1 часть (1/1)

Эта удивительная история началась поздним зимним вечером 29 января 1918 года. В самом обычном городе. В Краснограде. Совсем недавно закончилась революция, и многие писатели вернулись в родные края.Для некоторых общественных деятелей, кои родом из Харьковской области, после окончания революции сложилось всё совсем удачно: 29 января состоится очень важное событие – будут избирать членов первого Константиноградского уездного исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов. Как особо важный гость, Николай должен был обязательно присутствовать на этом ниибаца весёлом мероприятии. Что его не особо радовало. Но обо всём по порядку.На протяжении всей ночи ему снился сон. Его он видел не впервой, но с каждым разом сон становился хуже и хуже. Николай не мог проснуться, как бы ни пытался. Он бежит по полю. Казалось, будто оно было бескрайним. Снег. Повсюду снег. Белый, ослепляющий и холодный. Он мешает бегу.Он чувствует боль. Тупую, безжалостную, которая раздаётся по всему телу. Боль, колющую лицо и обмерзшие руки. Он не понимает, от кого бежит. Но знает точно: ни в коем случае он не должен остановиться. Кроме своего учащённого от бега дыхания, он не слышит ничего. Вокруг тишина. Такая невыносимая. Хочется закричать.К удивлению, закричать всё же получается. С чего бы это? Ведь такое случилось впервые. Впервые он может что-то произнести в своём злосчастном сне, который повторяется уже десятки раз. Крик был внезапным, пронзительным, отчаянным. Любая девица с соседнего дома могла позавидовать такому тембру и громкости.Не ожидав такое услышать, Николай остановился. Тоже впервые. "Что-то не так в сегодняшнем сне, - подумал он про себя. - Определённо что-то не то...".Будто сам мозг издевался над ним и придумывал новые повороты, заставляя молодого мужчину всё больше и больше поражаться собственной фантазии. Но это был далеко не конец этого акта. Внезапный толчок.Казалось, будто земля содрогнулась. Всё утихло так же, быстро как и началось. Теперь начало трясти Николая. Какая-та неведомая сила толкала и пихала его, словно он был куклой, безвольной игрушкой. Ноги не держали, и он, обескураженный, скоропостижно плюхнулся на землю. В снег. Который, по всем законам природы, жизни и физики, должен был быть холодным. Но нет. Снег был мягким. Он таял теперь уже на тёплых ладонях мужчины. "Он тёплый? С чего бы это?" - пронеслось в трясущейся неведомо от чего черепушке и сон наконец-то, даже к счастью, достиг своего апогея: сильный удар по щеке сделал своё дело - заставил проснуться от столь странного сна. Сладкое пробуждение последовало вместе с криками. Раскрыв глаза, он увидел свою маму. Определённо, со зрением у него проблем пока что не было. Над ним наклонилась женщина лет 45-50. Она была полного телосложения, одетая в фартук поверх длинного грубого платья, как это говорят, "цветового поноса", с неаккуратной бисерной вышивкой в виде розочек. На голове у неё был платок. На нём были те же розочки, только не вышитые бисером. Как уже можно догадаться, женщина выглядела, будто обычная селючка. Впрочем, она не только выглядела так, она ею и была.- ИРОДЪ ОКАЯННЫЙ! ЧАВОЙ-ТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ МНЕ ТУТ? УДУМАЛ ЗАМЕСТО ПЕТУХОВ ЛЮДЕЙ БУДИТЬ ШТОЛЕ? НИ СВЕТ НИ ЗАРЯ, А ТЫ УЖЕ ГОРЛОПАНИШЬ ВОВСЮ! - еще громче сына завопила женщина.Николай, впрочем, на её язвительные комментарии никак не отреагировал. И не потому, что не хотел. Он просто пытался прийти в себя. И ничего более. Или он был слишком восторженный, подвёргся сильнейшему шоку. Его мать это, видимо, не волновало. Или ей просто нужно было на ком-то сорваться, потому она незамедлительно продолжила монолог на повышенных тонах, активно жестикулируя.