Часть 45 (1/1)

Вика открыла дверь и удивленно посмотрела на меня. Кажется, она не ожидала меня здесь увидеть. Я и сам не ожидал, что приду сюда. Мне было страшно, но... но я нуждался в ней.В ее преданности, в ее любви, в ее поддержке. И в теле. Я знал, что она всегда будет готова отдаться мне, она ведь моя вещь. И всегда ей была, и всегда ей будет. Это было так неправильно, но в моей жизни никогда не было правил. Разве что, не доставать отца.Я не хотел портить ей жизнь, я не хотел, чтобы она страдала из-за меня, я не хотел становиться смыслом ее жизни, и каждый день обещал себе поговорить с ней, но каждый раз я лишь все больше убеждался, что она мне нужна. Это меня пугало, я старался уверить себя в обратном, убедить, что лучше отправиться в клуб, но каждый раз я шел к ней, а она всегда была готова принять меня.Но сейчас это все превратилось в ад. Мы никогда не заходили дальше поцелуев, потому что она ведь еще ребенок, она не заслужила столько боли и разочарования, она ведь не я. Я даже гордился собой, что сдерживался, не срывался. Но этот гребанный Новый год все испортил, все изменил.

Я возненавидел Старкову еще сильней, ведь если бы она не уехала, то ничего бы не случилось. Я ненавидел Виктора, который даже не удосужился проверить все ли в своих комнатах, я ненавидел Тему, который не зашел чуть раньше, я ненавидел Вику, которая даже не испытывала сомнений, и я ненавидел себя. Больше всего на свете я ненавидел себя, меня тошнило, я презирал себя и ее. - Максим? - она старалась придать себе безразличность, но ее глаза сразу выдавали - в них было счастье, которое невозможно убрать. - А... а где Даша? Вы же должны были только завтра вернуться? - меня не интересовало, где Даша, и Вику тоже - она просто боялась, что выдаст себя, бросившись ко мне на шею.

