1 часть (1/1)

1.Ночью снег валит так, словно там, на небесах, у кого-то прохудились миллиарды подушек. Белые перья цепляются за янтарные лучи фонарей, черные ветви и плавно оседают на землю. А если открыть окно и протянуть руку, то можно на мгновение ощутить хрупкость зимнего мира на своей ладони.Дэвид так и стоит у окна нараспашку. Капли текут по запястьям к локтям и впитываются в рукава, пока от холода не ползут мурашки под фланелевой пижамной курточкой.И когда папа приходит, Дэвиду не страшно. Дэвиду было страшно слишком долго, и он просто очень устал. Дэвид больше не умоляет, когда ледяные руки тянутся от лодыжек вверх под теплым одеялом.Дэвид закрывает глаза и представляет себе, что бы мог сделать нормальный отец, а не тот, который достался ему, и кусает до крови все еще мокрое предплечье, когда становится слишком больно.Столько ?когда?, столько ситуаций.Столько всего, чего быть не должно, но, к сожалению, есть.Дэвид отворачивается, смотрит в окно и под ритмичные толчки разглядывает крупные снежные перья.2.На уроках скучно. На уроках не удается забыться. Твердый от крохмала воротничок режет шею, а ослабить галстук?— значит нарушить правила, опять попасть на радары учителей, снова слушать и слышать нудные нотации, что так нельзя и неправильно. Дэвид много может рассказать о ?нельзя?, ?неправильно? или еще чем-нибудь таком же прекрасном. На нелогичных запретах держится вся его жизнь.С листа на него смотрит серая лисичка. Хитрая мордочка, живые глазки. Лисичка готовится к броску?— по задумке где-то неподалеку притаилась куропатка.—?Мистер Томас, вы перепутали урок изобразительного искусства с математикой? Похвально, что вы развиваете свой талант, но уж будьте так любезны, делайте это вне моей аудитории.Дэвид пытается спрятать альбом в папку, но ему не удается?— руки сильно дрожат, и он спохватывается только когда карандаши вместе с пеналом летят на пол. Восхитительные одноклассники ухмыляются и ожидают продолжения бесплатного цирка.—?Мистер Томас, вы настолько погрязли в своих мечтаниях, что вам теперь не до нас, простых смертных? Может пора вернуться из грез на бренную землю? —?Симмонз берет его альбом, хмурится и на автомате разглаживает уголки. —?А чтобы вам было ради кого вернуться, это пока побудет у меня.—?Но мисс… —?и он видит непонятную злость в ее глазах.—?О, так вы можете говорить? Я думала, бог лишил вас этого дара,?— смешки разлетаются по классу, отскакивают от стен.Шутка не заслуживает ни внимания, ни реакции, но в груди почему-то неприятно тянет.Симмонз не верит, ей проще. Ей гораздо проще, чем ему.—?Господь и так был милостив ко мне,?— шепчет он и не отводит глаз от любимого карандаша под ногой Роббинса.Питер растягивает рот в улыбке и давит каблуком острый грифель.Что же, ожидаемо.Положить руки на парту, переплести пальцы. Собраться, расправить плечи и посмотреть ей в глаза.—?Извините,?— нужно сказать это искренне, но получается как получается: Симмонз качает головой и идет к своему столу.—?Ни к чему мне ваши извинения, мистер Томас. Задача пятнадцать, страница двести сорок восемь. Господа, пора вернуться к тому, зачем мы здесь собрались. Семестр подходит к концу, надо бы поднапрячься, если хотите от Санты получить подарки, а не угольки.—?Когда мне можно будет забрать свой альбом, мисс? —?спрашивает он, когда все выходят из аудитории, и даже Симмонз собирает вещи. Лацкан ее пиджака в мелу, как и пуговицы на рукавах, но ей почему-то все равно. Симмонз закрывает его альбом, прячет в непромокаемую папку и кладет в сумку. —?