Друг (1/1)

Никита выжала тряпку и принялась тереть старое керамическое судно, впаянное в пол. Она уже давно перестала задаваться вопросом, почему русские не используют классические унитазы, и научилась не замечать зловонного запаха, идущего из сливного отверстия. Пока её ладони?— потрескавшиеся от хлорки и загрубевшие жёлтыми мозолями?— раз за разом выполняли одни и те же действия, мысли уносились в совершенно иную плоскость. Заканчивался третий месяц беременности: утренняя тошнота почти перестала мучить её, уступив место нарастающему голоду; без одежды уже была отчётливо видна лёгкая и ровная выпуклость живота, и внутри ощущался приятный вес, словно она носила там авокадо или небольшое яблоко. Хотя заглядывать в будущее было невыносимо страшно, в голове сами собой возникали мечты и вопросы, посещающие всех будущих матерей: мальчик это будет или девочка, какого цвета будут глаза и волосы, крупненьким родится или не очень, как закричит в первый раз, сразу ли возьмёт грудь и т.п. Иногда ей представлялось, как она качает младенца на руках, как наблюдает его первые шаги и учит первым словам?— и, когда сладостный дурман рассеивался, в глазах Никиты всегда стояли слёзы, а сердце разрывалось на куски. Она знала, что никогда не сможет воспитывать своего ребёнка и наблюдать за тем, как он растёт. Максимум, на что была надежда,?— это дать ему жизнь, а затем спрятать там, где никто не найдёт. Спрятать даже от самой себя, чтобы никто не выбил у неё эту информацию, чтобы отрезать любые пути к воссоединению.Майкл предупреждал её, что это будет куда сложнее, чем всё остальное, и теперь она начинала понимать, почему. Существо внутри неё пока ещё лишь отдалённо напоминало человека, а она уже постоянно разговаривала с ним, читала ему письмо, которое удалось кое-как склеить, и даже не могла себе представить, что через несколько месяцев придётся оторвать от себя эту новую жизнь и оставить. Просто оставить. Как?..Никита вздохнула и бросила тряпку обратно в ведро. Вода вспенилась коричневыми пузырями и зашипела на неё, словно змея. За шумом собственных мыслей и дурных предчувствий, девушка не сразу услышала шаги за спиной. Едва она успела разогнуться, как кто-то прижался к ней сзади почти вплотную и вцепился пальцами в грудь.—?My loneliness is killing me… —?нескладно пропел молодой голос.Никита громко выдохнула и отшвырнула охранника к двери кабинки, которую тот предусмотрительно закрыл на щеколду. Деревянная рама жалобно скрипнула, но не поддалась. Отойти от парня теперь можно было не больше, чем на шаг, и единственный выход он прочно закрывал своим телом.—?Я… делать хорошо… ты,?— медленно проговорил Сергей по-английски, сверкая ямочками на щеках. —?Я одиноко, ты красивая… очень красивая…Он попытался приблизиться, но Никита подняла в руках грязную, вонючую тряпку, капающую коричневыми ручьями, и потрясла у него перед лицом. Парень рассмеялся и остался на месте: ему явно не хотелось пачкаться, да и на откровенное насилие он вряд ли был способен.—?Come on,?— сказал он,?— ты не одиноко?Никита твёрдо помотала головой и впилась в него взглядом.—?Как же Машка?Он мог не понять грамматической конструкции, но должен был узнать имя. Так и произошло: парень пожал плечами и виновато улыбнулся.—?Она… нет красивая,?— он замахал руками перед собой и скорчил рожу.После драки Машке наложили огромную повязку, скрывающую пол-лица. Сквозь неё девушка с трудом могла дышать, но теперь смотрела на обидчицу ещё более злыми глазами и наверняка вынашивала планы мести. Никита старалась избегать её и откровенно удивилась, что в качестве наказания ей назначили всего лишь внеочередную уборку туалета, а не карцер. Никаких угроз от Надюшиной пока банды тоже не последовало, хотя, возможно, они просто не успели придумать новый план.—?Ты ничего не получишь от меня,?— процедила девушка скозь зубы. —?Нет! Уходи отсюда!Она махнула рукой к выходу, забрызгав лицо охранника грязной водой. Он брезгливо вытерся рукавом и, отодвинув щеколду, попятился назад.—?Oh baby baby… —?пропел он, улыбаясь.Никита знала, что он попробует ещё раз?— в другой день, в другой ситуации?— но сейчас можно было выдохнуть. Он уходил, опасность временно миновала.