1 часть (1/1)

Свет на танцполе сменился с кислотно-желтого на ярко-алый. Порыв ветра из открывшейся двери всколыхнул занавески, но был даже не замечен танцующими людьми. Музыка стала будто бы ещё громче, и если раньше популярные треки ещё можно было терпеть, то теперь второсортный панк-рок с неправильно подобранной и совершенно не попадающей в темп барабанной партией заставлял Эштона морщиться от неприязни. Красный пластиковый стаканчик в руке парня был заполнен чем-то до жути крепким — он понял это по запаху, не сделав и глотка, — и Ирвин искал, куда бы вылить эту мерзость, и где бы взять простой минеральной воды с лимоном. Ну, или притворялся, что ему было нужно именно это. Кругами ходя по незнакомому дому, больше смахивающему на особняк, Эштон искал Люка. Они приехали вместе около получаса назад, и блондин уже затерялся где-то среди своих знакомых, утонув в пьяном веселье. А Ирвин волновался: он поехал на эту чёртову вечеринку только ради Хеммингса. Когда Люк позвонил лучшему другу с просьбой поехать с ним на день рождения к кому-то ?малознакомому, но охренительно интересному?, парень напрягся. Эта характеристика, употреблённая блондином по отношению к имениннику, не понравилась Эштону, и сначала он скептически предложил не ехать вообще, но потом, под напором вкрадчивого голоса, обещаний, легких угроз и ?Эш, ну пожалуйста, ты ведь любишь меня?, сдался. В назначенный день Эштон, собираясь, выбрал самую непримечательную одежду — в лучшей он старался ходить перед Люком, только когда они были вдвоём, что происходило весьма редко. Его выбор пал на чёрные скинни и толстовку нежно-розового цвета. Люк всегда говорил, что она похожа на зефир. В доме Хеммингса было уже весело, когда Эштон заехал за ним. Да, Люк был один, но это не мешало ему замечательно проводить время — например, напиться в хлам ещё до прибытия на саму вечеринку, где эта доза удвоится, и парень просто не сможет стоять на ногах. Тем не менее, сам Хеммингс лишь оправдывал это тем, что он устал от туров и бесконечных дней в студии, и ему нужно простое человеческое отдохнуть. — Люк, у тебя нет затычек для носа? Запах спирта сейчас разъест мои слизистые, — Эштон поморщился, подходя к парню, который крутился возле зеркала. Внезапно замедлившись, он вдруг обратил внимание на образ Хемиингса и подавился воздухом, застывая: чёрные штаны из лаковой кожи обтягивали его красивые стройные ноги, белая шелковая рубашка была расстегнута до середины, оголяя грудь. Эштон тяжело сглотнул, разглядывая украшения в виде цепочек разных размеров на шее и брюках, а потом и вовсе почувствовал слабость в ногах, потому что его взгляд упал на остроносые туфли Хеммингса. Мои любимые Челси, черт побери, — пронеслось в его голове, пока он нервно облизывал губы. Хеммингс хоть и был пьян, но все-таки заметил этот восхищённо-пожирающий взгляд друга, но со смущением сделал вид, что не заметил — именно на это ведь и надеялся Эштон, — а внутри просто ликовал. Выбирая одежду, Люк не мог определиться, какая из его рубашек нравилась Ирвину больше всего, и, кажется, все-таки угадал. Эштон продолжал молча пялиться на него, но теперь делал это не так открыто: он сел на диван в гостиной и искоса наблюдал за шатающимся вокруг Люком. На веках блондина были серебряно-розовые блёстки, что делало его голубые глаза ещё более похожими на два океана, скулы были подчеркнуты хайлайтером, а светлые волосы уложены так аккуратно, словно большую часть дня Хеммингс потратил именно на них. И для кого он так нарядился, черт возьми? — Эштон тут же одернул себя за подобные мысли. Мы ведь друзья, я не имею права ревновать его к каждому столбу, когда он об этом даже не подозревает. Люк же