1 февраля (1/1)

В начале февраля в Хармони и снега-то не встретишь. Снег в Хармони вообще редкость – выпадет, например, на Рождество, порадовать детишек и романтичные натуры, полежит в среднем пару дней – и всё, тает. Так что зима от весны по факту не сильно отличается. И всё же именно с началом февраля люди всё чаще, спеша куда-то по улице, вдруг останавливаются и, с мечтательной улыбкой вдыхая влажный воздух, уносятся мыслями в мечты и воспоминания. Что-то есть в нём такое, в воздухе. В запахе влажной земли, прелой листвы и хвои, а ещё духов, шоколада и цветов…Две женщины, выгружающие коробки из машины и перетаскивающие их в нарядный домик с немного запущенным садиком, болтали весело и без умолку, из-за чего работа, надо сказать, шла вдвое медленнее, чем могла бы.– Хорошо Фрэнк устроился – работа у него, видите ли… Разок-то мог отпроситься, встретить, помочь разгрузиться, ничего б там без него не поломалось… Хотя и ну его к чёрту, что мы, сами не справимся?– Джосси, да не стоило тревожиться, мы бы и сами…– Что – сами? Довезли бы на автобусе все эти коробки? – как доказательство зловредности коробок, под ногу светловолосой женщине подвернулся мелкий камешек, удержать равновесие удалось, но верхняя коробка медленно и ехидно съехала и спикировала вниз.– Тогда б я меньше всякой ерунды с собой взяла, - темноволосая женщина подняла коробку и положила поверх заготовленной своей горки, - отвыкла ездить по гостям, собралась как на вечное поселение….– …К тому же, твоей подопечной так, наверное, лучше. Стоит ли сразу подвергать её такому стрессу, как поездка в многолюдном транспорте?Темноволосая догнала светловолосую, они пошли рядом.– Ну, может, и так… Хотя я именно это и поставила своей целью – разорвать её изоляцию. Чем скорее она вернётся в общество, в круг людей – обычных людей, не персонала больницы и тем более пациентов – тем лучше, я считаю.Расположив коробки в прихожей, они перевели дух. Джосси огладила мелированную гривку, смущённо улыбнулась. Сейчас Ванда скажет что-нибудь о том, что тут совсем ничего не изменилось… Они ждали приезда сестры долго, очень долго, планировали к этому времени если не ремонт, то хоть какие-то обновления и перестановки сделать… Куда там, с Фрэнком и его вечной работой…По улице на полной скорости пронеслась машина, громко орущая музыкой и набитая горланящими подростками. Джосси передёрнула плечами, глядя им вслед.– Понаехало идиотов, будто своих было мало… курортная зона им тут…За процессом с соседнего участка наблюдали две кумушки. Они, эти кумушки, как всегда уже всё знают – и кто приехал, и зачем, и с кем, хотя никто их вроде специально не извещал. Какое-то время они тихо шушукались между собой, наконец любопытство окончательно победило и осторожность, и здравый смысл, и они решили подойти – как раз тогда, когда темноволосая женщина открыла дверь машины, чтобы помочь выйти ещё одной, невидимой и неслышимой до сих пор пассажирке.– О господи, кто это к нам приехал? Никак, малютка Ванда? Сколько же мы тебя не видели, с ума сойти, просто целую вечность!Ванда сдержанно улыбнулась.– Много работы, миссис Пингер.Джосси, увидевшая, что сестру берут в оборот, нахмурилась, уже обдумывая, как отшить любопытствующих соседушек так, чтоб не дать им новых поводов для приставаний и сплетен.– Ой, а это с тобой кто? Привезла с собой подружку?За руку Ванды, слегка опираясь, держалась высокая темнокожая женщина, годами, пожалуй, помладше её, но с необыкновенно усталым, отрешённым лицом. Несмотря на распущенные волосы и на то, что стояла она в пол-оборота, кумушки, конечно, её сразу узнали.– Милли, Амелия Уайт! Дорога-ая, как мы рады тебя видеть! Уж не думали, что увидим когда-нибудь! Как ты, милая, у тебя всё хорошо? Как чудесно, что вы с Вандой подружились и она взяла тебя в гости к своим родителям! Значит, мы теперь будем жить по соседству?– Миссис Пингер, миссис Эллиот, нам пора. Скоро Фрэнк вернётся, а нам ещё распаковывать вещи и готовить ужин…Как всегда в начале февраля, все силы Сары Палмер шли на одно – как не назвать своё состояние единственно верными словами. Смертная тоска.Не та смертная тоска, которой называют скучные каникулы или неинтересные уроки молодые девчонки. А именно та, что скребёт на сердце беспощадными дикими кошками. Этими тёмными вечерами так страшно быть одной – но именно одной больше всего и хотелось быть. И её неизменно устраивало постоянное ?много работы? Акселя, и ей совершенно не интересно было, на работе ли он на самом деле. Главное – что не дома. Не разбавляет ничем эту тишину.