1 часть (1/1)
***Альжбете девять. Отец изводит ее латынью, а ей хочется сбежать от скрипа перьев комнаты к озеру вместе с детьми конюха Миклоша и внучкой кухарки Оршики, на ходу уминая свежий калач; купаться весь день и собирать цветы на лугу у дальнего холма. Отец никогда не зовет ее по-венгерски, все смеется, что где-нибудь в Тренчине(1) ее все будут величать пани Альжбетой и непременно угощать грушами. И обещает, что они обязательно поедут туда, в тепло, а маленькая Альжбета запоминает на всю жизнь, что тренчинские груши самые сладкие, и что у нее два имени.После упоминания о грушах отец непременно делает строгое лицо и велит продолжать сражаться с Тацитом, но потом не выдерживает — смеется, и они вместе идут осматривать окрестности Эчеда(2) с одной из высоких башен замка. Тацит проигрывает эту битву, гордо уносит хрупкий пергамент с поля боя в тишину замка Эчед.***Альжбете тринадцать.Она живет одна в замке, полном слуг, но разве слугам есть дело до того, что ей не с кем поговорить? Отца не стало месяц назад, а мать, вечно кутающаяся в лабиринте пустых продуваемых коридоров Эчеда, умерла, едва Альжбете исполнилось десять. В Эчеде остается только память об отце, только смерть и пронизывающий ветер. Старший брат Иштван отбывает учиться в Вену, младшие сестры разъезжаются по замкам опекунов. Альжбета отказывается ехать, остается в замке с воспоминаниями, надгробной плитой отца и старой нянюшкой Илоной.Она много читает: латынь, немецкий, греческий. Священное писание, римские lex publica(3) и легенду о близнецах и волчице; трагедии Софокла и ?Илиаду? Гомера. Отец всегда говорил, что у нее светлая голова, и она не хочет разочаровывать его даже после смерти. Поэтому продолжает изучать свиток за свитком, но не может сосредоточиться — смысл ускользает. Мысли заняты не тем.Альжбета заставляет Илону каждый вечер заваривать шафран и осветлять им волосы, мазать снадобьями руки и лицо, чтобы отбелить их, пусть ей и нравятся ее черные глаза, смуглая кожа, темные волосы. Не нравится только чужое имя — Эржбет, которым ее называют все, кроме нянюшки. Эржбет внимательно смотрит на Альжбету из мутного зеркала в золоченой раме. У Эржбет светлые волосы, едва видные из-под украшенного самоцветами чепца, огромные темные глаза на белом, лишенном румянца лице и тонкие, почти прозрачные пальцы, унизанные перстнями. Перстни с пальцев все время слетают, но она не обращает внимания на это. И на Альжбету тоже.Эржбет с десяти лет обручена с сыном барона. Альжбета свободна, не принадлежит никому — она вольна сбегать рано поутру на кухню за кувшином молока и схватить с противня свежезажаренный лангош(4); она может вскочить в седло отцовского вороного Винара и мчаться во весь опор к озеру, и плавать в нем до изнеможения, и собирать цветы в полях. И заночевать в конюшне с подросшим сыном конюха Миклоша, черноглазым веселым Тамашем, которого наутро выпорет отец. Еще через день Илона напишет письмо брату Альжбеты, а Тамаш навсегда покинет Эчед. И на вопрос Альжбеты, куда он отправился, все будут молча отводить глаза.***Альжбете пятнадцать.Волосы у нее теперь светлые, совсем как у Эржбет, кожа белая, перстни на прозрачных пальцах не держатся, слетают. Нареченный Ференц Нададши дарит ей новые, а впридачу — расшитый самоцветами чепец, совсем как у Эржбет. Илона ахает — красота какая! — и, пожалуй, одна из немногих роняет слезу, собирая Альжбету в дорогу. Свадьба будет во Вранове, там уже заканчиваются все приготовления, говорят, туда прибудет сам король Иштван… Брат после церемонии возвращается в Эчед, а сама Альжбета отправляется в Шарвар вместе с новоиспеченным мужем. Он красив, у него смеющиеся серые глаза, тонкие губы, ему всего девятнадцать. После первой брачной ночи он уезжает из Шарварского замка, оставляя молодую жену на попечение матери. Ференц едет в Вену, в университет.