Старкова никогда не была хорошей девушкой, как я - хорошим парнем, но я хотя бы старался, в отличие от нее. Она никогда не делала даже попыток, говоря о том, что нам иногда "нужно отдыхать друг от друга", но я не хотел от нее отдыхать, она мне была так сильно нужна иногда, но именно в такие моменты она не приходила. Приходил первым всегда я, а ей ее гордость была нужнее. Но разве в любви есть гордость?Ведь Вика давно наплевала на нее, потому что любит.- Может, для начала, впустишь? - Кузнецова поспешно закивала головой, отходя вглубь квартиры и шире открывая дверь. Она выглядела нервной, как всегда прятала руки и заметно дрожала. Мне кажется, она не умеет притворяться, только не со мной.Квартира оказалась маленькой, и я совершенно не понимал, как они здесь уживаютсявтроем, ведь при ссорах даже уйти далеко не могут, а мы с отцом только и делали, что игнорировали друг друга. Но зато уютной и обставленной со вкусом, все отнюдь не выглядело слишком дешево и совершенно отсутствовала безысходность. Неужели деньги не главное, неужели отец ошибается?Я поймал себя на мысли, что раньше никогда здесь не был. Все ее Дни Рождения, праздники, домашние работы всегда были или у меня, или у Старковой. Честно говоря, мне особо никогда и не хотелось тащиться на край города, но сейчас я вполне понимал, почему Вика нас никогда к себе не приглашала. Она смущенно покрылась румянцем, который делал ее еще симпатичней, и сделала осторожный шаг по направлению ко мне, но поспешно вернулась к стене. Кажется, она стеснялась, но это мне в ней всегда нравилось больше всего.Ее комната оказалась совсем крохотной, но я облегченно вздохнул, заметив, что кровать была двуспальной. Мне совсем не хотелось брать ее на полу или на столе, она совсем другая, она заслуживает большего, грязный секс не для нее, я, кстати, тоже. Моя маленькая глупая девочка.- Я... я не знала, что ты придешь и не... не усп... успела убраться, - Вика едва не плакала, а мне даже совестно не было. Она настолько волновалась рядом со мной, что даже заикаться начала. Странно, что в постели не бревно. - Извини, по... пожалуйста.Она, должно быть, уже давно бы заплакала, но знала, что тогда я уйду. Это было ее главным страхом, она жила мной и точно сдохла бы без меня. Но не я, по крайней мере, это то, что я говорил себе ежедневно, но она была мне нужна. Вика была для меня успокоительным, подушкой и вещью. Кузнецова всегда полностью отдавалась мне, она уже привыкла и по-другому просто не могла. Наша общая привычка.- Ты, наверное, голодный! - она смешно взмахнула руками и бросилась куда - то на кухню, но я успел ее схватить, заставляя морщиться от моей слишком грубой хватки. Она не хотела находиться рядом со мной,она боялась сломаться и пыталась оттянуть тот момент, когда я потребую секса. Боялась предательства, боялась меня.- Конечно, я голодный, - ее запах был все таким же приятным, как и раньше, и я невольно понял, что скучал. Только не знаю по кому именно - по ней самой или лишь по ее запаху? - Я такой голодный, но ты можешь меня накормить.Ее запах, глаза, полные страха, слабые руки, пытающиеся, хоть немного, отстранится от меня, - все в ней сводило меня с ума. Мне хотелось ее поцеловать, но и помучить. Меня тянуло к ней так, как не тянуло ни к кому больше, но она всецело принадлежала мне одному, она была моей собственностью, и я мог делать с ней все, что захочу. Ее попытки вырваться выводили меня из себя, и я до хруста сжал ее ладонь, вызывая болезненный стон. Она умоляла меня не заставлять ее, не приносить боль, но мне это не было интересно. Я больше не мог сдерживаться и поцеловал ее.Вика нервно вздрогнула, но покорно прижалась ближе, отвечая на поцелуй. Меня очаровывало все это в ней - ее смущение, когда я говорил что- то пошлое, ее страх не понравиться мне и больше всего то, как именно она целовала меня, вкладывая в поцелуй все свои чувства и переживания, все свои страхи и боль, всю свою любовь. Она целовала меня так, что я чувствовал - любит, моя.Мои губы переместились на ее шею, оставляя засосы на белоснежной коже. Надо будет остаться подольше, посмотреть какие оправдания она придумает для родителей. Только зачем они нужны? Родители смогут спасти, а я хочу, чтобы она погибла во мне. Хотя - ее не спасут, им наплевать на нее. Какие же мы похожие, и с ними, и с ней. Мне тоже наплевать на нее, но я все, же нуждаюсь в ней.В кармане зазвонил телефон, заставляя Кузнецову вздрогнуть. Она дрожала, и это меня заставляло улыбаться. Пускай боится, если будет бояться, то точно не уйдет. От отца ведь никто не ушел. Вика провела языком по губам, уткнувшись мне в плечо, ее дыхание было тяжелым, хотя мы еще и не начинали. Это, наверное, сложно - дарить полностью себя. Я так не умею.На чердаке было пусто и тихо. Собственно, здесь давно было так, этот чердак был только нашим, здесь всегда были только мы, это было то место, где я мог забить на весь мир, а Вика подарить мне остатки себя, что еще не успела. Мы любили это место, вся наша пятерка любила это место, с ним было связано миллион воспоминаний, как счастливых, так и горьких.

Но мы с Викой любили его по-особенному. Это было единственное место, которое принимало нас и не отталкивало, это было единственное место, где мы могли позволить себе принадлежать друг другу, не боясь, что заметят, но самое главное - о нем не знала Лиза, а остальные боялись сюда ходить. Жалкие трусы.Я облизнул губы и присел на один из пустых ящиков. Мои мысли путались, я совершенно не понимал, как я смогу найти то, что нам давно не принадлежит. Папка была украдена с остальными вещами и Кавериным, но если последний до них дошел, то папка испарилась. Ее нельзя было найти, пропавшие вещи, как и пропавших людей, не ищут.Эту папку было нельзя отдавать. В ней была вся информация об их компании, о сотрудниках и врагах, обо всех опытах и испытуемых, даже о нас. Я понимал, что если папка окажется у них, то все закончится - наши жизни будут в их руках, и больше никто не сможет им помешать, они убьют всех нас, но был такой жалкий шанс, а я должен был им воспользоваться.На полу что - то блеснуло, и я привстал, наклоняясь. В моих руках оказалась золотая цепочка, моя любимая цепочка, потому что она была Викина. Это был мой первый подарок ей, и она никогда его не снимала. Она говорила, что когда носит ее, то как будто чувствует меня и всегда при этих словах смущенно улыбалась. Она любила меня, а я был настолько жалок, что даже в своих чувствах разобраться не мог. Любил ли я ее всегда? Нет, это был единственный вопрос, на который я был готов дать ответ. Когда я ее полюбил? Когда понял, что люблю? Точно ли я ее люблю? Я не мог ответить, но я нуждался в ней так сильно. Я всегда нуждался в ней.Я не верил в любовь с первого взгляда, и она тоже. Нашу любовь, скорее, нужно называть любовью с миллионного взгляда. Это ведь даже любовью назвать нельзя, когда не зная человека, только по его внешности, вдруг тебя "поражает громом". Влюбляются медленно, любовь убивает медленно, а разве можно забыть своего убийцу? Мне потребовалось несколько лет, чтобы, наконец, узнать Вику полностью, а ей всего несколько бессонных ночей в детстве, когда я рассказывал ей все о своем отце, о Дашке, о маме, о друзьях и даже о том, как сильно мне иногда не хочется быть сильным. С детства ничего не изменилась, разве что теперь мы иногда еще и трахаемся.