В эти февральские дни, когда магазины ломятся от покупателей, толкущихся возле прилавков с валентинками и конфетными коробками в форме сердечек, а молодёжь вовсю кокетничает и планирует вечеринки, ей хотелось одного – чтоб по возможности все оставили её в покое.Днём это было, конечно, невозможно – и приходилось улыбаться покупателям этих бесчисленных сердечек, даже если в их весёлой болтовне слышны были те самые, проклятые в Хармони, но никогда не забываемые имена, даже если вовсе не смущённым шёпотом, как было это поначалу, а в составе какой-то шутки, с гоготом на весь торговый зал. Это нормально – люди стремятся забыть плохое, вернее, не забыть, а … переиграть, что ли? Обратить страшное в шутку, посмеяться над ним – и так сделать не страшным. Она понимала. Даже эту новую моду – на конфеты с вишнёвым ликёром, в коробках с кровавыми разводами. Для них, для молодых – это уже не трагедия. Это история. Так на пожарищах бойко пробивается крапива, тянет к солнцу молодые побеги. И ей совершенно не стыдно за то, что растёт она на пожарище. Их жизнь светла, у них всё впереди. Они давят во рту эти пьянящие вишнёвые конфеты, целуются взасос, смеются, гоняют на вопящих музыкой машинах по городу, и пока не заботятся о том, чем занять свою жизнь. А она вот нашла. Неплохое занятие на остаток жизни – бежать от правды о том, что единственный мужчина, которого она любила, оказался сумасшедшим убийцей…Всю жизнь она чего-то ждала. В хорошее время – счастья, в плохое – новых бед, смерти. Их с Акселем отношения, казалось, пережили второе рождение тогда, после тех событий… Это казалось вторым медовым месяцем, вернее, по правде, у них и первого-то нормального не было… Они не говорили о любви, о доверии, о благодарности, о том, как много для них значит семья, столько слов за все годы до этого. И были не только совместные уикенды в парке – Ной на аттракционах, они на скамеечке со сладкой ватой, смеющиеся и украдкой целующиеся, как подростки, и неожиданно принесённые букеты хризантем или лилий, и даже усыпанная розовыми лепестками постель. И даже когда кошмар вернулся, когда днями, неделями, месяцами они ждали, что вот-вот беда придёт и в их мирный дом – они всё ещё держались друг за друга. Потом родилась Кристина… И вот вскоре после этого всё пошло на спад. Словно выключили какое-то особое волшебное освещение, выветрился из воздуха афродизиак. Было ли дело в том, что Кристина родилась очень больной, так что врачи сперва обещали, что она не проживёт и года, и последовали бесчисленные больницы, обследования, бессонные ночи, нервные срывы – рождение больного ребёнка действительно серьёзное испытание для любой семьи… Или снова винить во всём призраки прошлого? Их с Акселем брак снова не выдержал экзамен на звание идеального. И теперь они всё больше отдалялись друг от друга, и всё, что тогда у них было, казалось самообманом. И больше ей нечего было ждать…Хлопнула входная дверь. Кто мог придти? Нехотя она поднялась из кресла, вышла в прихожую.– Ной? Ты же вроде сегодня собирался… Боже, что произошло?По щеке Ноя, из разбитого виска, текла кровь, куртка была намертво измазана в грязи.– Всё нормально, мама…– Я звоню отцу.– Я же сказал – всё нормально. Ну, подрался, что такого. Я им тоже навалял, всё хорошо.– Им? Боже, это просто… Живо в больницу, я хочу знать, что с тобой всё в порядке. Сколько раз я говорила – не ходи так поздно…– Я совершеннолетний, - Ной отстранил руку матери, скинул грязную куртку прямо на пол у порога и прошествовал в ванную. Сара семенила следом.– Ты… Кто на тебя напал? Что случилось, сынок?– Так, золотая шантропа, - парень скривился, оглядывая в зеркале распухшую губу, - заинтересовались моим мобильником и есть ли чего по мелочи, - он сунул голову под воду, Сара смотрела, как кружат вокруг сливного отверстия рыжеватые потоки и чувствовала, как внутри зарождается неясная тревога. Она так больше и не может спокойно видеть кровь…– Чтоб этих туристов… Надо сказать Акселю, что пора уже что-то делать с этим заезжим дерьмом...