Он ничего не говорит, не обнаружив крови на простынях, только сжимает кулаки до побелевших костяшек. Уже после отъезда, подслушав в кухне перешептывания служанок Оршоли — матери Ференца, — Эржбет понимает, что с таким приданым(5), как у нее, можно быть кривой на один глаз безносой горбуньей. С того самого дня она прячет Альжбету в самый дальний уголок сердца. Туда, где живы родители и Тамаш, где озеро и самые сладкие в Венгрии груши.Тридцать девять недель спустя Эржбет рожает старшую дочь.***Ей девятнадцать. Маленькая Анна подросла, любит сказки и жареные лепешки, Эржбет читает ей вслух ?Одиссею?, а нянюшка Илона рассказывает деревенские страшилки про ведьм и вампиров. Свекровь твердит, что семье нужен мальчик, наследник — вот уже почти готов к переезду Чахтицкий замок(6) у подножия Малых Карпат, купленный ею в подарок молодым. Эржбет соглашается, кивает, поддакивает — нужен, конечно, вот только вернется из Вены Ференц…Эржбет не выдает тайну Альжбеты. Эржбет не рассказывает про ясноглазого кузнеца Ласло Бенде никому, даже старой Илоне. Руки Ласло горячие, все в мозолях и заживающих ожогах, шершавые — сильные, крепкие, они так сжимают Альжбету, что она порой не в силах вдохнуть. Он и любит ее жарко, он сам — огонь, и Альжбета оживает, согревается, выбирается из своей украшенной самоцветами скорлупы. Ласло ею любуется, она словно нужна вся, целиком — с нелепыми отросшими темными корнями волос, светлыми запястьями и смуглым телом, с родимым пятном под коленкой и искривленным мизинцем на левой ноге.Ласло зовет ее Альжбетой.Огонь гаснет в октябре, когда возвращается из Вены Ференц и видит ее едва округлившийся живот. В то же утро прямо перед кузницей, во внутреннем дворе Шарварского замка, он своими руками оскопляет привязанного к столбу Бенде и, стирая попавшую на щеку кровь, цедит сквозь зубы:— Бросить падаль собакам.Эржбет молча наблюдает, как свора рвет на куски сильное молодое тело, как с хрустом сдаются под натиском острых зубов кости, как кровавым кульком оседает на вытоптанную землю тот, кто еще утром был живым огнем, в чьих небесно-голубых глазах жило что-то большее, чем выгодный брак или похоть. Эржбет безразлично изучает выветрившуюся от времени каменную кладку и узкие бойницы, сквозь которые видно небо. Эржбет все равно. Альжбета где-то внутри сжимается от горя, становится не больше наперстка. Ее не найти.Они проводят в Шарваре всю зиму. Ференц возится с дочерью, вечерами пьет вино у очага, развлекая мать придворными сплетнями. Он отстраненно вежлив с женой и никогда не опускает взгляд во время разговора. Огромного, неуместно выпирающего живота Эржбет для него не существует. В конце февраля они перебираются в Чейте.Темной мартовской ночью у нее рождается крошечная, меньше ока(7), девочка. Верная Илона, попытавшаяся ночью вынести дитя из замка, чтобы отдать его в добрые руки кому-нибудь из окрестных крестьян, получает десять ударов палками. Никто не спрашивает о ребенке, еще свежи в памяти людей воспоминания о ясноглазом кузнеце Ласло Бенде. Собаки воют несколько дней.Ференц милосердно дает жене время оправиться после родов — лишь спустя месяц входит к ней в спальню и запирает тяжелую дубовую дверь на ключ. Крики ее слышны в близлежащих деревнях, а наутро она не может ни сесть, ни встать, ее тело — один сплошной кровоподтек. Ференц не выпускает жену из спальни, еду ей приносит одна из служанок Оршоли — круглолицая бойкая Дорка, но больше не поднимает на нее руки. Эржбет отворачивается к стене и лежит целыми днями, изучая трещины в каменной кладке.