Я не сделал ничего плохого, и обещаю, что больше…—?Вы обещали мне это с месяц назад. Но ничего, совершенно ничего не изменилось,?— она наматывает шарф на шею. —?Мистер Томас, я не хочу говорить об этом с вашими родителями, но вы не оставляете мне выбора.И сердце в груди лихорадочно бьется о ребра.—?Пожалуйста, нет,?— говорит или не говорит он, Дэвид точно не знает.Шум в ушах, ком у горла. Липкий страх прогорклым запахом проникает в воздух.—?Дэвид? Дэвид, ты в порядке?Симмонз оказывается настолько близко, что он ощущает тепло ее ладоней над своими плечами. Она выглядит растерянной, какой Дэвид никогда ее не видел прежде.Чтобы прийти в себя ему не приходится потратить много времени. Он отступает от нее на пару шагов, заталкивает очередную ?F? в рюкзак и вежливо прощается.—?Дэвид, я всегда выслушаю тебя, если ты захочешь поговорить,?— она слишком мягко смотрит на него, Дэвид точно этого не заслуживает.—?Но штука в том, мисс Симмонз, что мне с вами говорить не о чем.3.Небо ясное-ясное, ни облачка. Звезды крупные, точно яблоки в августе. Но вот окно открыть нельзя?— снег подтаял, а после ударил мороз, и теперь, сколько ни дергай, створка поддаваться не хочет, слишком упрямая.И ему больно, больно как в первый раз, и как во все остальные.Боль не столько физическая, сколько болит что-то огромное там, внутри, не в теле, а в том, что создает его, Дэвида, суть. И от каждого прикосновения, от каждого ?я позабочусь о тебе, Дэйви? становится только хуже.Он ощущает себя грязным, липким, использованным. Дэвид дерет мочалкой до красноты кожу, обливается водой, чересчур далекой от кипятка?— старенький котел не может дать больше тепла.Дэвид трет в мыльной воде грязные простыни до тех пор, пока не перестает чувствовать руки, или, как ему кажется, ногти не падают в ванную с тихим стуком.Это никогда не прекратится. Нет, сэр.Нечего тешить себя напрасными надеждами.—?Мам, мне так тебя не хватает.Он глядит в чистое морозное небо и прекрасно понимает, что шепот в ночи вряд ли ему поможет. Смотреть ввысь и представлять, какой она могла быть, гораздо приятнее, чем думать или помнить или знать, что им никогда не встретиться.И было бы так хорошо, так чудесно, если бы его не было. Или его, или его папы. Или, черт возьми, их обоих. Уважаемый судмедэксперт почти еженедельно трахает своего сына,?— что может быть лучше?Лучше только вся гнилая ситуация. И снова?— Господи, пожалуйста, хватит, хотя бы на сегодня… —?скрипит дверь.4.—?Эй! —?возмущается он, когда мелок падает на его птицу.Белое крошево, как ни странно, придает рисунку объем, точно малиновка преодолевает метель и крыльями касается тяжелых небес.—?Что ?эй?? Мистер Томас, сколько вас можно ждать? —?в глазах Симмонз мелькают искорки веселья. —?Роббинс, вы уже решили задачу? Если нет, то поделитесь причиной триумфальной радости.Питер показывает язык, когда Симмонз отворачивается к доске.—?Мистер Роббинс, очень по-взрослому, хвалю. Вы следующий,?— Питер мгновенно вспыхивает и пристыженно опускает голову. И, наверное, почти близок к раскаянию. Наверное. —?Мистер Томас, вы там уснули на галерке?—?Нет, но я бесполезен в математике,?— честно отвечает он и растушевывает спинку малиновки.—?Ты во всем бесполезен, чудило,?— бросает Белл, и его подпевалы разражаются дивным смехом. Дэвид даже не видит смысла обращать внимание на этот выпад и продолжает прорисовывать коготки.