Пути неисповедимы (1/1)

Через две недели Никиту выписали домой. Она не понимала, зачем до сих пор жива. Зачем сердце бьётся, и лёгкие требуют кислорода, и грудь всё ещё наливается молоком?— в надежде соединиться с той, кого уже не было в живых. Она не чувствовала рук и ног, не видела ничего перед собой, кроме пульсирующего болью, единственного воспоминания о своей дочери. О том моменте, когда заглянула в её глаза и поняла, что никогда и никого так сильно не полюбит.Майкл зашёл к ней в лазарет ещё один раз, но она не смогла заставить себя даже посмотреть на него. Её страдания, отражённые в его глазах, словно увеличивались в сто крат, становились ещё более реальными и неотвратимыми. Она не могла вынести этого, не могла ничего ему сказать. Ей казалось, что она рассыпется на части, если он ещё хотя бы раз дотронется до неё.Лучше было просто уйти. В тишине собственной квартиры можно было часами лежать и заново проживать те семь месяцев, которые когда-то казались ей пыткой, но теперь стали единственным спасением. Снова и снова она возвращалась мыслями к тому дню, когда впервые заподозрила беременность. Задержка была небольшая, всего три дня, но она уже знала, уже чувствовала… Как дрожали её пальцы, сжимавшие бумажную полоску! Её пальцы, столько раз спускавшие курок, убившие стольких людей, теперь не могли уняться из-за каких-то чёрточек, проступивших на индикаторе. В её руках теперь была новая жизнь.Из глаз брызнули горячие слёзы. До вечера она металась по квартире, словно загнанное животное, мысленно отвергая один вариант за другим. Только не аборт, только не говорить Майклу… Убежать, убежать из Отдела, как полгода назад! Она сможет, она всё вынесет, она выстоит. Ради той, что была ещё такой крошечной, что её бы вряд ли разглядели под микроскопом. Но сердце знало. Сердце уже билось только для одного.Это лучшее, что она могла сделать в своей жизни. Единственное, ради чего и стоило жить.А теперь?..Теперь можно было только лежать и смотреть в потолок. Просто ожидать, когда её вызовут на миссию, где она встанет под первую пулю?— и всё это кончится. Вся эта бессмысленная история и бессмысленные страдания наконец-то оборвутся.Никита никогда не верила ни в Бога, ни в судьбу. Но в тот день, когда увидела две полоски, в ней зародилась странная уверенность, что так надо. Что всё решено заранее. Что кто-то свыше подарил ей эту надежду. Что если они с Майклом создали новую жизнь, то во всём этом был смысл. И ей нужно было просто быть сильной, просто идти до конца, довериться этой невидимой нити, ведущей её.Но как же это было глупо!.. Всё это?— одна большая случайность, комок тайных планов и манипуляций, сложная цепочка событий, которая могла оборваться в любой момент. Абсолютно любой момент.Она бы хотела, чтобы было иначе, но теперь сомнений не оставалось. Во всём этом не было никакого смысла и никакого плана. Никто не подарил ей этого ребёнка, она сама нашла в нём высшее предназначение. Сама полюбила его и сама потеряла. Это была только её боль и её крест. Никто не мог облегчить её страдания. Никто другой не носил её в себе семь долгих месяцев, не чувствовал её нежные толчки, не слышал её первого крика.Ни в её смерти, ни в жизни не было никакого смысла. И оставалось только ждать, когда всё закончится само собой.***Телефонный звонок донёсся до неё, словно сквозь туман. Несколько секунд она лежала, не шевелясь, прислушиваясь, пытаясь понять, не играет ли с ней воображение злую шутку. Потом, на негнущихся ногах, спустилась вниз и подняла трубку.Голос был совсем не тот, какой она ожидала услышать. Голос был словно сгенерирован на компьютере. Голос продиктовал ей координаты и отключился.***Долго она не раздумывала. Если её убьют, то пусть. Так будет быстрее и лучше.Никита завязала волосы в небрежный комок, натянула чёрный плащ до пят и спрятала глаза за тёмными очками. Точка на навигаторе вела её куда-то в город. Она ожидала увидеть заброшенный цех или грязный бар, но оказалась у какой-то кофейни, выходящей окнами на маленький парк. Пространство внутри состояло из закутков и уголков, столы располагались так, будто каждый из них находился в своём собственном мирке, отгороженном от остальных. В глубине зала, у самого окна сидел Майкл.