Агафья, так звали мать Николая, увлеклась своими поучительными одами и совсем не заметила, как проехалась своей мощной, шершавой и грубой от физической работы рукой по совсем еще шелковому личику своего сыночки, тем самым ненарочно приводя его в чувство. Потерянный до этого момента, Николаюшка пришёл в себя, упав лицом от удара горячо любимой маменьки прямо на большую перьевую подушку. Как бы ему не хотелось, но долго лежать неподвижно он не мог. Одной из причин было то, что он не мог дышать из-за того, что смачно влетел головой в подушку. Он нехотя поднялся и принял позу, в которой сидел до восхитительного полёта к мягкому королевству. Перед собой он увидел Агафью с большими округлёнными глазами. Женщина явно не ожидала такого поворота событий. Она быстренько сорвалась с места и начала осматривать побои, нанесённые собственной рукой собственному сыну. Николай не привык к такому от матери, ведь её ласка и забота окружает только младшего брата, который живёт с ней в селе под Харьковом. А тут она снизошла с небес и даже осматривает его боевые раны. К счастью, на щеке осталось красное пятно от удара, которое можно смело выдать в своих кругах за ссадину, полученную в бою с противником... В кругах всякого сельского быдла, наподобие маменькиных соседей. А Николай был человеком образованным, таких низких вещей, как "геройство", он себе не позволял.- Маменька, лучше бы вы осторожничали с собственными руками больше, чем с боязнью запятнать грязью нашу прекрасную фамилию. Хотя.. у Вас ни то, ни другое не получится достаточно хорошо в силу Ваших умственных способностей, - с насмешкой сказал Николай и после последнего произнесённого слова быстро закрыл рот руками.- ШО ТЫ СКАЗАЛ? МАТЕРИ ГРУБИШЬ? ХАМЛО ЭТАКОЕ! ЛУЧШЕ БЫ ТЫ ЭТО... ой, иди с глаз моих долой.. в магазин ближайший - у нас хлеб закончился.Николай быстро понял, что сболтнул лишнего и попытался исправить своё положение.- Вы не обижайтесь, я это не специально. Прошу у вас прощения и по-быстрому удаляюсь собираться на поиски свежего хлебушка для моей любимой маменьки. Мир?- Да чаго уж там. Мир. Пшол терь в магаз!Последнего предложения Николай не услышал, ведь был уже на полпути к цели. Сходить за хлебом - это вам не хухры-мухры. Это выход в свет. К нему нужно тщательно подготовиться как духовно, так и физически. Николай ни в коем случае не был социофобом. Общество он любил и легко знакомился с новыми людьми, будь то поэт или обычный мельник. Даже если какое-нибудь событие не было чревато никаким новым знакомством, он всегда пышно (как он сам думал) наряжался, чтобы быть запомнившимся даже прохожему человеку. Вот такой вот человек.А между тем Николай предчувствовал, что должно что-то произойти. Вот уже сегодня. Или завтра. Или на этой неделе. Но это должно произойти. Осталось только быть готовым к особому событию и ждать.Всего-то! Быстро справившись с утренним умыванием холодной водой, уже бодрый, полный решимости и сил, мужчина приступил к натягиванию на себя одежд. Открыв большой дубовый шкаф, он принялся рассматривать разные костюмы. Он не был модником, но парочку десятков самых разных нарядов у него имелось. Даже был отцовский щёголь, который он хранил на особо важный случай. Такого фасона одежда очень ему нравилась: невычурная, сдержанная, элегантная, она делала его статным. Тем более, это было вроде некоего наследия от отца, который скончался пару лет назад.Взор упал на тёмный костюм, который на первый взгляд ничем не отличался от других вещей. Его он и решил надеть сегодня. Когда с нарядом было покончено, Николай закрыл дверцу шкафа и взглянул на себя. Костюм был очень тёплый, как раз под зимнюю погоду, широк в плечах, а сам пиджак прилегал к бёдрам. Вдоволь насмотревшись, мужчина обул зимние короткие сапоги с начёсом. Опрыснув себя один раз тройным одеколоном, он был готов покинуть тёплые и любимые четыре угла и наконец-то выйти в свет. Шаг. Еще шаг. Осталось совсем чуть-чуть. Последние шаги и он на улице. Предвкушая утреннюю белизну, запах и свежесть, он, позабыв обо всём, не заметил, как спешился какой-то мужчина лестничной площадкой выше. Не заметил, как он, пробежав пролёт, оступился. Как покатился прямо на него, не промолвив ни слова. Заметил он его только когда оказался лежащим на холодной мраморной плитке. Под тем самым незнакомцем, который тоже не понимал, что вообще происходит, что делать, и кто вообще этот человек, лежащий под ним с недоумённым взглядом, уставившись на него.- Э-э-э, драсте, - наскоро промолвил кареглазый брюнет, глядя в удивлённые серые глаза теперь уже его собеседника.