11 февраля (1/1)

– Шериф, Робинсон-стрит, мотель ?Райский уголок?, ещё двое.– Кто – опознали?– Олсон Тайлер и Дик Уиллоби, судя по бумажникам… Ну и народ тут говорит, это Уиллоби комната…– Ну, едем.Олсон Тайлер – местный, одноклассник Ноя, раньше нормальный вроде парень был, а в последние пару лет словно подменили. Дома практически не живёт, чаще его в этом ?Райском уголке? найти можно, ну либо в баре. Три привода уже – пьяные драки, разбитые витрины, отец за него чуть ли не на коленях стоял, пытался воспитательные беседы с отпрыском вести – толку… Ной, говорил, тоже пытался, его вроде слушал, но как-то вяло… Уиллоби – приезжий, тоже по мелкому пьяному хулиганству задерживался, а на предыдущих местах зависания на него, говорят, и посерьёзней что было, материалы пока не прислали… Хорошие друзья у Троя были…Ну, ?Райским уголком? мотель явно назвали опрометчиво. Хотя, почему… для некоторых категорий вполне райский… Вон, испуганно шкерятся за дверями…Хозяйка, несложно её понять, валялась в глубоком обмороке. Это и просто увидеть – самые крепкие нервы не выдерживают, а думать о том, как приводить потом комнату в порядок… Потасовки с разбитыми носами и заблёванные по пьяни полы – это одно…Кровь везде. Просто везде. Тела изуродованы практически до неузнаваемости, но судя по рыжим волосам и татуировке на плече – это Олсон, да. Как никто ничего не слышал? Во всю дурнинушку орал магнитофон, здесь это обычное дело. Да и, не для протокола – если б и слышали, едва ли кто-то побежал бы выяснять, не убивают ли в соседнем номере кого-то. Пьяные и наркоманские драки тут тоже чуть ли не каждый вечер, а в чужую драку лезть дураков нет. И полицию звать только потому, что в соседнем номере крики и грохот ломающихся стульев, дураков нет – загребут и тебя заодно, благо найдётся, за что. Сколько тут наркоты было спешно смыто в унитаз, теми, кто только проснулся, когда полицейские ботинки загрохотали по коридору, сколько народу порасторопней просто свалило отсидеться где-нибудь, пока вся эта петрушка…И во всю стену, конечно, кровавая надпись. ?Ты плохой мальчик?. Кому на сей раз? Олсону? Дику? Или оптом обоим?– Вроде прежде он писем не писал… Да ну, не может быть, не может, чтоб он вернулся…– Гарри Уорден… Том Ханнигер… Здравствуй, твою мать, Валентинов день…Вот как оно так получается, что никто ничего не видел? Толпа опрошенных, все с совершенно честными глазами. Не видели.Трой был дома один – отец ещё не вернулся с работы, мать уже отбыла. Соседка миссис Смит выглядывала, конечно, в окно раз – что-то уж сильно разбушевался их Бэйби – и вроде бы видела там какого-то человека… Но внимания не обратила, цыкнула на пса и вернулась к любимому сериалу. Миссис Лайонелл была в том же сериале настолько по уши, что даже не заметила, как её любимые собачки выбрались из дома…И во втором случае – не легче. Соседи – нет, ничего не слышали, орала музыка, думали, Дик и Олсон там опять отмечают что-нибудь. Что они могли отмечать? Ну… день рождения чей-нибудь, юбилей выхода любимого фильма, просто зарплату обмывать, причин, что ли, нет. Кого могли ждать в гости? Да кого угодно, список длинный. Их друзья и враги? Тот же длинный список, категории взаимозаменяемые…– Иной раз и впрямь в сердцах думаешь – перерезал бы их кто-нибудь поскорее, чтоб отмучились сами и отмучили нас, - сплюнул Холли, когда Микки, соседа Дика по комнате, мирно спавшего в наркотическом угаре уже с час прямо в коридоре этажом выше, так и не удалось растолкать, - откуда только эта напасть на нас свалилась?