– Дерьмо, мама, местное, - Ной окунул мокрую голову в полотенце, - спасибо Трою и Олсону, бросили меня одного отбиваться, улепётывали – только пятки сверкали. Я, конечно, отбился… Но кто первый решил, что раз я сын шерифа, то супермен? Имел я в виду таких друзей, честно…Сара покачала головой. К сожалению, уличный разбой стал в Хармони в последнее время обычным делом. И, Ной прав, не только заезжие в этом виноваты. Город изменился навсегда, это было неизбежно.13 лет назадПосле смерти – ну, как полагали, смерти – Тома Ханнигера возник реальный тупик с вопросом, кто теперь унаследует шахты. Завещание Том не оставил, ближайших родственников не имелось. В конце концов раскопали какую-то троюродную, если не вовсе седьмая вода на киселе, сестру, жившую в Миннеаполисе и Тома в последний раз видевшую в подростковом возрасте. Элизабет Коуди, 22 лет от роду. Лиззи, правда, счастье в виде владения какими-то шахтами и проживания в заштатном городишке в гробу видала, но у Лиззи имелся бойфренд Джим, который и уговорил её ?хотя бы попробовать?. Не каждый день, дескать, тебе оставляют наследство, деньги лишними не будут, а глушь… Ну, и глушь, и что? Поживут немного, отдохнут от шума большого города, а вернуться, если что, всегда можно.Лиззи в горнодобывающей промышленности, как, впрочем, и в любой другой, не смыслила ни черта, чуть не заснула во время первого же доклада на совещании и мудро поручила вести все дела Стиву Ридеру, главному инженеру и старейшему из управляющего персонала.Вот, правда, Джим, в отличии от Лиззи, интерес к производственным процессам проявлял. Точнее, не к производству как таковому, а к его результатам в виде прибыли. Он намерен был выжать из шахт максимальную выгоду в кратчайшие из возможных сроки, провести в Хармони всю жизнь в его планы не входило. Он фактически и встал у руля – Лиззи подмахивала любые документы не глядя, предпочитая проводить время в киношках, кафешках, салонах красоты, на худой конец дома у телевизора. Его стратегия, таким образом, входила в регулярную конфронтацию со стратегией Стива, полагающего, что прибыль прибылью, но смотреть на вещи надо реально, а кроме того – думать о людях… Но сперва никто и предположить не мог о масштабах проблемы.Том Ханнигер, конечно, был психически больным и сделал много ужасного. Но в одном он совершенно не погрешил – шахты давно следовало закрывать. Все эти годы они работали на грани убытка, но старожилы, державшиеся традиций, долго упорно не хотели это признавать. А ткнуть носом в топографические планы и маркшейдерские документы – по которым ясно было видно, что угольный пласт конкретно здесь небольшой и песня эта вечной быть не могла изначально – можно не каждого. Стив и другие инженеры – понимали. Но выхода не видели – вся инфраструктура города была завязана на этих шахтах, кардинальное переустройство не делается в одночасье, и никто не хотел брать на себя такую смелость и ответственность. Проще было, увы, ждать того момента, когда очевидное отрицать не сможет уже никто.Джиму реально удалось увеличить производительность. Он вообще очень любил поговорить о новых технологиях, инвестициях, прибыли и всём таком прочем, на совещаниях разливался соловьём. Бригадиры слушали его мрачновато – им было понятно, на котором слове стоит акцент, чья это прибыль и во что им обходится. Разработка бедных рудой пластов, которая раньше просто почти не велась, теперь, с внедрением нового оборудования, смысл имела… Но была в разы более трудоёмкой, при этом ни расписание смен, ни зарплата не изменились.Когда произошли первые несчастные случаи, рабочие начали роптать, но Джим не стушевался ни в малейшей степени, выплатил пострадавшим компенсацию – заткнул рты.А потом начались убийства… Когда нашли первого убитого, бригадира Перкинса, сперва никто не понял, что на самом деле произошло. Подумали, что несчастный случай. Хотя с опытом Перкинса, вроде бы, сорваться с подъёмника и размозжить себе голову и сломать позвоночник – смерть уж слишком глупая и нелепая, но такое бывает, и с более опытными бывает. Есть такой феномен – пока новички трясутся над соблюдением техники безопасности, старички понемногу ослабляют бдительность, полагая, видимо, что они у Христа за пазухой.Но при обследовании трупа было выявлено – разбил голову о камни и сломал позвоночник Перкинс, уже будучи мёртвым. Вниз он отправился от удара чем-то острым и тяжёлым в затылок. Как вариант – шахтёрской киркой…Несмотря на все директивы ?