1 часть (1/1)

— А где Женька?— Юрий Мелисов, гитарист и лидер группы "Эпидемия" окинул взглядом небольшую компанию музыкантов, которые собрались после тяжёлого и нашумевшего концерта пойти развеяться, и, не заметив вокалиста, озвучил интересующий некоторых вопрос. — Так он это, сказал, чтоб мы без него шли, ему шевелюру-то его там так залакировали, что голову не повернуть,— хохотнул Процко, — он нас потом догонит.— Ну тогда ладно, идем-идём, отдых заслужили,— кивнул Юрий.Отдых они действительно заслужили, три концерта уже отпахали, оставался самый последний, и так получилось, что выпал один свободный день между выступлениями, чему все несказанно обрадовались. И вот, заехав после концерта в отель оставить вещи и оклемавшись немного, эпидемовцы решили прогуляться, благо, весенний вечер был уже по-летнему теплым.Без приключений, и даже не встретив на ещё светлых улицах ни одного фаната, компания дошла до самой приличной в городе пивоварни, которую грех было не посетить. Одна из достопримечательностей, как никак. Без атрибутики и гитар их мало кто узнавал, тем более в таком месте. Было пару восхощенных взглядом, но не более, чему все были несказанно рады. Юрон, которого более остальных знали в лицо, тактично держался между друзьями, чтобы его не было видно. Не то чтобы фанаты были докучливыми, наоборот, фанаты у "Эпидемии" были самые распрекрасные, но сейчас действительно было не время и не место.Разговоры, смех, запах дыма и алкоголя, обсуждение отгремевшего концерта: все это создавало дружественную и расслабляющую атмосферу и настроение у всех было на высоте. Переговорили множество тем, вспоминали моменты на сцене, кто чем выделывался в этот раз. Что-то сопровождалось всеобщим смехом, что-то перерастало в самые настоящие дебаты за столом и стаканами золотистого, пахучего напитка. Где-то на втором стакане прекрасного, по заверению мужчин, пива, настала очередь обсуждения роли Егорова на сцене и, как вскоре было подмечено, того, что его самого с ними нет, хотя времени прошло уже предостаточно, чтобы перебрать и собрать свои вещи по два раза и прогулочным шагом дойти до бара. Проверив телефоны на наличие предупредительных звонков или сообщений, которые в гомоне заведения легко было не услышать, металисты сошлись на мысли, что вокалист пошел на попятную и решил остаться в отеле.— Дрыхнет, поди, наш Женька, выдохся малец,— потягивая пенящуюся жидкость из высокого стакана, проговорил Мамонтов.— Ну и пусть дрыхнет, заслужил. Он сегодня нормально выложился,— миролюбиво ответил Юрий Мелисов, откидывая б на спинку скамьи.— Хах, нормально! Нет бы похвалить человека, тиран ты,— реплика вызвала смешки за столом.— А что вас хвалить, — развел руками Мелисов,— разленитесь вконец, а оно мне надо?Продолжая перекидываться шутками и ленивыми фразами, друзья совершенно случайно засиделись в уютном помещении до часу ночи, благо бары работали всю ночь напролет. Гитаристы и барабанщик многим известной российской группы, неспешно вернулись в отель и, распрощавшись, разбрелись по номерам.***Было весьма удивительным то, что было много свободных одноместных номеров вполне по адекватным ценам. И только оба Димы с большинством аппаратуры поселились в одном весьма просторном двухместном. Утром, приблизительно в 8:30 утра солнечного понедельника члены знакомой нам группы, даже не мучаясь от похмелья, собрались в обустроенном подвале, в котором находилась небольшая и видавшая виды столовая. В цену проживания входил завтрак и ужин, что весьма порадовало музыкантов. После тяжёлого прошедшего дня "переться хрен пойми куда на поиски жратвы" ни у кого желания не возникло. Дима, Дима и Юрон уже сидели за столиками столовой, много чем напоминающую несчастливые школьные времена и в молчании поедали глазунью с овощами. Опаздывали только Илья и Женя, но если Мамонтов объявился через пять минут, то вокалиста, которого, к слову сказать, никто так и не видел со вчерашнего вечера, приходить как-то не спешил. — Я конечно все понимаю, Женька мальчик роботящий, но это не даёт ему право дрыхнуть целый день. — медетативно размазывая желток по тарелке заметил Кривенков.— Ну так сходи поищи его,— не глядя на него предложил Мелисов.— А чего я то? Мамонтов, ты доел уже, пойди сходи за Егоровым.— А чего сразу я?— А ты самый худой, значит самый лёгкий. Иди сгоняй на третий этаж. — Чё я вам, почтальон Печкин? Ему звонить кто-нибудь пробовал? — Та подойдёт сейчас, чё вы как мамки его,— закрыл тему Процко.