Они не разговаривают три месяца. Ференц выпускает жену из заточения в середине июля, только уверившись, что она снова понесла.Маленькая Анна капризничает и не понимает, отчего мама больше не хочет ей читать.Каталину сразу отдают кормилице.***Эржбет тридцать восемь.Хрупкие ее пальцы стали цепкими, кожа на руках напоминает пересохший пергамент, перстням не дают упасть заметно расширившиеся после шести родов суставы. Этим рукам ничего не стоит удерживать крепость, у стен которой полыхает война.(8) Этими руками она ласково поит больных, ими же берет кипящее масло в котелке и прижигает раны. Турки вырезают жителей Венгрии целыми деревнями, вот уже в Чейте не осталось способных держать оружие мужчин. Кругом кровь, стоны, крики. Эржбет, словно одержимая, верхом на коне проносится мимо, ведя за собой отряд защитников Чахтицкого замка по дороге на Тренчин.Граница османской и королевской Венгрии пролегает совсем рядом с Шарваром. Но за Шарвар она боится меньше всего — его защищает Ференц, которого за военной службы турки прозвали Черным Беем. Боятся больше только советника императора Рудольфа, Гъорга Турзо, в чью резиденцию испанцы несколько лет свозили орудия пыток. У Эржбет нет времени слушать басни про ?железную деву?(9) в Битчьанском замке; у нее на руках десятки раненых, еще больше убитых, плачущие женщины и маленькие девочки — их бедра измазаны засохшей кровью, их лица застыли, челюсти сжаты, глаза смотрят в пустоту.Эржбет нужна им всем.Король Жигмонт заключает с императором Рудольфом очередной договор, и летом Ференц с отрядом возвращается в Чейте. Во дворе замка яблоку негде упасть, Эржбет почтительно приветствует супруга, а во время вечерней трапезы подмечает его взгляд, брошенный на одну из служанок, в числе прочих жителей одной из разоренных окрестных деревень нашедшую приют в Чахтицком замке.Эржбет тридцать восемь, и пусть на лице ее лишь недавно появилась первая морщина, тело носит на себе следы шести беременностей, а чепец скрывает седеющие пряди на висках.Девушка — Анастасия, кажется, что за имя такое у простолюдинки! — не просто молода, не просто красива. Она напоминает ей ту, другую, которая исчезла холодным октябрьским утром.Альжбету.И Эржбет присматривается к ней, выжидает, изучает внимательно — да, удивительное сходство, вот только глаза у девушки светлые, голубые, в них не горит тот темный огонь, что был у молодой Эржбет, в них нет безрассудной тяги к свободе Альжбеты, одно только детское удивление.В гневе Эржбет разбивает зеркало, ранится до крови. На мгновение ей кажется, сквозь паутину трещин на нее глядит безумная старуха, заламывающая окровавленные руки, грязная, волосы ее сбились в колтун; платье, богато украшенное прежде, изодрано и смято; вокруг нее разбросанные бумаги и сломанные перья.Мелькнув, отражение исчезает.Эржбет кажется, что она сходит с ума.Она не спускает глаз, всюду следует за мужем. Старая Илона, после долгих уговоров вняв ее просьбе, кряхтя и стеная, помогает остальной прислуге, присматривается, наблюдает. Дорка тоже неусыпно следит за девчонкой. И в августе застает ее сидящей на дереве и поедающей едва созревшие груши.Те самые тренчинские груши, что так расхваливал отец.У Эржбет темнеет в глазах.В ярости она, словно повинуясь чьей-то чужой воле, велит раздеть девчонку, привязать к стволу грушевого дерева и обмазать ее тело медом. И смотрит, смотрит бесконечно долго, как вьется над распухшим от укусов телом черной огромной тучей рой насекомых.