разглядывал наряд Эштона с легким скептицизмом. Он знал, как чертовски хорошо ему идут обтягивающие майки и грубоватые мартинсы, и потому искренне не понимал, по каким причинам в этот вечер вместо них парень выбрал спортивные кроссовки и толстовку оверсайз. Алкоголь ударил в голову очень быстро, и спустя некоторое время Люк только смеялся, потому что каждая его попытка сказать хоть слово сопровождалась взрывом хохота. В машине Эштон заставил его сесть назад, потому что боялся за сохранность своих рук на руле. Качнув головой, Ирвин вырвался из потока мыслей и вновь оказался в шумном холле гигантского дома. Прерывисто вздохнув, он отчаялся найти своего друга, и уже начинал жутко волноваться: мало ли, что придёт в голову этому пьяному придурку. Парню было сложно признать, что он просто соскучился, а ещё сложнее — что ему будет больно, если он увидит Люка сегодня с кем-то другим. Присев на стул, Эштон стал ждать. Одна песня сменилась другой, и он вдруг услышал шум и громкие возгласы в другом конце комнаты, тут же устремляя туда взгляд. На широкой барной стойке, вытянувшейся поперек помещения, стоял не кто иной как Люк, мать его, Хеммингс. От возмущения у Эштона перехватило дыхание. Он медленно встал и направился в ту сторону, но не чтобы помешать — нет, ему было до безумия интересно посмотреть на это представление, — а чтобы быть поближе и наблюдать с лучшего угла. Пьяный Люк так сильно отличался от трезвого, что порой казалось, что это два разных человека. Если Люк выпивал перед концертом, он всегда мог разогреть толпу с первой же песни, тогда как без алкоголя ему на это требовалось больше времени и помощь других. Вот и сейчас, Хеммингс стоял на этой чертовой барной стойке в абсолютно самоуверенном положении, наслаждался восклицаниями окружающих и двигался под музыку. Вдруг песня сменилась вновь. Что-то гораздо более энергичное вылетало из колонок, а Люк увидел Эштона в толпе, и в его голове что-то щелкнуло. Два взгляда пересеклись, один — с укором, другой — с самоуверенностью и забавой. — ...Candy bear, sweetie pie, I wanna be adored, — Хемингс едва ли мог перекричать голос девушки, но он звучал гораздо чище и красивее. Единственное, что не нравилось Эштону, это пристальный взгляд прямо в его глаза при исполнении песни. Качнув бёдрами, Люк запрокинул голову назад, его кадык плавно дернулся вверх-вниз, и Ирвин, наблюдая за этим как в замедленной съемке, почувствовал головокружение. — I’ll chew you up and, I’ll spit you out, — Хеммингс продолжал, снова глядя в ореховые глаза Ирвина. Внимательно наблюдая за реакцией, он положил палец на нижнюю губу и широко улыбнулся. Эштон сжал стаканчик в руках так сильно, что содержимое выплеснулось на пол, и Люк это заметил, довольно ухмыляясь. — I’m miss sugar pink, liquor liquor lips, — блондин поистине наслаждался песней, вдруг действительно хватая из-за стойки бутылку ликера и делая глоток прямо из горла. Эштон, который в начале хотел броситься на помощь обезумевшему от количества спиртного другу, теперь не мог пошевелиться, лишь завороженно следил за каждым действием. Наконец Люк присел, и теперь его высокая фигура уже не привлекала к себе так много внимания. Потом он и вовсе просто лёг на спину, смеясь, а Эштон наконец вновь обрёл способность двигаться и мыслить и направился к нему. Люк, заметив шагающего парня боковым зрением, тут же спрыгнул на пол и взял за талию стоявшую рядом девушку. Она захихикала, пока он кружил ее в бессмысленном танце, а Эштон сжимал руки в кулаки, ногтями оставляя отпечатки-лунки на внутренней стороне ладони. Следующая песня была почему-то чертовски медленной и тоскливой — совсем не подходящей для вечеринок, но никто и не