Ее любовь с каждым днем становится все сильнее, а я, до нее вообще, не верил, что меня можно любить. Мне не была нужна ничья любовь, кроме любви отца и матери, и ни один из них не дал мне ее. Они пытались растоптать меня, и у них почти получилось, а после отправили сюда, в эту гребанную школу, которая окончательно убивает чувства во всех своих учениках.Мне было семь, когда мы с ней познакомились, и единственное, что я делал - это презирал ее. Меня раздражали ее привычки, ее слабости и ее покорность Даше, она даже не пыталась сопротивляться. Мне кажется, она боялась остаться одна и, черт подери, как же меня бесило то, что мы были даже слишком похожи.

Мне было десять, когда я начал встречаться со Старковой, и единственное, что я делал - это ненавидел Вику. Боже мой, я просто сгорал от ненависти к ней, я совершенно не мог находиться рядом с ней и вечно пытался довести ее до слез. У меня это всегда получалось, и этим она бесила еще больше.Мне было четырнадцать, когда я стал замечать ее взгляды, и единственное, что я делал - думал, как бы затащить ее в постель. Меня дико заводили все ее смущение, когда я смотрел на нее и, якобы случайно, дотрагивался до ее руки, когда говорил что - то пошлое или рассказывал о наших ночах с Дашей. Она дико ей завидовала, я знал, но даже не представляла, как сильно я мечтал о ней. Я хотел быть первым, она была моей девочкой, и никто не смел, смотреть на нее - Вика была мне как сестра, но, то, что я чувствовал к ней, было совершенно не семейным.

Мне было пятнадцать, когда мы, наконец, переспали, и единственное, что я делал - презирал ее. Она отдавалась мне полностью, я был у нее первым, а она у меня... я уже не помню какой, но, ни одна из девушек не приводила меня в такой восторг. Дело не в сексе, а в том, как сильно она пыталась показать мне, что любит, что моя, что всегда готова быть только моей и что я могу делать с ней все, что захочу. И я делал.Мне было шестнадцать, когда ее преданность перешла все границы, и единственное, что я делал - это ненавидел ее. Вика была готова простить мне все, а прощать мне нужно было многое. Она была готова отдаться мне везде, где было можно и нельзя. Я знал, как сильно она боялась, что нас застукают учителя или ее родители, но еще сильнее Кузнецова боялась, что я ее брошу. Вика не смогла бы без меня, а я все еще боялся признаться себе, что тоже не смогу без нее.Мне семнадцать, и весь мир рухнул. Сейчас я ничего не понимаю. Я любил ее, да, но что с этим делать, тоже не знал. Наши отношения всегда были лишь одной сплошной болью, и по-другому мы просто не могли.

- Я же говорила, что он будет здесь! - Старкова указала на меня пальцем и немного отошла к Андрею. Наши отношения с ней окончательно испортились, она ненавидела меня из-за Вики, и я ее тоже из-за нее. Лиза бросилась ко мне, поцеловала в щеку и крепко прижалась. Зачем они сюда ее притащили? Придурки.- Что ты здесь делал? Ты узнал, где Вика? - Павленко присел рядом со мной и задумчиво оглядел чердак. Этим занимались и оставшиеся троица, все эти жалкие трусы, которые предали свои воспоминания из-за своего страха.