—?Мистер Белл, судя по вашим результатам, не факт что вы более полезны и менее чудило,?— Дэвид удивленно поднимает голову. —?А теперь, мистер Томас, возьмите мел и запишите уравнение на доске. Вы не умрете, если попытаетесь его решить.Набор цифр и букв ничего, совершенно ничего ему не говорит, кроме того, что в результате подстановки значений переменной после всех действий каким-то чудом должен получиться ноль.—?Ну так что, идеи есть? Или и это уже из разряда фантастики?—?Он же признал, что тупой. Будьте милосердны, подарите ему в честь праздников семестровое ?E?,?— Фрэд, яркий образчик человеколюбия, скучающе подпирает подбородок.—?А что если мистер Томас может больше? А, мистер Томас, сможете нас удивить?Но он не может, увы и ах. И под улюлюканье и обидные шутки Дэвид возвращается на свое место.Одноклассники поспешно покидают аудиторию под обещание Симмонз устроить тест на следующей неделе. Дэвид прячет птицу в рюкзак, и та совсем не ощущается живой: над рисунком еще работать и работать.—?У него же нет действительных корней, верно? —?он все-таки не может удержаться от вопроса.—?Графиком прикинул или сделал замену и посчитал корни? —?Симмонз не поднимает головы от работы и что-то язвительное пишет мелким почерком над обведенной ошибкой. Она не ждет его ответа, а кладет ручку на стол и трет переносицу. —?Дай поглядеть на твои вычисления. Хоть чем-нибудь за день порадуй.Дэвид неторопливо протягивает ей тетрадь. Симмонз бегло смотрит на страницу, но больше внимания уделяет рисункам у краев, нежели расчетам.—?Я же знала, что ты далеко не глупый мальчишка. Возможно ленивый, стопроцентно незаинтересованный, а вот глупый?— никогда.—?Спасибо,?— шепчет он, хотя не до конца понимает, что кроется за ее похвалой.Эта, с позволения сказать, леди, никогда ничего просто так не делает.Ладно, пусть. Дэвид подумает об этом позже. А пока нужно бежать отсюда: у него ведь еще есть пару часов, чтобы нормально пожить до возвращения домой. Но Симмонз достает из своей фиолетовой папки его альбом, кладет поверх учебника, и Дэвид просто не может уйти.—?У тебя сегодня нет занятий,?— и она не спрашивает, будто на самом деле знает его расписание. —?Помнится, ты сокровище свое хотел вернуть? Так вот, Дэвид, сейчас ты сядешь напротив меня и перепишешь свои домашки и тесты за сентябрь. А потом за октябрь и дальше по накатанной.—?Но…—?Давай без ?но?. В твоем новом альбоме бумага гораздо хуже, чем в этом.Карие глаза смотрят с живым интересом. Симмонз наклоняет голову к левому плечу и глядит на него, точно любопытная птичка.—?Так верните.—?Так выполните по-человечески свою работу, мистер Томас. Как там ваш любимый отец Феликс говорит? Ах, да. За труды вам воздастся.Мерзкая фраза больно бьет по ушам. Что же он такого сделал, что его дома ждет…Нет. У него еще есть время. Хотя бы до 19:32.—?Да чтоб тебе так воздалось, как мне,?— хочется сказать Дэвиду, но он лишь шумно выдыхает и громко хлопает дверью под смех Симмонз.5.По земле стелется туман. Со спальни на втором этаже кажется, точно это ползучие облака цепляются острыми зубами-льдинами за асфальт.Дэвиду холодно, хоть он уже натянул на себя две теплые кофты и шерстяные носки. Руки все еще мелко дрожат, а губы горчат от привкуса желчи. Он голоден, и в то же время при мысли о какой-либо еде желудок скручивает в узел.Ко рту явно больше не стоит ничего подносить.