думал её переключать. Отпустив девушку, Люк встал, опираясь на стойку, и устремил взгляд прямо на Эштона, который вновь остановился, не видя смысла идти дальше — теперь он, по правде говоря, ни в одном из своих действий не видел смысла, лишь сплошное разочарование. Хеммингс больше не пел, лишь продолжал пить из своего стаканчика и затуманенным взглядом смотрел на Эштона. Тот наконец подошёл к нему вплотную и вопросительно вскинул брови. — Весело тебе, значит? — в его голосе, против его воли, проскользнуло разочарование. Люк лишь неопределённо пожал плечами и устремил взгляд в дальний угол помещения, а потом вдруг вновь посмотрел на Ирвина, вскидывая палец и как бы призывая слушать. — Your sour boy is a pain, you wanna shoot him in the brain, but you’d miss him in the morning [Твой вечно выпивающий и веселящийся мальчик — заноза в заднице, ты хочешь выстрелить ему в лоб, но ты точно будешь скучать по нему утром], — он внезапно начал подпевать, пристально глядя другу в глаза. Тот нахмурился, настороженно внимая каждому слову. Это был чертовски странный текст — учитывая тот факт, что Люк коверкал его под своё настроение, и пел будто бы про себя, обращаясь к взволнованному Эштону, который уже не знал, куда себя деть. — It really hurts when I need to so bad, but I can’t see him [Это очень больно, когда я очень хочу, но не могу увидеться с ним], — несмотря на то, что в оригинале пелось her, Хеммингс изменил слово, четко произнося его и продолжая смотреть в глаза Эштону. Тот не мог пошевелиться, чувствуя себя так, словно у него заморозились все конечности, и лишь молча слушал, не веря тому, что слышит. Люк внезапно замолчал, ухмыляясь, и вновь сделал глоток спиртного. Эштон не выдержал, сел на стойку рядом и только открыл рот, чтобы высказать свои претензии вперемешку с перепутанными мыслями, как Хеммингс возобновил пение.— I wanna make a colour that no one else has seen before [Я хочу сделать цвет, которого еще никто не видел], I wanna be so much more [Я хочу быть чем-то гораздо большим]! I hope that he looks at me and thinks ?shit, he's so pretty? [Я надеюсь, что он смотрит на меня и думает: ?Черт, он такой красивый?]. Something I can't believe [Что-то, во что я не могу поверить], — он вдруг пожал плечами с непреодолимой грустью в глазах. — Что это всё значит? — Эштон не выдержал, спрашивая осторожно.— Что? Я просто люблю петь, — нахмурившись, Хеммингс снова пожал плечами и придал своему лицу безразличное выражение.— Но ты меняешь текст, — голос Ирвина сорвался под конец фразы. Люк притворился, что задумался над этим.— Да? А я всю жизнь был уверен, что поётся именно так, — и махнув рукой он, как ни в чем не бывало, стал уходить в сторону коридора. Эштон быстро спрыгнул на пол и схватил его за запястье, что заставило блондина удивлённо обернуться, замирая.— Нет уж, я искал тебя слишком долго, чтобы сейчас ты опять ушёл. Пойдем, нам нужно поговорить, — он потянул Люка за собой в сторону коридора, и тот молча повиновался. На самом деле, Эштон понятия не имел, о чём он будет с ним говорить, но снова смотреть, как парень продолжает напиваться и целуется с другими девушками, было выше его сил.Единственным помещением, где никого не было, оказалась ванная комната. Парни зашли туда, закрывая за собой высокую стеклянную дверь, и Люк сел на край ванны, скептически глядя на друга.