– Был у нас раньше тихий мирный городок… Никому не известный… теперь всё, теперь известный. Туристы, паломники… Понятно, чего едет и чего везёт… А этим, нашим-то простачкам, интересно ж причаститься к той жизни, которая там…И трясущийся старичок внизу, за стойкой, только и назвать его, что консьержем… Ну где ему вспомнить всех, кто за вечер тут проходил? Тут уйма народу туда-сюда шляется, и постояльцы, и гости. Это обычное дело. Нравы здесь свободные, за то и ценится это место. Если к нему не подходят, не обращаются с каким-либо вопросом – он и не запоминает. Ну а если человек не спрашивает, как бы ему комнатку снять, или как в такую-то комнату пройти, а целеустремлённо прёт себе – значит, знает, куда идёт. Нет, никого необычного он не видел, все обычные, всё как всегда, в любой другой день…– Да он бы необычным назвал, наверное, разве что инопланетянина с рогами, или если б самого президента США тут увидел, и то не гарантия. Тут панки с гребнями ходят, укурыши эти с патлами… Обычное дело же.Кипа протоколов, результаты вскрытия. Убийства совершены, по предварительному заключению, одним и тем же предметом. Да, очень вероятно, что шахтёрской киркой. Да, очень вероятно, что одним и тем же человеком. Физически крепким мужчиной – удары зверские, местами тела пробиты насквозь… хотя и физически крепкая женщина до конца не исключена… Отпечатки подошв изучены и совпадают, кстати, с теми, что оставлял 13 лет назад Том Ханнигер, но ботинки не эксклюзивные, их и сейчас в городе найти не проблема… В случае Троя первый удар был нанесён со спины, пробито плечо, но это вовсе не значит, что он сам впустил убийцу и так ему доверял, что повернулся спиной. Скорее, убийца проник в дом через окно и затаился в коридоре, после чего подкрался к жертве – земляные следы говорят в пользу этого. Но всё же он определённо должен быть знакомым Троя – достаточно хорошо знакомым, чтоб бывать в его доме прежде и точно знать, когда нет дома его родителей…Правша, достаточно высокого роста – об этом говорит характер некоторых ударов. Чтобы малевать надписи, он использовал стул, малевал на уровне глаз, чуть выше или чуть ниже…Самый интересный пункт – предположение, что убийца и в том и в другом случае не просто был в перчатках. Он переодевался. Ведь выйти чистым из такого кровавого душа просто нереально. А кровавые следы в обоих случаях ведут только до туалета. Значит, у него с собой сумка. Прочная, непромокаемая, достаточно вместительная сумка, в которой он приносит и уносит и смену одежды, и орудие убийства. Интересно получается – заходит в здание обыкновенный, ничем не примечательный человек с сумкой, там переодевается, совершает свои кровавые злодеяния, переодевается обратно… И выходит из здания ничем не примечательный, ничем не подозрительный человек с сумкой…Сисси чувствовала, конечно, как-то спиной, кожей, это, мягко говоря, удивление двух женщин, когда они спускались под руку с Амелией по лестнице. Она не первый раз приходит, и с шоком от первого её визита, конечно, не сравнить… но до привычки и спокойствия далеко.Хотя, пожалуй, удивление в основном у светловолосой женщины. Темноволосая, Ванда – она, кажется, даже понимает. Даже рада.– Это же нормально, Джосси. Им есть, о чём поговорить. Такое общение Амелии может оказаться очень полезным.– Дружба 13-летней девочки и взрослой женщины? Ты считаешь это нормальным?– Во-первых, я б не торопилась называть Амелию так уж взрослой женщиной. Не забывай, она пережила то, что стрессом назвать мягковато, и в то время, когда мы с тобой нормально жили, общались со сверстниками, учились, влюблялись, работали – она… Была несколько ограничена в таких возможностях. У них с этой девочкой есть кое-что общее, и не только то, что они афроамериканки. Возможно, она напоминает ей её саму до того, как с ней произошло всё это. Или же…– О боже, да. Какая же я глупая. Или она напоминает ей о её собственном бедном ребёнке, которого она, должно