Setsudan (1/1)

黒百合と影 - キミの薬指はボクのシチュー。Мэй знал: самые острые чувства высвобождаются в пороках, удовольствии или агонии. Они лишают человека моральных норм, принципов и воли и пробуждают истинную сущность. Но приняв ее однажды, нельзя отвергнуть. Она крепко оседает в сознании и очерняет сердце, которое начинает разносить по телу губительный яд. Мэй выдыхал в мнимую тишину болезненно и блаженно одновременно, когда Кей, держа в руке тонкое лезвие, надавил на молочно-белую кожу его живота и любовался появившимися на ней каплями крови. Взглядом управляло безумное желание, а улыбка на губах пропиталась извращенным пороком.Именно Кей однажды отравил Мэя. Тогда было темно, тесно и душно. Они, прижимаясь друг к другу и целуясь в неистовом безволии, не владели собой, лишь следовали неукротимой страсти. Кей, не размениваясь на бережливость, с силой прижал Мэя к стене, а затем развернул его спиной к себе, слыша тихое шипение. Во властвующей темноте узкого помещения невозможно было разглядеть, чем поранился Мэй, но кровь теплыми струйками сочилась из пореза на ладони. Мэй дрожал и часто дышал, когда Кей, не раздумывая, прикоснулся к свежей ране губами, слизывая выступившую кровь. Кей поддался первичному инстинкту, а Мэй безропотно потонул в своих ощущениях, граничащих с колкой болью и удовольствием. Немыслимый контраст заставлял сердце трепетать, когда Мэй сам пробовал вкус своей крови в последующем поцелуе.Боль, смешанная с удовольствием, стала наркотиком, а Кей — воплощением безжалостного отравителя. Мэй забывал о возможном противоядии, забывал, подчиняясь маниакальному пристрастию, подчиняясь Кею — такому, о котором ведал только он.Сейчас, в домашней полутемноте, под пепельными лучами стыдливо прячущейся за тучами луны, было отчетливо видно, как на теле появляется порез за порезом, как на губах, дрожащих кривой улыбкой, отпечатывается кровь. Кей не оставлял за собой глубоких ран, и шрамы горели лишь изнутри — на оскверненной душе. Мэй чувствовал их, чувствовал вместе с каждым поцелуем, догорающим на бледной коже, вместе с щиплющим ощущением на порезах и вместе с холодным, плавным движением уверенно зажатого в руке лезвия.— Доверься мне, — Кей шептал возле уха, а Мэй ощутил металлическое прикосновение на шее. Он смотрел на Кея вожделеющим взглядом из-под полуопущенных ресниц.— Я доверяюсь, — сердцебиение разрывало грудную клетку, а тихий стон выдавал незыблемое подчинение. Мэй был бесконечно желанным в неуправляемых чувствах.Их слова, адресованные друг другу, повторялись из ночи в ночь, им обоим нужно было условие, им обоим нужно было согласие. Тайные соблазны, безумствующие внутри, не нуждались в обоюдном ?да?, но ликовали каждый раз, когда им преподносилась жертвенная свобода.Кей мог бы оборвать хрупкую и увязшую в порочности жизнь Мэя в любой момент, и от осознания его возможности становилось невыносимо жарко. Голова кружилась в диком дурмане, и Мэй захлебывался в убийственном упоении, когда угрожающая острота проходилась вдоль его шеи, едва касаясь кожи. Кей дразнил, упиваясь своим всесилием.Но вскоре лезвие падало на пол резким звуком, разрезающим напряженную тишину, и страсть, поспособствовавшая отравлению, возвращалась. Мэй тянулся к Кею за странными ласками, и незримая связь окрашивалась его кровью.