— Что я сделал не так на этот раз? — его голубые глаза с насмешкой прожигали дыру в Эштоне. То состояние веселья, вызванное алкоголем, моментально куда-то испарилось. Приглушенная музыка слышалась из-за закрытой стеклянной двери, а в воздухе стоял аромат спирта, карамели и дождя. — Я приехал в этот притон ради тебя… — нетерпеливо начал Ирвин, но тут же был прерван. — Ха, притон! Это ты ещё не был в притонах, — Хеммингс подмигнул ему и вдруг начал расстёгивать рубашку до конца, распахивая ее в стороны, как бы проветривая тело. Эштон нервно сглотнул, наблюдая за этими жестами и торсом парня, а Люк заметил и ухмыльнулся. — Что-то не так? Здесь ужасно душно. — Ладно, неважно, — Ирвин наконец взял себя в руки и стукнул ладонью по керамической раковине. — Суть в том, что я приехал ради тебя на вечеринку, которые ненавижу, не выпил ни глотка спиртного, чтобы ты добрался до дома целым и невредимым, и чем ты платишь за это? Просто исчезаешь с моих глаз, пытаешься избежать контакта? — Эштон был горд собой, произнося эти слова. Он понимал, что абсолютно прав, и видел, как понуро опускается голова Хеммингса. — Я специально не хотел искать тебя, — блондин вдруг пожал плечами. Теперь, с этим грустным выражением на лице, он сам будто уменьшился в размерах и уже не выглядел так самоуверенно. — Потому что, лишь завидев меня, люди были любезными ровно одну минуту, а потом им всем был интересен только ты. ?А где ваш барабанщик??, ?Не познакомишь меня с Ирвином??, — он закатил глаза и нервно хрустнул костяшками пальцев. В его душе бушевал ураган эмоций, и алкоголь способствовал их выражению. Ему всегда было обидно, что он не может получать так же много внимания, как во всем безупречный Эштон, и ещё меньше он хотел, чтобы его собственные друзья знакомились с Ирвином и отнимали у него...друга. — Все знают меня, как гитариста нашей группы. А кто такой гитарист? Черт, да гитара это самый лёгкий и скучный инструмент! — его глаза вдруг тоскливо заблестели. Сердце Эштона болезненно сжалось от таких слов. — Люк, не говори так. Во-первых, ты ещё и поешь, большинство вокальных партий принадлежат тебе, потому что у тебя замечательный голос, — он быстро покачал головой, пытаясь успокоить друга. — А во вторых, для гитары тоже нужен талант. То, как играешь ты — это искусство! — Ты правда так думаешь? — на лице Люка появилась смущенная улыбка. — Спасибо. — Да, — Эштон вновь погрустнел, сжимая челюсти. Сколько комплиментов за всю жизнь он сделал этому блондину — и ни один из них не был замечен, по крайней мере, в нужном русле.— Ладно, тогда я пошёл, было очень приятно побеседовать, — нервно усмехнувшись, Люк встал на ноги и направился к двери. Эштон тут же схватил его за предплечье, получая недоуменный взгляд в ответ.— Не уходи. Я больше не могу находиться здесь в одиночестве, я ведь даже не знаю тут никого, кроме тебя, — ненавидя себя за свою ничтожность, Эштон почти умолял. Хеммингс вскинул брови, и его лицо подернулось дымкой жалости. — Тем более, я ведь снова потеряю тебя, а трубку ты никогда не берёшь… — Люк нахмурился, изучая лицо друга. Ему захотелось поцеловать Ирвина прямо сейчас, показать, насколько он ему важен, что он не собирается оставлять его здесь, но ему было настолько страшно разрушить дружбу и потерять хоть и моментами занудного и раздражающего, но очень преданного и отзывчивого друга, что он лишь облизал губы, нервно сглотнул и отвел взгляд.— Тогда пойдем со мной. Я просто хочу пить, я не планировал снова убегать от тебя, — и снова эта напускная самодовольная улыбка, которую Люк выдавливал из себя. Эштон согласно кивнул, отпустил его руку — потеряв тепло, Хеммингс недовольно прищурился, — и пошел за ним, пробираясь сквозь танцующих и целующихся людей.Они вдвоем дошли до кухни, и Эштон остановился, опираясь о столешницу, пока Люк молча наливал минералку в стеклянный бокал. Сделав один глоток, он поморщился, вылил содержимое в раковину и, под укоризненным взглядом Ирвина, заменил его на текилу. — Ты серьезно не напился? Куда столько алкоголя? — Эштон не занудствовал, просто волновался, как он будет будить Люка завтра утром, потому что к одиннадцати они договаривались быть в студии.