То самое дикое чувство (1/1)
По распоряжению Екатерины Алексей Орлов доставил самозванку во дворец.— Ваше Величество. — Перед Екатериной стояла молодая девушка, лицом действительно несколько похожая на покойную императрицу.— Здравствуй, Елизавета Владимирская. Ты утверждаешь, будто покойная Елизавета Петровна твоя мать? —?Голубые глаза самодержицы холодно смотрели на Елизавету.— Да, Ваше Величество. Мой отец?— Алексей Разумовский. Я была их тайным ребёнком, которого матушка хотела скрыть. Она отправила меня на воспитание к одному крестьянину.Екатерина ухмыльнулась.— Ты же знаешь, что самозванцев у нас сурово наказывают?— Я не самозванка.— Докажи! В дневнике Елизаветы Петровны, в завещании, в записках ничего не сказано о тебе! Покойная императрица была глубоко несчастной женщиной, мечтавшей о ребенке. Она отобрала у меня детей, чтобы воспитать их как своих!— Она боялась, что меня убьют. Я требую признания! По праву ваше место должна занять я! Вы?— безродная немецкая принцесса, а я?— представитель династии Романовых, внучка Великого императора Петра I!Екатерину подкосило. Она пошатнулась и еле удержалась на месте.— Вижу, вы уже стара и больна, Екатерина Алексеевна. России пора поменять самодержицу на более энергичную и законную. Быть может, самозванцев станет меньше?— Что же, Тараканова. Ты сама выбрала себе участь. Стены отчего дома не пригрели тебя, теперь пригреет Петропавловская крепость! Прочь! Увести! —?закричала императрица и провалилась в забытье.***1761— Мама, не уезжай! Мама! —?Маленькие бледные ручки тянулись к статной женщине.— Чего вам, Татьяна Петровна?— Мама, почему ты меня не любишь???— Женщина присела и сжала руку девочки.— Ты для меня?— обуза, Татьяна. Ты безумно похожа на Елизавету Петровну и Петра Фёдоровича, отчего ты мне противна.По лицу малышки стали течь слезы.— Цесаревнам не подобает много плакать. Никому не показывай своих слабостей.—?Екатерина встала и гордо пошла к карете с маленьким Павлом под руку. К Татьяне подошёл отец.— Папа, почему Екатерина Алексеевна меня не любит, а Павла любит? Она говорит, что я обуза.— Ох, meine Prinzessin, Екатерина Алексеевна ужаснейший человек. Не обращайте на неё внимания.— Неправда! Я люблю маму! —?Таня вырвалась из объятий отца и побежала вслед за каретой.— Мама, мама! Я хочу с тобой!.. —?Но цепкие руки остановили девочку.— Татьяна Петровна, что вы вытворяете? Ваша мать вас ненавидит. Забудьте о ней. —?Малышку остановила высокая рыжая женщина.— Елизавета Петровна, она хорошая. Она приедет ко мне. —?Татьяна стала громко плакать.— Вытрите слезы, дурная! —?Императрица ударила малышку тростью. —?Плоха ваша участь, если я ещё раз услышу это имя.***Екатерина очнулась. Она лежала на своей белоснежной кровати, окружённая слугами.— Выйдите все! Немедленно!Ошарашенные слуги поспешили удалиться.Императрица закрыла лицо руками и зарыдала.— Какой жестокой я была!.. Бедная Таня. Где же она?.. Где моя малышка?.. —?Женщина с трудом встала и открыла двери. —?Где Татьяна Петровна? Приведите её!— Ваше Величество, Татьяна Петровна исчезла. Мы нигде не можем её найти.— Что значит исчезла? Где её фрейлины?Через полчаса несколько фрейлин с виноватым видом стояли около императрицы.— Куда вы смотрели? Как цесаревна могла пропасть?! Для чего вы к ней приставлены?! —?кричала разъяренная женщина.— Не уследили, Екатерина Алексеевна.— Немедленно разыщите её!Оставшись одна, самодержица села на пол, усыпанный роскошными коврами. Её тело горело, дрожало, она была готова разбиться на тысячи мелких осколков. Сердце выпрыгивало из груди, перед глазами расстилалась чёрная пелена. Женщина корила себя за то, что была очень жестока к своим детям. Наконец, спустя столько лет это высокое чувство постигло её.— Ваше Величество, вам нехорошо? Мы позовём медикуса!— Не нужен медикус. Лучше пошлите поисковые отряды. Всю страну обойдите, но разыщите мою дочь!..—?Всё бы отдала за то, чтобы Таня нашлась. Господи, помоги… —?Несчастная женщина стала молиться. Её лихорадило, из носа бурной струёй текла кровь, но весь мир для неё померк, потух, развалился карточным домиком. Она не думала о себе. Лишь дикое чувство двигало ею. То чувство, не сравнимое даже со смертью?— страх за собственного ребёнка.