Смех рвется из груди и обрывается хрипом у ободранной глотки.Еще немного?— и сойти с ума будет за благо. Еще немного?— и желание умереть…Он заставляет себя остановиться.Так нельзя думать, нельзя. Мама пожертвовала собой ради него, на нем ее кровь.Интересно, а узнай она, как папа распоряжается его жизнью, мама бы не пожалела о своем выборе?—?Как пить дать, пожалела бы,?— отвечает Дэвид темноте и плотнее закутывается в одеяло.Мама горько сожалела бы, что он родился, узнай она его.Мама тоже возненавидела бы его, как отец.Горячие слезы тянутся по щекам, и он стирает их злыми рывками.За окном близ горизонта брезжит сиреневый рассвет.6.—?Я согласен,?— говорит он прежде, чем Симмонз снова прикинется, что не видит его.По крайней мере, именно так она поступала последнюю неделю. Но у Симмонз пытливый ум, и она не утерпит, задаст вопрос.—?И на что же вы согласны, мистер Томас?Снова едкий комментарии на чьей-то работе, снова тяжелый взгляд. И выражение ее лица меняется буквально за пару секунд с напыщенного превосходства на взволнованное сочувствие.—?Садись. Дэвид, сядь, пожалуйста, а я…—?Не надо, все в порядке,?— произносит Дэвид, но уж как-то очень неубедительно: даже он себе не поверил бы.Она скептически оглядывает его и качает головой.—?Ты ужасно бледный. Дэвид, как давно ты ел?Он неопределенно хмыкает и садится за стол Фрэда, но не решается продолжить этот странный разговор. Дэвид ослабляет галстук, переплетает пальцы и позволяет себе опустить плечи: после вчерашних отцовских нравоучений спина чудовищно болит.—?Ты сегодня хоть завтракал?—?А это важно?—?Вероятно, важно, раз я спрашиваю,?— и она, точно по волшебству, достает из тумбочки два судочка. Рис, курица и салат. Слюна начинает непроизвольно выделяться, а желудок предательски урчит. Симмонз мягко улыбается и придвигает к нему еду. —?Сегодня была моя очередь угощать обедом, но, как видишь, мисс Миллиган не смогла ко мне присоединиться, а я немножко увлеклась. Так может, ты составишь мне компанию, чтобы мне не пришлось все это еще и домой тащить?—?Я же всего лишь тест хотел пересдать… —?бормочет он, но довольно быстро сдается и принимает столовые приборы в бумажном пакете.—?Успеется. А это станет приятным бонусом.И заставлять себя неспешно ужинать Дэвиду кажется худшей карой.За окном метет такая вьюга, что на улицу даже страшно высунуть нос. И он вряд ли пришел к Симмонз, если бы не чертова непогода. По крайней мере, с таким оправданием Дэвид может смириться. Так ведь гораздо проще, чем признаться, что готов на все, лишь бы хоть кому-нибудь на него было не наплевать.—?Держи,?— она протягивает кружку с какао. Странно. Раньше Дэвид не замечал, что на подоконнике в углу класса стоит электрический чайник. Хотя… Когда ему было дело до кабинета математики? —?И как ты с такой рукой собирался что-то пересдавать? —?Симмонз устраивается напротив него и делает первый глоток.Ну вот. Заметила.Дэвид поправляет бинт и потирает запястье, проверяет, насколько плохи дела.—?Похоже, со страданиями,?— выдает он после минутной паузы.—?О, даже так,?— смеется Симмонз, но глаза остаются холодными и цепкими. —?Как это произошло?—?Неудачно упал с лестницы и потянул связки.—?А на шее следы от пальцев?— это тоже лестница виновата?Какао вкусное, сладкое, хотя немного горчит. За паром над чашкой удобно прятаться от тяжелого взгляда. Симмонз греет руки так же, как и он. Симмонз ждет следующего шага так же, как и он. Но, в отличие от него, ей не страшно. У нее наверняка нет таких постыдных тайн.