— Господи, какой же ты скучный, — Люк закатил глаза. Выпивка помогала ему отвлечься от мыслей об Эштоне, о несправедливости этой жизни, но главное было не перейти порог, после которого он начинал загоняться и думать, что никогда не узнает настоящей любви, потому что всю жизнь будет безответно влюблён в лучшего друга. Сейчас он был ровно на грани, и новая порция алкоголя была явно лишней, но Хеммингс уже плевать на это хотел. Он стоял, рассматривая бутылки с различными напитками на столе, его расстегнутая рубашка и блестящий торс притягивали взгляд Эштона. Ирвин жадным взглядом смотрел на парня, пользуясь его отвлечением, пожирал глазами туфли, лакированная кожа штанов ослепляла его под огнями люстр, но он продолжал смотреть, думая о том, как здорово было бы снять с парня эти штаны. — Это всё потому, что ты не пьяный. Ну давай, хотя бы глоточек? — Люк снова подошёл ближе, сжимая в руках одну из темных бутылок, и Эштону пришлось прекратить свое изнасилование взглядом.— Нет, я не доверяю никому в этом месте настолько, чтобы добираться с ними домой, — он быстро помотал головой. Люк умоляюще смотрел на него своими большими глазами, похожими на два океана. Смотрел так долго, что Эштон почти успел утонуть в них, но вовремя вынырнул на поверхность.— Такси придумали для идиотов, да?— Оставить свою машину здесь, в этом притоне? — возмутился Эш. — Нет уж, увольте.— В следующие выходные везу тебя в притон. Хоть узнаешь, что это такое. — Люк снова закатил глаза. — Ну пожалуйста, Эш, нас не остановят из-за одного глотка, — он быстро покачал головой, подходя вплотную к другу. Тот уже едва мог дышать, поднимая голову чуть выше, чтобы не прерывать зрительный контакт.— Я не хочу лишиться прав, — отрезал он. Люк прикусил губу, не отводя взгляд, и Эштон почувствовал, что его щеки буквально горят.В голове Хеммингса возникла глупая идея. Самая идиотская, и он знал, что пожалеет, если воплотит её в жизнь, но все-таки решился. Сделав глоток ликера из бутылки в руке, он прополоскал им рот и выплюнул в раковину.— Liquor, liquor lips, — тихо напел он себе под нос, чтобы унять дрожь во всём теле, а потом повторил действие под недоумевающий взгляд Эштона, пытаясь набраться-таки смелости. Когда Ирвин уже открыл рот, намереваясь задать вопрос, Люк накрыл его губы своими.Почувствовав горько-сладкий привкус ликера и мягкость губ парня, Эштон думал, что он сойдет с ума в эту же секунду. Все звуки снаружи вместе с музыкой резко приглушились, пока он отвечал на поцелуй, растягивая его, наслаждаясь осторожностью движений и вкусом губ парня. Люк внезапно отстранился, встревоженно глядя другу в глаза. Это была не та тревога, говорящая о том, что он сам против, а другая — вопрошающая, хорошо ли к этому относится Эштон.Желудок Хеммингса взрывался бабочками. Он пытался совладать с этим, но руки нещадно дрожали, а кровь пульсировала в висках, пока блондин не отрываясь смотрел на красные губы Эштона. — А теперь ты как будто пьяный, — выдавил Люк из себя хриплым голосом, удивляясь, откуда взялись силы. — Из-за моих ликеровых губ… — он не успел договорить: Эштон, недолго думая, опустил ладонь на скулу парня и поцеловал его вновь.Люк отвечал быстро, буквально молниеносно. Зарываясь пальцами в кудрявые волосы парня, он наслаждался этими секундами, как в последний раз. Эштон поменял их местами и сделал несколько шагов вперед, спиной вжимая Хеммингса в столешницу. Ураган из эмоций бушевал в его груди, и он не мог выплеснуть их все через поцелуй, он сгорал от них изнутри и боялся превратиться в пепел, а потом не выйти из него фениксом.