в интересах следствия не разглашать? и вообще не сеять истерию – вой сразу поднялся нешуточный. Истерика и после тех убийств ещё не улеглась, сразу вспомнили, что тело Тома Ханнигера так и не нашли, Аксель ходил мрачнее тучи, весь на взводе, срывался на подчинённых – он ждал очередного удара по своей семье…– Чего хочет убийца? Для чего он вернулся? – патетически вопрошала с экрана белозубо скалящаяся журналистка. Как будто он вправду может чего-то там хотеть… Просто убийца-психопат, которому всё равно, кого мочить… Когда погибли второй и третий бригадиры, Хорнет и Уолпол соответственно – пожалуй, все ещё думали, что в убийствах нет системы. Хорнета прикончили в забое, неизящно приколов ломиком к сигнальному щитку, Уолпола – дома, в кругу чад и домочадцев прямо за ужином, от этого этюда в багровых тонах шерифа чуть не увезли с сердечным приступом. Трупы были аккуратно рассажены за столом, в тарелки к картошке и овощам были подложены их собственные внутренности…Джим не то чтоб испугался… Он просто рассудил, что валить из города придётся ещё раньше, чем первоначально рассчитывал. То есть, придётся ускорить процесс. И он велел возобновить разработку аварийных забоев – там пласты были богаче.Три аварии – по счастью, в двух из них пострадавших достали живыми – его не остановили. Стив положил на стол заявление об уходе – возможно, это спасло ему жизнь… А потом один за другим этюды в багровых тонах были найдены в домах всех инженеров, начиная с инженера по технике безопасности Гордона. Вот тогда, кажется, у самых тугодумов появились догадки, чего хочет убийца. Он хочет, чтобы эксплуатация шахт остановилась. Навсегда. Тогда вспомнили, что все убитые бригадиры были те, кто пошли на сделку с совестью и поддержали политику Джима, что в доме по соседству с Уолполом жил Сандей, который открыто эту политику критиковал и тоже грозился уволиться – и к нему убийца не зашёл…Пробовали, кстати, заподозрить именно Сандея… Но как раз в то время, когда его допрашивали в участке, погиб ещё один бедолага – подручный Джима, по сути его коммерческий директор.Город бурлил. Отношение к убийце – Том это был или не Том – становилось неоднозначным, многие, к досаде полиции, принимались рисовать его чуть ли не благородным разбойником, защитником прав шахтёров. Действительно, из общей схемы – случайные свидетели не в счёт – выбивалась только резня в доме помощника шерифа Мартина. И заподозрили бы, что Мартин что-то там такое накопал для маньяка критичное – да сам Мартин тогда был в командировке, в Уортингтоне, по обмену опытом… Его возвращение было на следующий день, коллеги поймали его на въезде и долго не знали, как подготовить к известию о произошедшем… Ещё два дня назад он разговаривал с обожаемой женой по телефону, она говорила, что безумно скучает и просит скорее возвращаться – со дня на день должен родиться их малыш, он уже так бойко сучит внутри ножками, что можно не сомневаться – того гляди выпрыгнет… Теперь Мартина ждало два трупа в морге, накрытые простынями, а в больнице – крошечный комочек жизни, спасённый чудом, если только позволительно так называть страшный произвол убийцы – младенец был вырезан им же из утробы убитой матери…Устраивали облавы, патрулирование – практически прочёсывание – улиц, вводили комендантский час… Убийца залегал на дно, не подавал вестей месяцами, и как только полиция ослабляла бдительность и казалось, что теперь-то всё закончено – следовала очередная трагедия.Лиззи и Джим тоже не избегли смерти. Правда, на выходе убийцу ждала полицейская засада – она и раньше там время от времени его караулила, но их он явно решил оставить на сладкое, а когда будет это сладкое – а кто б его знал? Дальше была хрестоматийная погоня, стрельба на мосту – подстреленный, так и не скинувший ни костюма, ни маски, не менее хрестоматийно упал в воду, и снова тело так и не нашли, и снова тайна, покрытая мраком…Зато нашли, обыскав последовательно все пустовавшие в округе дома на отшибе – сделать это раньше, конечно, не додумались, иронизировала пресса над шерифом – логово, где всё это время скрывался убийца. Этот заброшенный дом почти в лесной глуши необитаем был давно, чудо вообще, что ещё не развалился. А вот подвал у дома был очень крепкий… Видимо, в расчёте на ядерную войну строился… Из подвала вывели девушку. В ней узнали Милли Уайт, предположительно исчезнувшую из дома погибшей семьи Гордон почти год назад – достоверно было известно, от её матери, что она пошла ночевать к своей подружке, достоверно было известно, что там она была – в спальне были найдены все её вещи, но подружка лежала в гостиной рядом с родителями в общей луже крови, а Милли с ними не было. Десять с половиной месяцев она провела в плену у маньяка…Шахты всё же закрыли – в немалой степени, конечно, благодаря стараниям Джима эксплуатация их стала слишком опасной, да и просто невыгодной. Целая эпоха жизни города ушла в прошлое. И убийства, действительно, прекратились – кто знает, потому ли, что маньяк нашёл всё же на дне реки свою смерть, или потому, что добился таки своего…