ей было холодно?— так холодно, что она стучала зубами, а при каждом выдохе из её рта вырывалась струйка горячего пара. А ещё было сыро?— вода медленно капала с потолка, стекала по грубым каменным стенам, медленно набираясь в грязные лужи на грунте, служившем в этом отвратительном месте полом. Еле тлевшая свеча, стоявшая на изрядно покосившемся деревянном табурете, едва освещала тесную камеру, запертую наглухо закрытой тяжёлой железной дверью с маленьким решётчатым окошком. С той самой секунды, что она пришла в себя, она едва могла пошевелиться?— обе её руки были прикованы к стене за запястья тяжёлыми, ржавыми кандалами, подобными тем, что используются на каторгах, а толстые цепи были слишком коротки, чтобы обеспечить ей хоть какую-то свободу движения. Очень сильно хотелось пить, но просить было бесполезно?— она пробовала кричать, когда впервые обнаружила себя здесь, но до сих пор никто так и не пришёл. Она и сама не была уверена, где находится и сколько тут пробыла?— казалось, что прошла целая вечность…* * *Его привели в просторную комнату?— впрочем, назвать это ?комнатой? было сложно; в этом странном месте не было чёткого разделения на комнаты и коридоры. Казалось, всё пространство было мешаниной стеклянных стен и белой плитки, которые возникали и исчезали вокруг него, формируя новые помещения прямо на глазах и точно так же заставляя их исчезать без следа. Единственным, что не менялось, были люди?— люди в белых халатах и с белой кожей, напоминавшие ему тех чужаков, кто приезжал в палаточный лагерь, в котором он жил первые несколько месяцев после того, как приехал сюда, прежде чем перебраться в Лондон. Он хорошо запомнил те лица?— они, казалось, искренне хотели ему помочь, но он знал, что всё это было лишь притворством и лицемерием, поэтому и он, и его братья, наказали их за их лживость, за их тщетную попытку убедить его, будто им здесь рады. О, как хорошо он тогда развлёкся с одной из них… Но спустя секунду эти воспоминания словно бы потускнели, когда он увидел странную, сложно сконструированную машину, вокруг которой толпились ?белые??— машину, похожую одновременно на тренажёр, стоматологическое кресло и операционный стол.* * *Она не помнила, как её вели по глухим, каменным коридорам, по которым гулял ветер, а с потолка капала вода. Не помнила, как не могла почти ничего разглядеть из-за кромешной темноты вокруг, рассеиваемой лишь тёплым светом потрескивавших факелов, закреплённых на стенах, да редкими лучами солнца, проникавшими сюда из слуховых окон. Нет, первым, что она вспомнила, была крохотная комнатушка без окон, с железной дверью и грубой, каменной плиткой, облицовывавшей всё вокруг?— и стены, и пол, и потолок. А ещё деревянная рама, к которой она была крепко прикована металлическими колодками, будучи не в силах пошевелиться. Двое мужчин в потрёпанных жилетах и грязных рубашках с закатанными до локтей рукавами стояли подле неё, а неизвестный в чёрном балахоне и маске ворона был чуть поодаль, у самой двери?— очевидно, охранник. Она понятия не имела, где она и что с ней собирались делать, но сам факт лежащих на соседнем металлическом столике различного рода лезвий, щипцов, клешней и пил давал ей более чем очевидный намёк.* * *—?Как вас зовут?..…спросила у него женщина средних лет, в белом халате с туго затянутыми в хвост волосами, колючим взглядом и обманчиво-вежливым выражением лица.…спросил у неё опрятный мужчина в чёрном одеянии, напоминавшем монашескую рясу. ?Словно священник на исповеди перед казнью??— подумала она, но не позволила этой мысли обмануть себя; у ?священника? на груди не было распятия.* * *—?С-салех… —?дрогнувшим голосом произнёс он, когда ассистенты (тоже в белых халатах) усаживали его в кресло, стоявшее в самом центре этой странной машины.—?Хелен,?— тихо прошептала она.* * *—?Кто вы?—?Где я?—?Зачем я здесь?—?Чего вы от меня хотите?!* * *Женщина лишь улыбнулась ему, мягко покачав головой, но эта обманчивая доброта не обманула его…Мужчина мягко, даже ласково смотрел на неё?— точно старый отец на свою любимую дочь,?— но она прекрасно видела, что это всего лишь маска……Улыбка не вязалась с холодными, как лёд, глазами. * * *—?Ты избран, Салех,?— мягко сказала женщина,?