Её взгляд скользнул в коридор, видневшийся за открытой дверью,?— и сердце тут же упало вниз. Там стояла грузная женщина из Надюшиной банды, несколько дней назад приставлявшая к горлу Никиты холодный нож. Она внимательно наблюдала за улыбающимся охранником, выходящим из кабинки, и за Никитой, стоящей на пороге. Поджав губы и, очевидно, сделав свои выводы, она бесследно скрылась за поворотом.Никита выронила тряпку и тяжело выдохнула.***Следующие несколько дней Никита была сама не своя: она вздрагивала от каждого шороха, по несколько раз проверяла постель и ожидала, что в любую минуту ей на голову свалится очередная неприятность. Искать защиты было негде: никто из арестанток не рискнул бы пойти против авторитета?— Надюшиной банды, постоянно шушукающейся и косящейся в сторону ?shluha??— а от охранников можно было получить только очередную грубость или сальную улыбку. Ситуация осложнялась всё более требовательным аппетитом, подтачивающим девушку изнутри. Она съедала всё, что давали, до последней ложки и всё равно оставалась голодной. Из зеркала на неё смотрели торчащие скулы и впалые щёки, ноги и руки превратились в голые мышцы, обтянутые кожей, и только грудь и живот наливались горячими соками. По ночам ей постоянно снилась еда, в особенности круассаны, которые приготовил Майкл в тот день, когда пообещал спасти их ребёнка, и она даже подумывала о том, чтобы своровать что-то из припасов, которые некоторые арестантки держали в камере, но всё же решила не создавать себе лишних проблем.Как Никита и опасалась, беда пришла сама. Ближе к концу недели сразу после ужина всех заключённых стали по очереди, по четыре-пять человек выводить наружу. Многие брали с собой какие-то свёртки, но девушка не успевала рассмотреть, что в них было. Её очередь пришла довольно быстро?— и ?судьба? определила ей в напарники Надюшину шайку в полном составе. Шагая по коридору, женщины с трудом сдерживали злорадные улыбки и украдкой поглядывали друг на друга. Сердце девушки упало в низ живота и забилось там глухо и часто.Сначала им всем выдали телогрейки, валенки и шерстяные платки, а затем повели на улицу?— к небольшому деревянному строению к востоку от прогулочной площадки. До этого Никита считала, что постройка имеет сугубо хозяйственное назначение, но теперь увидела, как из трубы на крыше валит дым. Снег под её ногами похрустывал бодро и вкусно, лицо легонько пощипывал мороз, и в чёрном небе бубенцами висели звёзды. Хотелось вдохнуть всё это, впитать в себя напоследок, оттянуть неотвратимое. Девушка на автомате замедлила шаг и подняла голову вверх. Через секунду ей в спину грубо врезалась Люба?— та крепкая женщина, которая угрожала ей ножом и застукала с Сергеем в кабинке туалета. Никита поскользнулась и едва не упала, но всё же смогла удержаться на ногах. Её реакции теперь были замедленны, и в мышцах поселилась слабость. Все её силы уходили на ребёнка, и потому в прямом столкновении можно было рассчитывать только на выброс адреналина и на удачу.Когда охранники подвели их к зданию, деревянная дверь со скрипом распахнулась, и наружу пролилась волна белого душистого пара. Через несколько секунд в нём прорисовались фигуры других арестанток, и тонко зазвенел девичий смех. Одна из девушек прошла мимо с непокрытой головой и мокрыми распущенными волосами, на её щеках алел яркий румянец. Никита догадалась, что внутри находилась своего рода сауна, но радость от того, что наконец-то можно будет помыться, тут же затянулась чернильным пятном дурных предчувствий. Охранники запустили женщин внутрь, но сами остались на улице.Комнатушка оказалась сверху донизу обита деревом. По периметру тянулись лавки и крючки, по полу петляли мокрые следы босых ног. Никита встала в углу, инстинктивно обвив живот руками и исподлобья косясь на Надюшину банду. Они азартно улыбались ей, но пока что держались поодаль и резво стягивали с себя одежду. Никто из них не стеснялся своей наготы: ни обвисшей груди, ни валиков жира на бёдрах, ни чёрных волос, проглядывающих между ног. Они, очевидно, были уверены, что Никита никуда не денется, и потому решили сначала позаботиться о себе, а уж потом научить её уму-разуму. Раздевшись, они исчезли за второй дверью, откуда пахнуло невероятным жаром.