Девчонка не кричит уже, не хрипит, только едва слышно стонет, на ней нет живого места, вся кожа покрыта увязшими в меду насекомыми.— Я не замечал за вами подобной жестокости, моя графиня, — раздается тихий голос за спиной. Ференц.— Анья, анья(10)... — шепчут потрескавшиеся губы. Она бьется в агонии и затихает, сквозь опухшие веки устремив остекленевший взгляд на Эржбет. Горбун Фицко, помощник замкового плотника, обливает тело водой и переворачивает его лицом вниз тычком сапога. Под коленом меж налипших кусочков трухи и засохших травинок угадывается родимое пятно.Эржбет кричит и оседает на землю.***Те осколки воспоминаний, оставшиеся ей, замурованной в собственной спальне узнице, долетают словно сквозь толщу мутной воды. Смерть пятилетнего Андраша(11), долгая болезнь Ференца, завещавшего Гъоргу Турзо, ставшему к тому времени палатином Венгрии и занявшему у них целое состояние, опекать Эржбет с детьми.Лица, лица.Безумный священник Мадъяри Иштван, разносивший по округе сплетни о купающейся в крови графине, новый король Матьяш, задолжавший ее семье еще больше Турзо, шепотки по углам...Будто бы она убивала служанок, пытала и истязала вместе с верными Илоной и Доркой. Их вместе с Яношем Фицко и прачкой Катаржиной увозит Турзо. И они не возвращаются.Вспышки жестокости: вот забитая до полусмерти за воровство кухарка, вот саму Эржбет запирают в подвале Чахтицкого замка, а старательно прячущий довольную ухмылку в усы Турзо подкладывает в ее темницу то какие-то полные странных приспособлений сундуки, то еле дышавшую девочку лет тринадцати, не дожившую до рассвета...Трупы незнакомых девушек, найденных в подвале замка — изуродованные, изломанные. Она не помнит их, не понимает, откуда берется страшное ?восемь сотен тел молодых женщин, умерших?. Она собирается ехать в Битчу, но ее не выпускают из замка, а долговые письма короля Матьяша и палатина Турзо куда-то исчезают после обыска. Суд проходит без нее.Паль, сын Эржбет, сжимающий ее ладонь и шепчущий ?прости, прости, анья, они все сговорились, они все против нас?, его сухие рыдания... Каменщик кладет последний кирпич, навсегда отделяя Эржбет от мира живых, оставляя окно, через которое едва проходит кувшин с водой.Три с половиной года смятых писем, прошений о помиловании и изломанных перьев.Ночи этим летом особенно холодны.Последнее перо ломается в трясущихся пальцах, когда она дописывает завещание.Король Матьяш не вечен, Турзо вряд ли переживет ее детей, пусть враги пока пируют на костях — так думает Эржбет, выводя неровное ?...графиня Батори из Эчеда, Альжбета Баториова-Надашди? и ставя незамысловатый вензель ?Е? в углу пергамента.Титул и родовые земли достанутся Палю.Анне, Каталине и Оршоле отойдет часть имущества.Пусть не сразу, не сейчас, но когда ее враги умрут, дети смогут воспользоваться этим обтрепавшимся по краям клочком бумаги.(12)— Передай Палю, что мне нынче очень холодно, — шепчет она условленные слова часовому.Эржбет засыпает, накрыв ледяные ступни подушкой, а во сне к ней из мутного старого зеркала в золоченой раме выходят Тамаш, ясноглазый Ласло с крошечной Анастасией на руках, старая нянюшка Илона и смешливая Дорка; они кружатся вокруг в хороводе и поют псалмы, и Эржбет тоже начинает подпевать.И тогда она видит, что меняется ее отражение в зеркале, чернеют, распутываются волосы, загорается живой огонь во взгляде, и вот уже ни морщин, ни старческих узловатых пальцев — с тонких загорелых девичьих рук слетают тяжелые перстни, и Альжбета, заливисто хохоча, взлетает в небесную высь, поднимается над замком, и заложенные кирпичами двери и окна ей больше не помеха.Она свободна.