—?Что вы хотите от меня услышать?—?Только то, что ты мне хочешь рассказать. При условии, если ты мне что-то хочешь рассказывать. Как бы там ни было, я в любом случае попытаюсь тебе помочь.?Как помочь? Чем ты мне тут поможешь?!??— Дэвид вцепляется в пульсирующее предплечье.—?Нет, мисс Симмонз, я всего лишь хочу исправить свою семестровую оценку.И когда она в районе девяти высаживает Дэвида у крыльца, он счастливо прижимает к груди ее визитку и листок с надписью ?молодец, выстрадал, В+? в уголке.Правда, его радость длится недолго: отец на пороге и не выглядит довольным.7.И в один из зимних вечеров Дэвид не остается любоваться красотами ночи и предрассветных сумерек.В один из вечеров Дэвид второй раз за свою жизнь дает отпор, хотя прекрасно знает, что силы неравны.—?Мы должны заботиться друг о друге, Дэйви.—?Да гори ты в аду со всей своей ?заботой?! Убери от меня руки!—?А то что ты мне сделаешь, сынок??Тебе не причинят боли, если ты не позволишь?,?— бьется в голове фраза Хэлен, проникает в кровь и расползается по телу, пока он бежит по сугробам от осточертевшего дома и отца.И он не позволит, больше никому и никогда не позволит.Алые ладони дрожат то ли от холода, то ли от нервного потрясения. Как бы там ни было, Дэвид почти не чувствует своего тела, даже не замечает, как ноги подкашиваются, и он сползает по двери на заснеженный коврик.—?Вы были правы, мисс Симмонз. Вы так были правы. Он не причинит мне вреда, если я этого не позволю. Если я буду сражаться, если…И ему так хочется услышать в ответ:—?Тише, тише, мой мальчик. Все закончилось, здесь, со мной, ты в безопасности.Ему так хочется почувствовать ее объятия, хотя бы на какую-то долю секунды.Но в окнах Хэлен не горит свет.8.?…А если бы я был лучше, может быть, он бы меня любил??—?Дэвид? Господи, Дэвид! Дэвид, очнись!Холодно. Здесь чудовищно холодно. Свитер буквально примерз к спине. Открывать глаза так не хочется.Ноги не чувствуются, как и руки, будто вместо них к телу привязали тяжелые металлические гири.—?Дэвид? Дэвид, это твоя кровь? Дэвид, где рана? Мальчик мой, ну же, мальчик, давай, помоги мне. Вставай. Тут недалеко. Мы поедем в больницу, и…—?Н-не надо больницы… Пожалуйста.Он просто не смог далеко уйти, сил не хватило. Или сил, или тепла, или решимости, или всего вместе взятого. А когда идти стало совсем невмоготу, то пришлось отдохнуть у обочины. Чудо, что Хэлен его заметила.И она обнимает Дэвида, надевает на него свою парку и перекидывает руку через плечо. Хэлен помогает ему залезть на пассажирское сидение, бросает плед и включает печку на максимум.—?Не в больницу, н-не н-надо,?— зуб на зуб не попадает, его начинает трясти.У папы смена, папа пойдет на работу, несмотря ни на что. Дэвид прячет лицо в ладонях.—?Он там?И от простого вопроса слезы бегут еще сильнее.—?Проходи, Дэвид, не стесняйся. Я пока включу котел, ладно?Входная дверь хлопает, замки щелкают, Хэлен улыбается, пожимает его предплечье и идет в подвал.Стопы покалывает. Чтобы добраться до гостиной приходится приложить немало усилий, но он благодарен Хэлен, что она позволила ему дойти самому. Дэвид знает: еще пару касаний к остаткам его гордости?— и он рассыплется, точно треснувшее стекло.Хэлен разводит огонь в камине и приносит еще одеяла. Хэлен часто поглядывает на него, Дэвид кожей ощущает ее взгляд. И нигде он не чувствовал себя ничтожнее, чем в ее белой, такой чистой, такой светлой комнате.