Тему и правда закрыли. Позавтракав, эпидемовцы вернулись в номера собирать чемоданы и упаковывать технику, готовиться к отбытию, так сказать. Самолет был в шесть вечера а отель, к общей радости, находился сразу возле аэропорта, так что идти им было от силы минут десять. На на экране телефона светились цифры 11:05, так что разумным решением было пройти напоследок прогуляться по центру города, учитывая, что такая возможность выпадала нечасто. Приезд, репетиция, концерт, отъезд, заново, ничего нового. Так что прогулка в солнечный, но не жаркий, день была весьма кстати. Вестей от Егорова не поступало, по этому Юрий решил собственнолично проведать вокалиста и узнать, какого лешего он до сих пор отсиживается в номере. Но постояв под закрытыми номером, отбарабанив на двери пару тем из "Эльфийской Рукописи", оставив на телефоне Егорова два звонка и одно гневное сообщение, гитарист спустился в холл с сообщением для группы, что Егоров имеет наглость его игнорировать. Народ не поленился, спустился обратно в столовку, мало ли, может разминулись где-то по пути, позвонили с разных телефонов— не отвечает и все тут. Только в последний раз автоответчик выдал: "Абонент вне зоны доступа."— Эт как понимать?— задал, надо полагать, риторический вопрос автоответчику Мамонтов, который предлагал оставить звуковое сообщение после сигнала и желал хорошего дня.— Разрядился?— предположил кто-то из группы.— Так ведь со вчера не отвечает. Если он вчера в номере остался, зарядил бы.— Ты погоди, щас выясним, оставался или нет,— Юра, явно исполняя роль плохого копа, двинулся в сторону ресепшена. Улыбнувшись девушке за стойкой, которая по видимому знала, кто перед ней, но умело скрывала эмоции и мило улыбалась в ответ, гитарист поинтересовался, оставляли ли вчера ключи от 317 номера, то бишь номера певца.— Оба ключа у меня, вчера оставили по всей видимости, утром номер уже убирали,— покопавшись на полках с ключами и бумажками, заверила Жанна, если доверять бейджу на пиджаке. — То есть утром в номере никого не было?— уже удивился Юрий.— Только уборщица,— продолжала улыбаться Жанна.Кивнув, задумчивый Мелисов вернулся к кучкующимся друзьям.— Ну, по идее, утром его в номере не было. И ключ он сдавал вчера, — поделился он с музыкантами.— Небось на пробежку с утра пошел— хохотнул Кривенков.— хотя если ключи со вчера лежат...— Где он всю ночь-то был?— задал и без того интересующий всех вопрос Дима Процко, держа руки в карманах и покачиваясь с носка на пятки. — Ну у нас рейс на три, если он до того времени не найдется, то я ему здорово вкатаю, и думаю, что не я один. У нас ещё один концерт, он чего себе думает?— Мелисов явно не был настроен дружелюбно.— Ну в тебе никто не сомневается, — похлопал по плечу главного разносчика взбучек Кривенков,— а вдруг случилось чего?— Если мы на самолёт опоздаем, его это не спасет. Ну а если честно, где он может быть? Где он всю ночь был?— Заблудился.— Да как тут можно заблудиться-то? Отель, аэропорт, зал, отель! Даже паб тот и то, один-единственный и посередине улицы. — Ну это на него не похоже, как бы действительно чего плохого не стряслось.— Будем надеяться. ***Выйдя из автоматических дверей отеля, Евгений Егоров двинулся по проспекту, освещённым теплым светом фонарей. Он шел в весьма быстром темпе, но фигура человека, облокотившегося на стену дома, заставила тысячу мурашек пробежать по лопаткам а его самого запнуться. Он сам не понял, что так задело его в образе мужчины. Приглядевшись, это была самая обычная особа средних лет, но одет он был весьма "молодежно", как захотелось назвать это Евгению: черная кожанка, такие же кожаные штаны в обтяжку, красная бандана и неожиданно зеленые кроссовки. Стиль, который вокалисту казался, мягко говоря, странным. Он бы не рассматривал так детально незнакомца, если бы секунду назад этот человек не сверлил бы взглядом самого Женю, как тому неприятно показалось, словно сканируя каждый сантиметр его тела. Как только взгляды их пересеклись, мужчина несколько мгновений смотрел прямо Евгению в глаза, затем уткнулся в телефон, как успел отметить певец, айфон последней модели, а значит вещь недешевая. Егоров предпочел опустить взгляд и немного ускориться. Но пройдя пару десятков метров он немного расслабился, на волнение после концерта не осталось душевных сил. Сейчас бы дойти до бара, плюхнуться рядом с друзьями и промолчать весь оставшийся вечер. Экономить голос, как это они называли, чтоб на выступления хватило. Мысль о том, что послезавтра их ждёт последний концерт не сильно радовала. Город оставался не слишком большой, но на приличную аудиторию группа все таки надеялись. Через два дня домой, куда Егорова совершенно не тянуло. Все-таки, кто бы там что не говорил о его моральных качествах, он был трусом. Самым натуральным. Если бы была возможность оттянуть неприятный разговор с женой, он бы любыми способами это сделал. Потому, что он боялся, боялся любого исхода. Или же Оля останется с ним ради сына, и продолжатся снова ссоры и разбирательства, которые сосали душевные силы и Жени и Ольги уже как несколько месяцев, или же она вместе с Даней укатит к маме, та будет уговоривать ее на развод, и хоть это могло все закончится, но мысль о расставании с той, кого так отчаянно и страстно любил, тоже не вселяла радость. Где-то в душе он по-детски надеялся, что это пройдет и все снова станет на круги своя. Но вторая личность, которая успела повзрослеть и состариться за этот год, тактично напоминала, что ничего уже не будет как раньше.