Никита постояла несколько минут, в растерянности кусая губу, и затем тоже принялась снимать с себя одежду. Возможно, ей удастся хотя бы немного почиститься, прежде чем они нападут. Конечно, у неё не было ни мыла, ни шампуня, ни свежей одежды, но, по крайней мере, в другой комнате точно была горячая вода: оттуда уже раздавались восторженные крики и странный железный грохот.Девушка разделась до трусов, подумала немного?— и стянула их тоже. Дёрнула за ручку обитой войлоком двери и ступила через порог в облако белого пара. Жар внутри оказался почти невыносим: у неё тут же закружилась голова, и она схватилась за скользкое бревно в стене, чтобы не упасть. Перед глазами всё поплыло, и можно было различить только четыре женские фигуры, надвигающие на неё из каждого угла. В руках они держали связки из деревянных прутьев, похожие на розги, а Машка, улыбаясь от уха до уха, несла таз с кипятком. Они хотели высечь её, сварить живьём…Никита попыталась вдохнуть?— и упала без сознания.***Очнулась она оттого, что кто-то хлестал её по щекам. Рука инстинктивно взметнулась вверх, отталкивая нападающего, и через несколько секунд, судорожно пытаясь сморгнуть дурман, Никита увидела перед собой круглое лицо в нимбе рыжих кудрей. Надюша.Девушка мгновенно отпрянула, вжалась в липкую от влаги бревенчатую стену и подтянула колени к животу, пытаясь хоть как-то защититься. Никто, однако, не собирался причинять ей боль: вся свита стояла чуть поодаль в безразличных, вялых позах, и только Машкины глаза блестели затаённой обидой. ?Главная? же смотрела на Никиту с тревогой и как будто даже заботой.Сделав несколько глубоких вдохов, девушка почувствовала, что в помещении стало гораздо прохладнее: кто-то открыл дверь в предбанник. Сама она лежала на узкой деревянной лавке, а Надюша сидела перед ней на корточках и что-то пыталась сказать. Никита спустила ноги на тёплый скользкий пол и помотала головой?— она не понимала ни слова. Тогда рыжеволосая женщина обвила руками свой живот и медленно произнесла:—?Оу-кей? Ты окей?Девушка пожала плечами и с опаской посмотрела на лавку: крови нигде не было, но в животе поселилась странная тяжесть, в то время как мышцы превратились в вату. Она попыталась встать?— и тут же опустилась обратно, цепляясь за мокрую доску под собой.Надюша нахмурила брови и крикнула что-то за спину. Её свита тут же принялась за дело: Галя и Люба набрали таз с горячей водой и поднесли к лавке, а Машка с каменным лицом положила рядом кусок серого мыла и мочалку из каких-то жёстких волокон. Не успела Никита толком осознать, что происходит, как ?главная? уже намыливала ей шею и руки?— сильными и ловкими движениями, словно удерживала своенравного ребёнка, который в любой момент норовил выскользнуть и убежать по своим делам. Происходящее, однако, было настолько ирреальным, что девушка и не думала сопротивляться: часть её мозга вопрошала, не сон ли всё это, пока тело всё больше расслаблялось под напором маленьких, настойчивых ладоней.Время обратилось в пар. Никита прикрыла глаза и вышла из забытья, только когда охранники принялись стучать в дверь. Надюша помогла ей подняться и выжать остатки влаги с волос. Неприятно было надевать на порозовевшую, скрипящую от чистоты кожу засаленную тюремную робу, но теперь это казалось не таким уж и важным: возможно, завтра ей удастся достать новую одежду или узнать что-то про стирку. Теперь, когда ?главная??— по одному богу известным причинам?— не собиралась ставить ей палки в колёса, можно было надеяться хоть на что-то.Морозная, чернильно-густая ночь ударила в лицо освежающей прохладой. Дышалось глубоко и легко, тело ощущалось легче пуха. Обратно шли в тишине, но тишине мирной и покойной. Слыша за спиной хрусткие, семенящие шаги Надюши, Никита впервые за долгое время искренне улыбнулась.Спала она той ночью крепко, как младенец. Снов не видела?— ни тревожных, ни обманчиво-приятных. Только под утро, за несколько минут до подъёма, она почувствовала под собой что-то мокрое?— и, откинув одеяло, мгновенно побледнела. Посередине кровати расползалось яркое алое пятно.