Не надо было приходить.—?Простите, что заставил вас волноваться.—?Я должна была завтра вернуться, Дэвид,?— шепчет она и передает ему какао с медом. Хэлен накрывает своими ладонями его ледяные руки. —?Боюсь представить, что было бы, если…—?Тоже мог бы быть неплохой исход.Да. Он настолько устал.Хэлен хмурится, две вертикальные морщинки отчетливо проявляются меж бровей.Зачем? Господи, зачем?.. Все это так неправильно, всего этого не должно быть. Не надо было ее втягивать.—?Мой бедный Дэвид,?— она нежно касается виска, теплой, мягкой ладонью гладит его щеку.Глубокий порез открывается, белая чашка пачкается кровью.—?У меня никогда никого не было. Ни друзей, ни семьи. Ни того, кому… Кто… —?пальцы размазывают красные капли по теплым стенкам и попутно исследуют узор. —?У меня был только он. Всегда он и всюду.Добрые руки пробегаются по лбу, поправляют челку. Добрые руки отставляют чашку на журнальный столик.Огонь трещит в камине, телу даже тепло. Жар начинает ползти с головы и тянется к плечам, но Хэлен об этом говорить незачем, она уже поняла.Хэлен приносит с кухни аптечку, обрабатывает его ладонь, Хэлен просит померить температуру и снова, Господи, снова касается его волос, щеки. А Дэвиду так сложно удержаться и не ластиться к ее руке.Она кормит его куриным бульоном, она помогает ему дойти до гостевой комнаты, которая уже наконец прогрелась. Хэлен растирает его спину и грудь согревающей мазью и заворачивает в столько одеял, что ему кажется, будто он никогда из них не сможет выбраться.—?Я не заслуживаю всего этого, не после того, что сделал или не сделал.—?С такой формулировкой, Дэвид, мало у кого есть шанс на нормальную жизнь,?— Хэлен улыбается кончиками губ, расправляет верхнее одеяло и кладет по правую сторону его альбом. —?Как и договаривались. Пора вернуть тебе твое сокровище.—?Мисс Симмонз… Хэлен, что мне делать? Я не могу туда вернуться, не после всего, что он…—?Он больше тебя не ударит. Больше?— нет.Тишина нарушается только ходом настенных часов. Хэлен поднимается, пожимает его потеплевшие пальцы.И Дэвид решается:—?Папа меня не только бил.Голос дрожит, как и все внутренности?— а что, если сейчас она отвернется, что, если он станет ей противен?—?Я знаю, Дэвид. И за это тоже меня прости,?— она не разрывает с ним зрительного контакта. Сердце подбирается под самое горло, и биение, наверное, слышно даже на втором этаже. —?Легко не будет, но мы справимся.—?Мы?—?Да, мы, Дэвид. Ты и я.Он не хочет думать о том, что его отец так просто этого не оставит. Не хочет помнить, что почти все полицейские города перебывали в их доме за покером, не хочет знать, что судья Карсон стал завсегдатаем любимого отцовского ресторана.Дэвид только просит побыть с ним, пока он не уснет, и Хэлен ложится рядом и обнимает его за плечи.9.—?Ну и как ты себе это представляешь? Вернуть Дэвида обратно к этому ублюдку, чтобы… —?Хэлен осекается, когда замечает его в гостиной за журнальным столиком.Хэлен привыкла жить одна, и то, что он находится в ее доме и может прекрасно слышать ее разговоры, она наверняка не брала в расчет. Видеть ее в розовом махровом халате непривычно, медные волосы струятся по спине красивыми волнами.Хэлен трет переносицу, приветственно кивает, морщится и идет к кабинету.—?Эдди, не пори чушь. Да, нужны еще варианты.