Никита вдохнула и на секунду, пока они ещё не успели встретиться взглядами, засомневалась, стоит ли оставаться. Ей было всё ещё слишком больно, слишком невыносимо говорить об этом. Зачем он позвал её сюда? Зачем мучает её?..Он привстал, увидев её, и снял с лица очки. Она подошла ближе, намереваясь покончить с этим побыстрее и вернуться домой, в привычный кокон забытья.—?Что ты здесь делаешь? —?спросила она, едва контролируя своё нетерпение.—?Мне позвонили и сообщили координаты,?— ответил Майкл, безуспешно пытаясь поймать её взгляд.Никита принялась на автомате сканировать пустое кафе в поисках возможной угрозы. Майкл прижал руку к телу, почувствовав успокоительную тяжесть беретты, спрятанной у рёбер.Дверь кофейни отворилась, и они увидели того, кого совершенно не ожидали здесь встретить. Он всё ещё хромал на левую ногу после выстрела Мэдлин, но в глазах была странная решимость.—?Садитесь,?— произнёс он, словно разговаривая с непослушными детьми.Оперативники опустились на стулья друг напротив друга, и Вальтер разместился между ними. Он порылся за пазухой и положил на стол маленький квадрат бумаги. Когда Никита увидела, что это, её сердце?— впервые за две недели?— забилось так, как раньше.На фотографии было лицо малышки, любопытно выглядывающей из пелёнок. Эти бездонные голубые глаза Никита никогда бы не смогла забыть.Впервые за встречу она посмотрела на Майкла?— и порадовалась, что сидит. Она вдруг поняла, что всё это случилось не только с ней. Что две недели она была одержима собственной болью, но у этой девочки была не только мать, но и отец. Отец, который ни разу не видел её, ни разу не прикоснулся к ней,?— и точно так же потерял её навсегда.—?Что это? —?выдохнул Майкл, поворачиваясь к Вальтеру.—?Ты знаешь, что это,?— осадил его Вальтер. —?Я пришёл сюда не извиняться и не объяснять. Чтобы выжить, она должна была умереть. Мы все знаем, как это работает.Старик горько усмехнулся и перевёл взгляд на Никиту—?Вы не должны были ничего знать. Но я не мог смотреть, как ты истязаешь себя, сладкая.Никита вцепилась в его руку с такой силой, что старик был уверен?— завтра там обнаружатся синяки.—?Где она? С кем? —?прошептала девушка, сглатывая слёзы.—?С ней всё хорошо, о ней позаботятся,?— старик помотал головой. —?Это всё, что вы должны знать. Для вашего же блага?— и для её.—?Вальтер!.. —?взмолилась Никита.—?Даже не проси,?— оружейник твёрдо встретил её взгляд. —?Вы можете сделать только одно: дать ей имя.Девушка резко вдохнула и посмотрела на Майкла. Поразительно, но за всё это время она ни разу не подумала об имени. Она была просто её крохой, её малышкой, её девочкой.—?Мирей?.. —?сорвалось с губ оперативника. —?Это означает ?чудо? по-французски…Его щёки вспыхнули едва уловимым румянцем.Никита прошептала имя, словно пробуя его на вкус, и улыбнулась.—?Мирей,?— кивнула она Вальтеру.Старик посмотрел на них обоих, а потом на фотографию.—?Сожгите её… —?процедил он,?— после.Вальтер поднялся и направился к выходу.Никита позволила Майклу сесть совсем близко и взять её руки в свои. По её лицу неостановимо катались слёзы, но они опаляли собой робко расцветающую улыбку.—?Расскажи мне о ней,?— прошептал мужчина, придвигая к себе фотографию. —?Расскажи мне всё.Она кивнула и зарылась лицом в его свитер, вдыхая тёплый родной запах и чувствуя ответное биение сердца.***Ольга откинула одеяло и аккуратно приподняла малышку на руки. Спустя три месяца после рождения девочка заметно окрепла: её больше не нужно было держать в кувезе, ежечасно проверяя температуру и влажность воздуха, больше не нужно было кормить специальными формулами для недоношенных и бояться, что внезапно откажут жизненно важные органы. Самое страшное осталось позади. Эта кроха справилась со всеми трудностями: набрала вес, научилась пить из бутылочки, научилась не скучать по маме. Хотя первая неделя была почти невыносимой, теперь девочка почти никогда не плакала, а лишь внимательно смотрела на всё, что происходит вокруг, своими бездонными синими глазами.Иногда Ольге казалось, что всё это сон, старческий маразм, в который она впала от боли, и только тёплый вес на руках, только мирное посапывание ребёнка могли доказать ей обратное. Она не отходила от малышки ни на шаг, рассказывая ей о матери и обо всём, что случилось за последние семь месяцев. Она даже пела ей песню на английском, которую когда-то мурлыкал Вальтер, и пыталась прочитать письмо, выпавшее из-за пазухи Никиты. Французского она не знала, но знала, что должна была сохранить это клочок бумаги, разорванный и склеенный вновь, чтобы дать девочке хоть что-то от отца.