1 часть (1/1)
Шёпот.Неразборчивый, мягкий. Рассыпчатый и склизкий. Обволакивающий рассудок густым куполом, покусывающий за плечи, он заполнял воздух вязкой жидкостью, и кислород ускользал из приоткрытого в беззвучном крике рта мутноватыми пузырьками, не позволяя нырнуть с головой в забытие.Бормотание, возня. На хрупкой, податливой грани сна. Холодные призрачные руки на плечах, лодыжках, перешёпот за стенами, со всех углов. Адель перевернулась на бок, плотнее кутаясь в скомканное одеяло, вжимая пылающий затылок в душную подушку, и вздымающейся грудью отчаянно пыталась поймать вздох.Скрежет когтей извне дрожью касался ушных раковин и коленных суставов. Вечно ускользающее сознание кружил болезненно-пёстрый сюр. Жар и холод попеременно стискивали хрупкое тело. Голова кружилась, мутило словно её несколько часов таскало по центрифуге. Ночь казалась бесконечной. Болезненный жар, холодящие кожу шумы — словно со всех сторон готовились напасть, но никак не решались. Вой ветра за фрамугой, скрежет когтей совсем близко, скрипучая поступь, шорохи, шёпот. Шёпот.Мелькающие на задворках непослушного сознания бессвязные картинки: фиолетовые полосы, дымные кольца, огромные крылья с золотыми вензелями, розы. Сотни гектар усаженного роскошными цветами пространства. И те, болезненно впивающиеся шипами и хищным оттенком кровяного.Бессвязный хрип и ноющие связки. Духота неторопливо сводила юную госпожу Моринг с ума, кружила и мучила без устали. Излюбленная Страна Чудес манила в свой зыбкий плен гибкими пальцами, жар передавливал связки. Она металась по постели, совершенно мокрая, с испариной, в бреду. Глаза полузакрыты, тени и неестественные отсветы мечутся пред измученным сознанием. Ведут дьявольскую пляску и уже совсем не пугают. Адель приподнялась на локтях с насквозь мокрой подушки. Виски пекло, суставы выкручивало. Она чувствовала себя так, словно умрёт так и не дождавшись утра. В сущности, от рождения не наделённая излишней проницательностью, она ничуть не ошибалась.Позывы подняться скручивали её вдвое. Шорохи, болезненные стоны, удары, словно шлепки по щекам – она не могла понять, что из испытываемого истина, что — сон, так капризно не желающий принять её в пуховый кокон покоя, и продолжала наблюдать из щелей полуприкрытых век, лишь хмурясь стойкому запаху дыма. От него становилось совсем дурно.Сознание совсем не желало теряться. Обратно, стоило глазам сомкнуться, слуху притупиться — вспышки мелькали под веками утроенно, пока она не открывала глаза, покаянно пялясь на страшные тени в потолке. За запертой дверью однозначно плясала парочка лихих чертей. Быть может, начерченных мутным от тупой механической боли мозгом. Лба настойчивее касались скользкие пальцы. Ещё холоднее, ещё горячее чем её тлеющая кожа. Чем её сжимающие простыни тонкие пальцы и обескровленные губы. Голова мотнулась, сбрасывая паволоку болезного бреда, узловатые пальцы паучьими лапами скользнули по щекам, ниже и прочь. Пятна трепещущего света; жар стал ощутимо брать верх над судорогами озноба. Собственный хрип стал доноситься едва слышимо. Грузный хлопок двери. Щелчок ключа в скважине, удары носков туфель о ступеньки. Новый залп призрачных касаний, шёпот густо льётся на уши, мешаясь с лихорадочной дрожью. — Адель!Когда мутный взгляд обвёл пространство комнаты, едва различая в бреду силуэты мебели, полоска света под дверью была во власти алого, всегда так неуловимо и неуместно напоминавшего кровь. — Ну же, Адель! Адель вздрогнула — когда Диана потёрлась о голую ступню, жалобно мяукая, и двинулась белым пятном по мраку, оглядываясь на хозяйку. Как делала всегда, когда просила еды или внимания. Она запрыгнула на подоконник, и Адель приоткрыла окно. Следом понимание прострелило так явственно, что виски потонули во вспышке боли сквозь толщу не желавшего её отпускать бреда. Дёрнулась к двери, подёргала ручку — та поддалась и едва не треснула под пальцами. Коридор был охвачен огнём. От газа было нечем дышать. Доски тлели, обжигая босые ступни. Адель бежала по настилу второго этажа к спальням родителей и Люка, находу зажимая нос подолом ночнушки. К брату бросилась первой. Ручка стиснута, замок не поддаётся.— Люк! Люк, слышишь меня? Пожалуйста, Люк! Когда Адель заставила себя оторваться от двери, вся в слезах то ли от боли, то ли от газа, из родительской спальни донёсся женский крик. Дверной проём был охвачен пламенем. ***— Здесь девочка! Слизистая воспалённо слезоточила. На уцелевших, лишь иссушенных губах и коже вокруг рта сажа мешалась с солью пота. Хриплый шёпот в ушах донимал до последнего, пока пламя облизывало девичью кожу, сжимая, стягивая, лопая распушенными пузырями. — Бедная! Она совсем обгорела! Разум юной мисс Моринг канул в белоснежную паволоку мрачной нирваны. Кажется, об этом она мечтала всю ночь. Вероятно, она и вовсе не пожелает просыпаться.