- Отец сказал, что нам нужно отдать им одну вещь, - Старкова скривилась при "отце", но я не мог называть его иначе, у меня не получалось, как бы я не старался, этого никто не понимал. Никто, кроме нее. - Ту... ту старую папку со всей информацией и... если мы не отдадим им ее, то Вику убьют.Я приложил все усилия, чтобы казаться бессердечным и говорить без интереса, но вряд ли у меня получилось. Во мне был целый ураган эмоций, но выразить их было некому. Вика была единственной, кто понял бы все и никогда не посмеялся, она была мне нужна, она всегда была мне нужна.Мне безумно хотелось, чтобы на месте Лизы сейчас была Вика. Чтобы она поглаживала меня по плечу, так заботливо, чтобы целовала, так нежно, чтобы просто обнимала. Лиза была слишком грубой и ненастоящей, меня тошнило от нее. Я был готов сделать все, чтобы с ней, с Викой, ничего не случилось, но мое бессилие меня побеждало. Я ненавидел себя.- Но мы не можем отдать ее! - Виноградова, наконец, оторвала свои руки от моих волос и нетерпеливо вскочила. - Мы все всё равно, рано или поздно, умрем, а так ее мучения лишь закончатся быстрее! Эта папка наш шанс!В этот момент я понял, как сильно ее презираю и ненавижу. Мне, как будто, открылись все ее тайные стороны, ее самая главная сторона, где была вся она - мелочная и жалкая девчонка, которая не умеет любить. Меня тошнило от нее, по всему телу двигалась нервная дрожь из - за сдерживания. Больше всего на свете мне сейчас хотелось ударить ее, грубо и дико больно, чтобы научить ее чувствовать. Сука, гребанная сука.Я ничего не понимал. Как мог встречаться с ней, целовать, обнимать и, черт побери, любить? Разве можно любить таких, как она? Слабых и жалких не любят, их лишь презирают, и я это делал. Ненависть поглотила меня с головой, и ее боль была самой желанной на свете. Пускай покорчится в собственной крови и рвоте, пускай будет умолять, пускай сдохнет, наконец. Такие, как она, не живут. Слабые должны умирать, так ведь? Тогда какого хрена она все еще жива?- Заткнись, Лиза! Мы спасем Вику, твой парень сам все сделает, это ведь он виноват! - Даша уже вся была в слезах и от ее лицемерия уже тошнило. Она никогда не была настоящей, а я понял это только сейчас.Лицемерие было частью ее жизни, оно вошло под кожу и осталось там. Когда всем детям раздавали добро и счастье, на нее не хватило. Она всегда была слабой и глупой, но при этом умудрялась, умело управлять людьми. У нее всегда это получалось, ей было невозможно сопротивляться, а она была хорошей актрисой, которая умела убеждать людей в том, что любит их, хотя даже любить не умеет.Мы с ней были похожи. Наверное, поэтому я так долго ее терпел или она меня? Мы ненавидели друг друга, но при этом она умудрилась влюбить меня в себя. Я прощал ей все, только потому, что был должен, только потому, что нуждался в ней.

- Это ты заткнешься, Даша! Где была ты, такая хорошая подруга, когда Вика в тебе нуждалась? Где была ты, когда она хотела покончить с собой? Ты трахалась с Андреем на чердаке, когда встречалась со мной, а после обвиняла ее в том, что она умеет любить! - от ярости дико трясло все тело и хотелось просто выть от злости, от страха, от того, что остался один. Я умирал без нее, а никто не хотел помочь. Каждый решил добить.В глазах Старковой появились слезы, и она отрыла рот, но сразу же его закрыла. Сейчас она была похожа на рыбу в воде с ее отчаянными попытками выдавить из себе слезы и что - то сказать в ответ. Даша не любила проигрывать, она вообще ничего не любила, и только Вика знала, как сильно я ее презираю.Это она во всем виновата, это она не обращала внимания на Вику, это она позволила закопать ей себя заживо, это она не спасла, и я презирал Старкову. Она всегда была лишь гребанной сукой, которую не интересовали чужие проблемы, я всегда ей это прощал, но какого хрена она не помогла ей?- Это ты ее убила, и я ненавижу тебя, Даша! - кулон больно впивался в кожу, сдерживая все порывы, но я больше не мог здесь находиться. Со всеми ними, которые изображают лучших друзей, но никто из них так ни разу и не вспомнил ни о Теме, ни о Юле. Я задыхался, мне срочно нужно было "в воду".