Все изменилось, как казалось, в один момент. Просто одним утром, как говорится, ничего не предвещало беды, зайдя на кухню, Егоров натолкнулся на обозленную жену. И вот так, с порога, Оля вывалила на него все, что старательно сдерживала уже несколько недель: Женя постоянно на репетициях, концертах, а она все время одна с ребенком, а у нее тоже работа, как она устала от всего этого. Ещё не до конца проснувшийся глава семейства попытался объяснить, что сейчас самый разгар сезона, даются много концертов, у всех много работы, но жена не желала его слушать. Схватив ключи от машины и даже не обняв сына на прощанье, она выскочила за дверь. Мужчина списал это на ранее утро понедельника и плохое настроение, но когда вечером разговор продолжился с прерванного места, что-то окончательно поменялось в их отношениях. Помнится, он что-то ответил ей, что-то не совсем корректное, что не хотелось и вспоминать. Ольга стала его просто сторониться, встречаясь только по утрам за завтраком и ночью, уходя в общую спальню. И чтобы Женя не пытался сделать, извиниться, поговорить, все один ответ: она больше не может жить, как раньше. Женя тоже не мог. Теперь жена часто оставляла сына с ним, предупреждая об уходе за пол часа, из-за чего Егорову было сложнее вырываться на репетиции. Ради сына они были готовы играть семейное счастье, но не ради друг друга.От тяжёлого потока эмоций,который все больше затапливал Джуйса, его отвлёк грохот и злые причитания. Обернувшись к источнику звука, вокалист резко затормозил прямо перед узким переулком, отходящим от главной улицы. Переулок был словно из какого-нибудь испанского городка, несколько низких окон с выкрашенными в яркие цвета рамами, большие цветные горшки вдоль стен и входная дверь, возле которой стояла девушка, гневно глядя на порвавшийся пакет с продуктами. В каждом камешке брусчатки отражался свет фонарей, висящих над улочкой. Подскакивая на этой самой брусчатке, к ногам Евгения катилась баночка с оливками.Подхватив оливки, певец поспешил к даме, по пути подбирая отлетевшие упаковки с продуктами. Выслушав спешные извинения и благодарности и заверив, что ему не сложно, Женя заглянул в лицо встречной и немного растерялся. Ну что же, живём в современном обществе, подумал Егоров, женщина с татуировками на лице, вполне имеет право делать с собой, что ей заблагорассудится. Ничего необычного. Очередной раз нагнувшись, вроде за маслом, вокалист успел заметить, что в переулок заворачивают двое, оба в черном, и по габаритам, казалось, с лёгкостью могли остановить бульдозер на полном ходу. Распрямившись, взгляд упал на третьего мужчину, что завернул к ним с противоположной стороны, руки в карманах, тоже весь в черном, но в свете фонаря мелькнули зеленые кроссовки и острые серьезные глаза. "Что за проходной двор"— мысль неприятно кольнула Женю где-то под коленями. Быстро повернувшись к девушке, которую, при очень плохом развитии событий, придется защищать, но та, забыв о порвавшемся пакете, смотрела в упор на него и криво улыбалась. Парни с обеих сторон приближались, не особо стараясь обойти их или прижаться к противоположной стене, а наоборот, шли прямо на них, подходя все ближе. Инстинкт самосохранения вопил уже не хуже, чем сам Егоров на последних аккордах "Черного Мага" давеча на сцене. Мысли бежали все быстрее и быстрее, ни за одну не удавалось ухватиться, по этому, что делать, у Егорова предположений не было. Одна только мысль громыхала в голове: "Бежать!".Он уже повернулся и готов был сорваться с места, но крупный детина из той, не внушающей доверия, двоицы, вырос прямо перед ним, заслоняя своими плечами даже свет фонарей. "Бляяяяяяяяяяя" — певец понял, что бежать, в общем, уже поздно. Он знал, что тот тип в противного цвета кроссовках стоит у него за спиной, а второй верзила сбоку, прижимая к кирпичной стене. Пожалеть Женя успел много о чем: о своей самонадеянности, о том, что толпы фанатов набегают всегда не вовремя, а сейчас на улице ни души, и о том, что так никогда и не посещал бойцовские секции, как большинство его друзей и одноклассников, пока он вовсю занимался вокалом. "Ребенок." — назвал бы его сейчас кто-нибудь из группы, и был бы прав. Против них Евгений был все равно, что семилетний мальчик против шестнадцатилетних задир. И как назло, под рукой ничего не было, даже сценических перчаток с острыми металлическими шипами, ими хотя бы можно было врезать по заплывшим физиономиям. "Так. Пути к отступлению... пути к отступлению." Это было последнее, что успело промелькнуть в голове, прежде чем затылок пронзила острая боль и темная завеса упала на глаза.