Осторожно отстранившись, Эштон медленно открыл глаза. Оба парня тяжело дышали. Люк опустил взгляд на свои трясущиеся руки и нервно ухмыльнулся, а Ирвин тут же сжал их в своих ладонях, пытаясь успокоить.— Значит, это взаимно? — голос Хеммингса звучал так хрипло и глубоко, что Эштон едва сдержал стон.— Смотря о чем ты говоришь, — тот пожал плечами, но чего ему только стоило это напускное безразличие. — Эштон, — Люк умоляюще прошептал. — Пожалуйста, просто скажи, что ты ответил на поцелуй не потому что тебе меня жаль, не потому что хочешь развлечься, а потому что… чувствуешь то же, что и я. — его голос сорвался под конец фразы. Сердце Ирвина пропустило несколько ударов, и он сжал ладони Хеммингса в своих сильнее, заставляя того поднять взволнованный взгляд. Сам Люк в этот момент чувствовал себя так, словно вот-вот отключится. Музыка, до этого остававшаяся приглушенной, теперь давила на барабанные перепонки, в глазах рябило из-за тусклого освещения и красивого Эштона прямо перед глазами, а внутренности скручивались в узел от волнения. — Никогда не думал, что будет возможность признаться, — Ирвин вдруг усмехнулся, поправляя непослушные волосы ладонью. — Да, Люк, теперь я действительно будто пьяный. Из-за тебя, — сдвинув брови и не дав блондину опомниться, он вновь накрыл его губы жадным поцелуем. Его тёплые ладони исследовали торс Хеммингса, пока тот сдерживал стоны, потому что губы Эштона уже перешли на шею и оставляли там неяркие алые следы. — Поехали домой, пожалуйста? — Люк хрипло пробормотал, опуская ладони на плечи парня. Тот быстро кивнул. — Ко мне? — он пытался перевести дыхание. — Куда хочешь, лишь бы с тобой, — после этих слов Эштон притянул блондина в свои объятия и начал мягко перебирать волосы пальцами. Тот тихо всхлипнул от радости, а потом, мягко отстранившись, взял его за руку, переплетая их пальцы, и потянул за собой к выходу. Несмотря на всю новизну и необычность ситуации, парням казалось, что всё идёт так, как и должно было, как было предначертано с самого начала. Одна из ладоней Эштона на руле слегка подрагивала, вторая — с той же легкой дрожью покоилась на бедре Хеммингса. Сам Люк снова не мог перестать улыбаться, сильнейшее удивление хоть и немного отрезвило его, но содержание алкоголя в крови все ещё было гигантским, и у него кружилась голова и было непреодолимое желание смеяться. Едва они успели зайти в дом и снять ботинки, как Эштон снова прижал Люка к стене и, не давая сказать и слова, заткнул поцелуем. Всё было по-прежнему так, как надо и через несколько часов, когда парни сидели вместе на застеклённой веранде в доме Эштона и встречали рассвет. Небо было окрашено в нежно-розовый, переходящий в алый на горизонте и в темно-синий — вверху. Эштон сжимал руку Люка в своей, большим пальцем поглаживая по тыльной стороне его ладони. Они сидели на диване, укрываясь одним большим пледом, и эти мягкие прикосновения и тихий шёпот каких-то бессмысленных вещей на ухо убаюкивал Хеммингса. Он безумно хотел спать, но боялся, что, когда он проснётся, все случившееся окажется просто замечательным сном. Ирвин же не хотел спать от слова совсем. Его разум вибрировал, взрывался искрами от осознания. Он был счастлив — впервые за долгое время ему не хотелось ждать завтрашнего дня в надежде на что-то лучшее. Эштон просто был здесь, сейчас, переплетая свои пальцы с пальцами Люка, держа его в своих объятиях, и ему не нужно было что-то ещё. Этого всего было не только достаточно: он с самого начала знал, что всё идёт именно так, как и должно идти. Он оставил лёгкий поцелуй на виске Люка, и тот наконец провалился в сон, окончательно поверив в происходящее.