1 часть (1/1)

***— Хорошо сегодня клюет, да, папа?Мужчина тепло улыбается мальчику.— Только жалко мы Надьку с собой не взяли. Он треплет сына по голове и достает удочку.— Мы уже уходим? Но я поймал всего две штуки, а три — на счастье! — он скрещивает руки. — Ой, вон рыба, сейчас я ее поймаю.Мальчишка плюхается в воду. — Алик, Алик! — отец кидается за ним. Даже секунды тянутся слишком долго. В носу и горле начинает щипать — уже не до рыб. Когда не можешь достать дна, а в легких заканчивается воздух, тебе кажется, что ты уже не всплывешь. Но вот отцовская рука хватает тебя за шкирку, и ты знаешь, что получишь леща.Зато ты жив, да и пацанам будет что рассказать. Ты приходишь в себя на лодке под лучами полуденного солнца и первое что произносишь с глупой улыбкой:— А Надька-то ушам своим не поверит, когда я ей все расскажу!***— Прощу при одном условии, — Эльза вздыхает, — мы улетим в Штаты.Несколько секунд на ответ. Несколько попыток уклониться от принятия такого решения. Еще несколько секунд дается с трудом. — США, так США. Алик не может поверить, что это произносит он. Кинуть семью, оставить один на один с врагом. Трусость? Дезертирство? — Подумай, наконец, о себе, ты ничего им не должен, — до него доносятся обрывки Эльзиных слов.Да, надо думать о себе.— Ты им ничего не должен, Алик, понимаешь? Долг оплачен.Да, не должен.— Сегодня в 8, — отвечает сухо, кажется, отрешенно. Эльза уезжает, а он остается один на один со своими мыслями.На автомате добирается до квартиры.Еще не улетел, а она кажется совершенно пустой и бездушной.Алик наливает кипяток в жестяную кружку, появившуюся в шкафу, бог знает откуда.Выглядывает в окно. Лето, радоваться надо, а в душе серая пустота. Не патриотизм ли взыграл? Да ну это все на хрен, отвоевался.Чай обжигает. Он невкусный — слишком крепкий, слишком горячий, слишком напоминающий довоенные семейные чаепития. Алик начинает закипать. Еще пару градусов — он взорвется. Мысли об отлете, долге, семье действуют как топливо.Ищет глазами наручники — пристегнуть бы себя, чтобы не сбежать раньше времени, не струсить, не повести себя как хамелеон, дождаться Эльзы и улететь. Он мысленно смакует это ?улететь?.Поиск наручников ничего не дает — закинул куда-то позавчера утром.— Ну и черт с ними.Надевает старую армейскую куртку.Пора сказать ?до свидания?.*** Он у двери Рябининых. Думает пару секунд прежде, чем позвонить в дверь.Наконец заходит в дом, шагает размашисто, быстро, чтобы не передумать, не развернуться.Садится за стол, пробегает взглядом по замученному лицу сестры, бросает что-то про памятник отцу, говорит что-то еще и еще, оттягивая самое главное. Думает, как правильно начать, но слова сами собой вылетают, рваные и неаккуратные:— Валить нам над в Америку.Виснет тишина, даже Санька вылетает из своей комнаты. Останавливается около двери и тихо ждет.Алик смотрит то на опешившую Надю, то на племянника. Берет в рот кусок курицы, нервно ожидая приговора.— Алик, какую Америку? Ты в своем уме?Разумеется, нет. Сестра, кого ты спрашиваешь? — Молчишь? Правильно.Выгоняет Саньку, чтоб не грел уши. Начинает что-то говорить, но Алик знает, что это все значит. Они остаются здесь. Одни. Без его защиты. Мысленно пытается оправдаться. Опять.Не моя война. Отвоевался.— Ладно, — говорит сухо, кидает на стол ключи, — переждете там, когда все начнется. Там безопасно.Резко встает, не прощается.Прощаться нельзя, ведь мы еще встретимся.Уже дома его накрывает. Одиночество тянет свои костлявые пальцы к нему. Снова. Кажется, что Америка — это не новая, возможно даже счастливая жизнь, а тюрьма без права выхода. Успокаивает себя мыслями об Эльзе — последней спасательной руке, которая вырывает его из темной и холодной глубины. Злости больше нет, грусти тоже — Алик спокоен, уверен, что все будет хорошо.Напоминает, что он в относительной безопасности, что война для него закончилась, в который раз.Темнеет слишком быстро.Вещи собраны.Алик заводит машину и едет к Эльзе.Без трех восемь. В машине становится холодно, несмотря на лето. Алик вглядывается в темноту, видя знакомую фигуру — неужели Рябинины решились?Улыбается.Поворачивает голову, замечая человека, остановившегося около машины.Алик не удивлен, когда на него направляют пистолет. Он все еще улыбается мыслям о хорошем будущем.Не удивлен, что этот кто-то его хороший друг и соратник, Витька. А Витька на взводе, Витька понимает, что он делает херню. — Прости, командир.Но Алик не думает о смерти, не думает о предательстве друга, он думает, что Эльза не простит его за неудавшуюся поездку, ведь условие не выполнено.***Ему видится детство, отец, рыбалка.Алик чувствует, как холодная вода затекает в его нос, глотку, он начинает кашлять.Плечо пронзает боль, следом грудину.Он резко распахивает глаза.Вокруг темно.Темно и мокро. К горлу подступает ком, но Алик сохраняет самообладание.Старается понять, где он.Кажется, это машина.Откуда здесь вода?Осознание приходит вместе с тошнотой.Витька, выстрелы, ?прости, командир?.— Не прощу, сука, — произносит, сжав зубы.На минутку он теряет сознание.Эльза, Америка.— Черт, возьми, где Эльза?Глаза уже привыкли в темноте, Алик осторожно поворачивает голову. Видит бледное девичье лицо, обрамленное кудрями.Облегченно выдыхает.Аккуратно трясет девушку. Дотрагивается до ее шеи, ощущая ледяную кожу под пальцами.Его начинает потряхивать. Поворачивает голову Эльзы и издает сдавленный крик.Секунды тянутся медленно, как тогда, в детстве. В носу и горле начинает щипать, а в легких заканчивается воздух.Алик ждет отцовской руки.Алик ждет спасения. Только в этот раз его никто не спасет.Теперь он по-настоящему один. Один на один со стихией, которую панически боится с самого детства.Алик дрожит от злости, холода, боли, душевной и физической.Он старается выбить стекло, но оно не поддается.Еще пара минут и машину затопит полностью.Алик нащупывает дверную ручку и со всех сил толкает ее раз, два, на третий или четвертый толчок она поддается.Стараясь побороть страх глубины, уже не замечая боль, парень с горем пополам выплывает на берег.Ложится на песок.Он слишком устал, замерз.Он ранен тремя выстрелами. Три – на счастье, ведь так?Нет же, убит всего одним, доставшимся совсем не ему.Уже светает. Кое-как Алик встает, сперва смотрит невидящим взглядом на реку, где оставил любимую, затем произносит одними губами:— ?Прощай, — глядит на серое небо, — я знаю, ты меня простила?.