Всё это было чудом, необъяснимым, во многом мучительным и страшным, но всё же чудом. В шестьдесят лет она прекрасно понимала, что других чудес в жизни не бывает, что любое счастье достаётся высокой ценой, а самое высшее счастье?— только жертвой. Она надеялась только, что на другом конце земного шара Никита нашла в себе силы жить дальше и что она была не одна.Под окнами раздались шаги, и Ольга выглянула из-за занавески. Сергей открывал калитку, с трудом удерживая в руках тяжёлые сумки и отдуваясь в усы, которые недавно отпустил, видимо, чтобы больше походить на ?дядю Серёжу?, которым себя величал. Как она убедила его тогда оставить Никиту истекать кровью, она и сама не знала. Он не уходил до последнего и даже потянулся за пистолетом, угрожая Ольге, но что-то остановило его. Кто-то как будто заранее сложил эту картину и прописал каждый их шаг, кто-то упорно вёл их к единственно возможному финалу. Сергей мог только встретить свою судьбу?— или умереть, противясь ей.Ольга тихонько улыбнулась, укачивая ребёнка, и пошла отпирать дверь. Сергей с порога схватил их в охапку, словно они не виделись сто лет, и нежно приложился губами к лобику девочки. Синие глаза внимательно посмотрели на него в ответ.—?Я вам арбуз привёз,?— сказал он, выкатывая на стол огромного зелёного пузана.—?Да куда мне такой! —?добродушно запричитала Ольга. —?Ей же нельзя ещё…—?Ничего-ничего! —?отмахнулся парень. —?Пусть заранее привыкает. Когда подрастёт, ух мы с ней арбузов нащёлкаем!Ольга рассмеялась и пощупала пелёнку?— не протекла ли? Не пора ли купать?—?Ну что, имя-то придумала? —?спросил Сергей, ставя чайник. —?Смотри, назову Александрой, потом уже не отвертишься.—?Мира,?— ответила Ольга.—?Мира? Это что ещё за имя такое? Мирослава что ли? —?воскликнул парень, почёсывая голову.—?Вроде того,?— женщина пожала плечами и закусила улыбку.Она присела за обеденный стол и посмотрела на желтеющие в августовском солнце листья. Если чудесам суждено было случиться, то они затрагивали своим теплом всех и вся.***К концу года Никита прошла ускоренный курс переподготовки и вернулась к работе. Она всё ещё безмерно скучала по дочери, всё ещё чувствовала фантомные боли где-то внутри себя и знала, что они никогда не пройдут. Но она также знала, что способна жить дальше, способна функционировать и думать о заданиях, способна подмечать, что Майкл заходит к ней несколько раз в неделю, заполняя квартиру своим тихим присутствием и запахом кедра. Иногда она часами рассказывала ему об очередном эпизоде своей тюремной жизни, а иногда просто сидела и молчала, наблюдая, как он готовит ужин или моет посуду. Несмотря на то, что они едва касались друг друга, никогда раньше она не чувствовала с ним такой всепоглощающей близости.Где-то на другом конце земного шара росла их дочь, и пусть они никогда не увидят её, они дали ей жизнь. Спасли единственное, что имеет значение.В свете случившегося, всё, что творилось в Отделе, теперь отошло на второй план. Никита больше не раздражалась ни от угроз шефа, ни от манипуляций Мэдлин, хотя с последней всё-таки хотела поговорить. Именно к ней она теперь и шла?— в знакомый офис из серых стен, где единственным признаком жизни были цветы на стене.Старший стратег встретила её дежурной улыбкой и кивнула на кресло. Никита молча выслушала отчёт о своих результатах, внимательно наблюдая за движениями карих глаз, словно пытаясь прочесть в них что-то.—?У тебя остались вопросы? —?спросила Мэдлин, складывая руки в шпиль.—?Я скажу тебе то, что уже говорила когда-то,?— Никита подалась на стуле вперёд. —?Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю.Мэдлин с удивлением вскинула бровь, но от Никиты не ускользнуло, как дрогнула её нижняя губа.—?Мне жаль, что это случилось с тобой,?— продолжила девушка. —?Потерять ребёнка?— это хуже, чем умереть самой. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь тебя простить… Но я понимаю, что это значило для тебя.Старший стратег опустила глаза и почувствовала в горле солёную, годами копившуюся волну. Когда дверь за оперативницей закрылась, Мэдлин упала лицом в ладони и зарыдала так, как не рыдала с тех самых пор, как умерла её сестра.