На бумаге шумит зимний лес, всполошенные приближением охотников птицы разлетаются в разные стороны. Сойки, тетерева, лазоревки, чижи. Дэвид старательно вырисовывает перышки королька.В холодном свете дня все кажется иным.—?Я взял на себя смелость приготовить завтрак. Омлет с сыром. Вроде бы сносно получилось,?— кивает он на вторую тарелку, когда Хэлен опять появляется на пороге, но уже с чашкой кофе, собранными в пучок волосами и привычным бесстрашием на лице.—?Обычно я по утрам не ем,?— Хэлен прячет телефон в карман халата,?— но так уж и быть, оценю твой кулинарный шедевр. А вдруг из тебя повар лучше, чем математик.—?Эй, у меня семестровое ?В?, возможно, даже ?А?, если удастся договориться.—?Есть сведения, что не удастся, дружище,?— смеется она и цепляет вилкой расплавленный сыр. —?Тем более ?В? со второго раза, а это не в счет.—?У меня были на то причины,?— он возвращается к рисунку и проклинает себя за несдержанность: Хэлен не виновата, что его отец по-особенному о нем заботится.—?Ну да, давай, придумай своей лени оправдание,?— хмыкает она и опускается рядом с ним на диван.—?Изви…—?Попытаешь еще раз извиниться?— получишь вилкой по лбу. Ты меня понял? —?интересуется она и опять выковыривает сыр из омлета.Дэвид кивает и чувствует, как губы расползаются в улыбке.—?Значит так. У меня две новости, и одна паршивее другой. С какой предпочтешь начать отвратительное утро?—?С более паскудной? —?и он сильно жмет на карандаш. Грифель ломается под самую деревяшку, чешуйки графита оставляют на листе уродливые следы.—?Ну что же, сам выбрал. Итак, новость первая,?— Хэлен ставит на диван тарелку, а на пол пустую чашку,?— деликатность?— не мое второе имя, если ты еще не заметил.Дэвид моргает, шумно выдыхает и едва подавляет нервный смешок.—?И это все?Она кивает.—?А вторая?—?Освидетельствование насильственных действий сейчас проводить уже бессмысленно. Насколько понимаю, последний факт применения к тебе… —?Хэлен запинается, впивается бордовыми ногтями в покрывало. —?В общем, то, что он с тобой сделал полторы недели назад, сейчас нам ничем не поможет.Дэвид довольно долго молчит, срывает заусенцы на левой руке. Но болезненная мысль все же прорывается наружу.—?Вы уже тогда знали.И она не врет:—?Скорее догадалась.—?Только ничего не сделали.Карие глаза неотрывно следят за его лицом.—?Отчего же? Сделала. Или ты думаешь, он тебе просто так разрешил ходить на дополнительные занятия? Твой отец не глуп, Дэвид. И он вряд ли еще раз коснется тебя до Рождества.Кровь течет с ободранного указательного пальца. Хэлен спокойно подает ему салфетку.Слово Ричарда Томаса против его.—?Мне придется к нему вернуться.—?Это один из вариантов, и он мне чертовски не нравится. Знаешь, Дэвид, иногда стоит сражаться, а иногда надо стратегически отступать.—?В смысле, бежать.—?Не без этого.—?Пару лет назад я пытался,?— Дэвид вперивается в поалевшую бумажку. —?Но он нашел меня, и вот я здесь.Все закончилось не настолько легко и прозаично, но вдаваться в подробности слишком не хочется.—?Ну, тогда у тебя не было меня,?— мягко улыбается Хэлен и в знак поддержки переплетает его пальцы со своими. —?Я не хотела оставаться в этом месте дольше года. Может стоит оживить однообразные будни и свалить отсюда в столицу?Дэвид считает про себя до десяти, но раздражение все же берет верх.—?А чем там лучше? Вам, стараниями моего отца, инкриминируют статью за похищение несовершеннолетнего и при правильной подаче впаяют немалый срок. Это достаточно скрасит ваши серые будни?—?Туше, мой друг,?