быть, даже не видела… Подумать только, такое пережить… А эта девочка, Сисси… Конечно, она была младенцем, она не могла запомнить, в её памяти нет этого ужаса… Но ведь она знает. Знать и не помнить – иногда не менее страшно… Ты права, у них есть причины для близости. А бедный офицер Мартин… все эти годы жил с этим… Мне подумалось… ну, это романтичная глупость, конечно, но то ли дата обязывает… Что если девочка притянет их друг к другу? Это было бы как-то логично и правильно… Они все, бедные, слишком настрадались… Господи, о чём я думаю…Сисси было всё равно, что думают эти женщины. Главное – они не чинили препятствий. Никому она не позволит помешать ей видеться с матерью, заботиться о ней. Теперь, когда у неё есть мать, когда язык привыкает к этому незнакомому прежде слову… Наверное, это называют звериной нежностью – они шли под ручку, их пальцы вцеплялись в рукава друг друга так сильно, до онемения. Хотелось заглядывать ей в глаза, угадывать и исполнять её желания, заслонить собой от любой угрозы, любого страха. Сегодня они пойдут в парк, будут есть сахарную вату, купят пару лотерейных билетов… У матери должно теперь быть всё, чего она была лишена.В парке так празднично, людно… Может быть даже, слишком людно, но если не углубляться в гущу толпы – то ничего страшного, и можно нормально беседовать…– Расскажи ещё об этом мальчике, Ное.– Ну, он не такой и мальчик, вообще-то… Он меня на десять лет старше… Но мы всегда говорили на равных. Он единственный, которому я могу доверить всё…Они с матерью как будто играют в некую игру. В дочки-матери. Странно, но получается ничуть не фальшиво, эта игра – способ рассказать о чувствах, ну а правила понятны им обеим.… Невесть откуда выскакивает эта женщина с искажённым злобой и страхом лицом – кажется, миссис Уиллер с соседней улицы. Мать погибшего Троя.– Это всё ты, ты! Всё началось после того, как ты вернулась! Зачем ты приехала? Ты принесла проклятье всем нам! Мой мальчик погиб из-за тебя! Они все погибли из-за тебя! Убирайся обратно, мотай туда, откуда пришла, ведьма, никаких больше смертей!Обычно Сисси сложно было вывести из себя. Её железобетонные нервы поражали и отца, и одноклассников, и учителей. Но тут – другое. Тут – тронули мать.– Слушай, ты, глупая курица! Следить лучше надо было за своим отпрыском, может, и жив бы был! Будто не знаешь, какие за ним грешки водились. И с какой компанией он шлялся. Ты сама – плохая мать, ты и виновата!Женщина отшатнулась под её напором, чуть ли не спрятавшись за спину подруги.– Нет, я это всё так не оставлю! Я буду подавать прошение, чтобы её выставили из города. И думаю, меня поддержат. Многие поддержат. Нечего ей тут делать. Она же ненормальная! А может, это она их всех и убила? А? какое у неё алиби? Она же всё время сидит дома, у себя в комнате… Но кто проверяет её каждые пять минут? Выбралась из окна – и… С Ханнигером же так было – сперва жертва, потом убийца. Может, и эта… заразилась…Глаза Сисси стали узкими-узкими, две чёрные злые щели.– Ещё слово – я тебе так лицо разукрашу… Ни один косметолог не спасёт!– Ты чего, девочка? Что это ты её защищаешь, будто она тебе мать?Они ушли… Трусливые отродья, они ещё заплатят… Слава богу, мать хоть слабо, но улыбается, она не слишком расстроена.– Вот примерно от этого я и берегла тебя, милая… Видишь, как мал шаг от притворного сочувствия до непритворной злобы?Она гладила мать по крупным чёрным кудрям, зачарованно любуясь ими.– Тебе не холодно?– Нет, дорогая моя. Мне никогда не бывает холодно. Я на всю жизнь, наверное, привыкла к холоду…Она всё равно повязала ей на шею свой шарфик.– А ты расскажи мне об этой Ванде… Она ведь медсестра из больницы, где ты лежала? Достойная женщина… Так здорово, что она позаботилась о тебе…