— Тебе оказана великая честь. Ты есмь агнец, что будет заклан ради спасения рода человеческого; топливо, ожидающее своего огня, чтобы ярко вспыхнуть, освещая путь к будущему. Жизнь, что течёт в твоей крови, способна спасти множество людей?— эта машина нужна, чтобы выпустить спасительный настой из твоего тела…* * *…Подумай о миллионах несчастных детей?— нищих, больных и голодных, копошащихся в грязи, умирающих во младенчестве, отправляющихся к Господу прежде, чем они смогут узнать жизнь! Подумай об их матерях, умирающих при родах в страшных мучениях, у которых нет ни малейшего шанса увидеть, как растут их чада! Их всех можно спасти, их жизнь?— в твоих руках, в крови, текущей по твоему телу! Тебе нужно лишь… выпустить её!Нет… Нет, нет, это не могло быть правдой. Этого просто не могло быть. Это будет её участь? Она так хотела прожить подольше, так боялась смерти?— но теперь ей даже не позволять быстро и безболезненно умереть. Теперь её будут мучить здесь, пока в ней не останется ни одной капли крови… А может быть, она сойдёт с ума гораздо раньше. ?Боже милосердный, лиши меня разума!??— в отчаянии молилась она, когда её мучители уже выбирали, какие страшные инструменты пустить в ход первыми,?— ?Только пусть это кончится быстро! Умоляю, пусть это кончится быстро!?* * *Салех рвался, метался, но механические клешни, сковавшие его руки и ноги, почти полностью обездвиживали его. Он чувствовал, как его охватывает отчаяние, а дуа Аллаху срывались с его губ почти безостановочно. Женщина напротив лишь мягко улыбалась, отдавая распоряжения ассистентам?— а её глаза были всё столь же холодны, равнодушны и безжалостны.—?Тебе будет больно, Салех,?— сказала она,?— Эта машина будет медленно сжигать тебя, сантиметр за сантиметром. Поначалу она не причинит тебе серьёзных повреждений, и уж конечно не убьёт тебя?— сразу,?— но мучений это тебе причинит предостаточно. Ты хорошо понял, что я сказала тебе, Салех? Будет больно. Очень больно, и ты должен радоваться этому. Это твой вклад во всеобщее благо, пусть ты его ещё и не осознаёшь. Эта жертвенность будет оценена Им, будь уверен, и когда Ангелы Его прольют по тебе свои слёзы, ты, наконец, обретёшь спасение.Он не понимал, чего она хочет добиться своими еретическими речами, но не собирался попускать этому богохульству.—?Свидетельствую?— нет иного Бога, кроме… —?он не успел договорить шахаду***, сорвавшись на истошный вопль, когда две струи огня, вырвавшиеся из узких трубок, начали сжирать плоть на его ногах.* * *Она плакала и кричала, когда натянувшиеся верёвки рвали её связки и суставы, а валики, усеянные шипами, терзали её плоть. Слёзы градом катились по её щекам, а голос срывался на истерические визги и вопли о пощаде, об обещаниях сделать всё, что они хотели?— только бы это прекратилось, только бы это закончилось. Но это не прекращалось. Не было ничего, кроме криков и стонов, которые эхом отражались от каменных стен тесной пыточной камеры, но всё же не могли заглушить мерный, мелодичный голос мужчины в рясе, который медленно и спокойно произносил что-то, напоминавшее религиозный текст:—?Посему будь чист от греха, аки Он и Ангелы Его от греха чисты, ибо выпуская жертвенную кровь, ты очищаешься от грехов своих, и очищаешь Закланного. Кровь есть вода жизни, и отдавший её обретает благодать пред очами Его, как обретают её и те, кто испил её…* * *…потому что Жертва есть Закон Крови. И сия есть первая из трёх великих заповедей Его, которой он научил Близнецов,?— торжественно прочитали люди в алых одеждах,?— Чтобы они научили остальных людей. ?Истину говорю вам,?— сказал Он,?— Что настанет день, когда соберётся вся вода жизни в Лучезарную Реку, и будут приходить к ней избранные Мои, и пить из неё даром. И обретут они жизнь вечную, и благословение Моё, и не придётся Мне больше проливать по ним слёзы…Возможно, они говорили что-то ещё, но Салех не заметил этого. Не заметил он и того, как по множеству тонких трубок, впившихся в его руки и грудь, из него вытекало что-то, ярко светившееся голубым светом, смешанное с кровью. Он не замечал ничего, кроме чудовищной боли, всё более усиливавшейся, а мерный голос сектантов, словно стократ усиленный эхом, отражался в его голове, сводя с ума. Струи огня, пожиравшие его плоть шаг за шагом, поднялись ещё выше?— и Салех вновь закричал, желая, чтобы всё это просто прекратилось.