— смеется Хэлен и взлохмачивает его волосы. —?Похвально, что ты меня защищаешь, но там живет мой брат Эдди, барристер. И мне кажется, он чертовски заскучал без нового дела в графском суде.Возможность спасения греет изнутри, прогоняет горечь и немного усмиряет ужас. Только вот мерзкое знание, что этому не бывать, все портит.А она весела, она жизнерадостна и ярка. Хэлен и с ним делится своим теплом ровно до того момента, как стук в дверь?— ожидаемо, но Господи, почему так скоро? Неужели он большего не заслужил? —?разрушает их идиллию.—?Откройте! Полиция! Симмонз, у нас ордер на ваш арест.10.Коснуться пальцами снега, провести линию длинную-длинную, сколько хватит перил.Сжать белый ком и держать до тех пор, пока ладонь не занемеет.Так будет лучше, так будет правильнее.Это будет в самый раз.Молитвы, гарь от свечей, внутренний трепет перед ликами святых на стенах. Пройти по коридору между лавочками и так сложно, но становится совсем невыносимо, когда спину буравит взгляд набожной мисс Миллиган.—?Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил,?— шепчет он и задвигает шторку исповедальни.Ладан навязчиво лезет в нос, и Дэвида едва не выворачивает то ли от гадкого запаха, то ли от слащавого голоса Безголового священника:—?И в чем твой грех, сын мой?С полминуты уходит на то, чтобы принять необходимые слова, с минуту?— собраться с храбростью, чтобы сделать то, что может Хэлен спасти.—?Дэвид?Руки, не дрожите, глупые.—?Я оклеветал своего отца.11.А потом Хэлен поспешно собирает вещи, забрасывает все в машину и бьет по газам. С нее сняли обвинения. Отец Феликс?— Боже, благослови неумение святоши держать язык за зубами,?— все и всем рассказал.Правда, когда Хэлен вышла из кабинета старшего инспектора Роулинса, она даже не посмотрела на него. И от этого стало еще больнее.Но Дэвид убежден: так надо было.Он уверен, что поступил правильно ровно до тех пор, пока не видит ?А? за семестр по математике.А в сочельник папа готовит жаркое из ягненка. Дэвид накрывает на стол и знает, что ничем хорошим это не закончится, как и в предыдущие разы.Все-таки Хэлен ошиблась, когда сказала, что папа не тронет его до Рождества. Дэвид быстро зашнуровывает ботинки, на ходу натягивает куртку и благодарит Всевышнего за то, что у отца закончился розмарин.На двери висит венок, под крыльцом тянется лента из гирлянд, как и у всех добропорядочных соседей до конца улицы. Пушистый снег укрыл крыши, газоны, облепил белоснежным великолепием кроны деревьев, превратил черные стволы в нечто похожее на леденцы на палочке.Смех царапает горло не хуже наждачной бумаги.—?Господи, ты есть, и я верую! —?кричит он в темные небеса. И тихо, на грани шепота:?— Сделай, пожалуйста, так, чтобы он перепил и у него не встал.Дэвид всерьез раздумывает над тем, чтобы громче повторить свое единственное желание, как замечает буквально в трех футах от открытой калитки Хэлен в знакомой зимней парке и с его альбомом в руках.Глаза принимают, не сомневаются, но сердце знает. Наверное, именно поэтому так сильно и болит.И когда видение приближается, Дэвид рассчитывает на что угодно, только не на то, что оно окажется материальным и заключит его в горячие объятия.Он вцепляется в свой альбом, как в спасательный круг. Дэвид не отпускает ее руки, даже когда они вместе с Хэлен садятся на заднее сидение, и рыжеволосый парень улыбается им в зеркало заднего вида:—?Ну что, Дэвид Симмонз, добро пожаловать домой.